Лунный бассейн [Лунная заводь], стр. 7
– И все-таки… это устройство открывает дверь, – уверенно сказал Стентон.
– Откуда вы знаете? – спросил я.
– Не знаю… – с сомнением ответил он. – Что-то говорит мне, что это так, – продолжал он полусерьезно, полунасмешливо, – моя научная половина борется с моей человеческой половиной. Научная половина велит искать способ открыть эту дверь. А человеческая столь же настоятельно велит ничего подобного не делать и как можно скорее убраться отсюда, пока еще можно!
И он рассмеялся немного смущенно.
– Что же будет? – спросил он, и мне показалось, что его человеческая половина побеждает.
– Вероятно, все останется как есть, если только мы не разнесем плиту на куски, – ответил я.
– Я думал об этом, – сказал он, – и я бы… не осмелился, – добавил он достаточно угрюмо. И я тоже испытал описанное им чувство. Как будто что-то исходящее из скалы ударило меня по сердцу, как рука ударяет нечестивые уста. Мы отвернулись от скалы и увидели проходящую через пролом на террасе Тору.
– Мисс Эдит просит вас быстрее… – начала она и замолчала. Я увидел, как ее взгляд миновал меня, глаза ее широко раскрылись. Она смотрела на серую скалу. Тело ее неожиданно напряглось, она сделала несколько шагов… и устремилась прямо к скале. Мы видели, как она бросилась на нее, услышали крик, как будто из нее извлекли душу, видели, как она падает у основания скалы. И когда мы уносили ее, я заметил, как с ее лица сходит то выражение, которое появилось впервые при звуках хрустальной музыки Нан-Танаха, – нечеловеческое смешение противоположностей!
5. АВ-О-ЛО-А
Мы отнесли Тору вниз, к ожидавшей Эдит. Рассказали Эдит о случившемся и о том, что мы обнаружили. Она серьезно слушала, а когда мы кончили, Тора вздохнула и открыла глаза.
– Я хочу осмотреть этот камень, – сказала Эдит. – Чарлз, вы оставайтесь с Торой. – Мы молча прошли во внутренний двор и остановились перед скалой. Эдит коснулась ее, отдернула руку, как и я; решительно снова протянула ее и удержала. Казалось, она к чему-то прислушивается. Наконец она повернулась ко мне.
– Дэвид, – сказала моя жена, и печаль в ее голосе поразила меня, – ты ведь будешь очень-очень разочарован, если мы уедем отсюда, не пытаясь больше ничего узнать?
Гудвин, я ничего в жизни больше не хотел, как узнать, что скрывается за серой скалой. Вы поймете – все усиливающееся любопытство, вызванное всем происходящим; уверенность в том, что передо мной место, хотя и известное туземцам – я все еще придерживался своей теории, – но совершенно неизвестное людям моей расы; что здесь, на расстоянии вытянутой руки, лежит ответ на колоссальную загадку этих островов и утраченная глава в истории человечества. Здесь, передо мной – и меня просят отвернуться, оставить ответ непрочитанным!
Тем не менее, я постарался справиться со своим желанием и ответил:
– Эдит, я подчиняюсь, если ты хочешь, чтобы мы ушли.
Она видела смятение в моих глазах. Вопросительно посмотрела на меня и снова повернулась к серой скале. Я видел, как она задрожала. И почувствовал угрызения совести и жалость!
– Эдит, – воскликнул я, – мы уйдем!
Она прямо взглянула на меня.
– «Наука – ревнивая любовница», – процитировала она. – В конце концов, это все, возможно, мои выдумки. Ты не можешь так просто уйти. Нет! Но, Дэвид, я тоже останусь!
– Нет! – воскликнула я. – Ты отправишься в лагерь с Торой. Со мной и Стентоном будет все в порядке.
– Я останусь, – повторила она. И решение ее было неизменно. Когда мы приближались к остальным, она взяла меня за руку.
– Дэйв, – сказала она, – если произойдет что-нибудь… ну… необъяснимое… что-нибудь кажущееся… опасным, ты обещаешь вернуться на наш остров завтра, или как только мы сможем подождать там возвращения туземцев?
Я с готовностью пообещал – желание остаться и увидеть, что происходит ночью, жгло меня, как огнем.
Почему, Гудвин, я не стал ждать; почему не собрал всех в тот момент и не отплыл от острова через мангровые заросли к Ушен-Тау?
