Время перемен, стр. 63

– Я буду отвечать на вопросы только в присутствии русского консула,– монотонно повторял Сучков.

Американские копы скучно и примитивно пытались повесить на него целый букет статей: нападение на полицейского, отъятие у оного оружия, предумышленное (первой степени, как тут принято выражаться) убийство некоего Хамаса Брика, ушедшего в лучший мир от кровоизлияния в мозг, вызванного ударом пластиковой пули, выпущенной из оружия, отъятого… Короче, пытались отмазать своего толстозадого коллегу.

С момента задержания русских прошло полтора часа. Никаких «официальных лиц с извинениями» не наблюдалось. Теперь оставалось ждать обещанную Артёмом через пять-шесть часов «группу санирования и зачистки». Но эти пять-шесть часов следовало еще пережить.

– Я хочу видеть русского консула,– устало проговорил Сучков нависшему над ним чернокожему.

– Я тебе, белая сука, сейчас сделаю такого консула…– посулил черный коп, раскачивая перед носом у Ивана кулачищем.

Другой полицейский, еще чернее, давил лапами плечи Сучкова и дышал ему в затылок смесью ментола и чеснока.

Сучков мог бы уложить обоих за три секунды. Заднему – головой в рожу, переднему – ногой по органам размножения. Но что дальше? Руки скованы за спиной, за стеклянной дверью – целая прорва копов… Что характерно – ни одного европеоида. Пристрелят раньше, чем Сучков откроет дверь.

– Лучше бы тебе, русский, признаться,– просипел в ухо второй полицейский.– Твой дружок поумнее. Ты видел: он всё подписал и теперь отдыхает в уютной камере. Поверь, русский, так будет лучше. Подпишешь признание – и мы сразу позвоним твоему консулу.

Не врал коп. Грива действительно всё подписал. Признался в убийстве трех человек и нанесении телесных повреждений еще двадцати двум. Признался, что сам напал на толпу «в состоянии умопомрачения»…

Зачем Артём это сделал, Сучков не знал. Наверное, у него были причины. Сучков ничего подписывать не собирался. Возможно, это было неправильно. Возможно, ему следовало поступить так же, как поступил Грива, в надежде, что свои потом сумеют как-то его вытащить. Но еще он знал, что, подписав признание, он многажды усложнит работу русским дипломатам…

– …Давай, заходи, русский,– полицейский втолкнул Гриву в камеру.– Тебе здесь понравится, русский! – Полицейский захохотал.

– Наручники сними! – потребовал Грива.

– Обойдешься! Трахать тебя в задницу они не помешают. Ха-ха!

Решетчатая дверь с лязгом захлопнулась.

Грива оказался в узкой клетке длиной метра четыре и шириной – около двух.

На нижних нарах сидели трое черных. На верхних, свесив ноги,– еще двое.

Похоже «специалисту по Африке» опять придется работать со знакомым контингентом.

Хотя нет. В отличие от Африки, где к белому человеку относятся с пиететом, в Североамериканских Штатах белое меньшинство всё еще не расплатилось за то, что в далеком прошлом предков нынешних афроамериканцев увезли от родных бананов и баобабов.

Сидевший на верхних нарах соскочил на пол. Здоровенный, накачанный, ухмыляющийся.

Гриве эта ухмылка не понравилась. Он отступил к двери, быстро оглянулся. В коридорчике за решеткой стояли двое копов. Тоже черных и тоже ухмыляющихся.

На мгновение абсолютная