Тору мы застали на ногах, она была необыкновенно спокойна. Она утверждала, что ничего не помнит из происшедшего после ее появления рядом с нами перед серой скалой, как ничего не помнила после своего припадка на Ушен-Тау. Во время наших расспросов она стала такой же замкнутой, какой была до этого. Но, к моему изумлению, когда она узнала о наших приготовлениях к ночи, ее охватило какое-то лихорадочное возбуждение и нетерпеливое ожидание.
Мы выбрали место в пятистах футах от лестницы, ведущей во внешний двор.
Перед наступлением сумерек мы подготовились к ожиданию того, что может случиться. Я располагался ближе всех к гигантским ступеням, за мной Эдит, далее Тора и наконец Стентон. У каждого из нас был автоматический пистолет и у всех, кроме Торы, еще ружья.
Наступила ночь. Через некоторое время небо на востоке посветлело, и мы знали, что восходит луна; становилось все светлее. На море взглянул сияющий шар и вдруг стал виден весь. Эдит схватила меня за руку; как будто появление луны послужило сигналом, мы услышали низкое пение. Оно доносилось из глубочайшей бездны.
Луна лила на нас свои лучи, и я увидел, как вздрогнул Стентон. И тут же услышал поразивший его звук. Он доносился из внутреннего двора. Похожий на долгий, мягкий вздох. Звук не человеческий, а какой-то механический. Я взглянул на Эдит, затем на Тору. Моя жена напряженно вслушивалась. Тора сидела, как сидела с того момента, как мы расположились, – локти на коленях, лицо закрыто руками.
И вдруг от струившегося на нас лунного света на меня напала страшная сонливость.
Казалось, с лунных лучей капает сон и падает мне на глаза, закрывая, неумолимо закрывая их. Я чувствовал, как расслабилась в моей руке рука Эдит, видел, как она опустила голову. Я видел, как голова Стентона упала ему на грудь и как его тело пьяно покачнулось. Я пытался встать, пытался бороться с непреодолимым желанием уснуть.
И в этой борьбе увидел, как Тора подняла голову, будто прислушиваясь к чему-то; увидел, как она встала и повернулась лицом к лестнице. Тора смотрела туда, и своими затуманенными глазами я увидел какое-то глубокое, сильное сияние. Тора взглянула на нас. На ее лице было бесконечное отчаяние – и ожидание. Я попытался встать – но сон с новой силой навалился на меня. Смутно, засыпая, я услышал хрустальный звон; с невероятными усилиями еще раз приподнял веки, увидел Тору, купающуюся в свете, стоящую наверху лестницы, – и сон победил меня, унес в самое сердце забвения!
Когда я проснулся, начинался рассвет. На меня сразу хлынули воспоминания, и я в страхе протянул руку к Эдит, коснулся ее и почувствовал, как в приливе благодарности учащенно забилось сердце. Она зашевелилась, села и протерла заспанные глаза. Я посмотрел на Стентона. Он лежал на боку, спиной к нам, закрыв голову руками.
Эдит со смехом взглянула на меня.
– Боже! Что за сон! – сказала она. И тут же вспомнила. Лицо ее побледнело. – Что случилось? – прошептала она. – Что заставило нас так уснуть? – Она посмотрела на Стентона, вскочила, подбежала к нему, затрясла. Он повернулся с могучим зевком, и я видел, как на ее лице отразилось облегчение, которое испытал и я сам.
Стентон осторожно встал. Взглянул на нас.
– В чем дело? – воскликнул он. – Вы как будто увидели привидение!
Эдит схватила меня за руку.
– Где Тора? – воскликнула она. Прежде чем я смог ответить, она с криком выбежала на открытое пространство – Тора! Тора!
Стентон смотрел на меня.
– Взята! – все, что я мог сказать. Вдвоем мы подошли к моей жене, которая теперь стояла возле больших каменных ступеней, с испугом глядя на вход на террасу. Вместе мы поднялись по ступеням во внутренний двор и направились к серой скале.
Серая скала, как и накануне, была закрыта, не было никаких следов того, что ее открывали. Никаких следов! Как раз когда я думал об этом, Эдит опустилась на колени перед ней и протянула руку к чему-то у ее основания. Это был клочок черного шелка. Я узнал его – обрывок платка, который Тора всегда носила на голове. Эдит взяла клочок, заколебалась. Я увидел, что клочок отрезан от платка будто острым ножом, увидел, что несколько нитей от него тянутся к основанию серой плиты, и уходят под него. Серая скала – действительно дверь! И она открылась, и Тора прошла в нее!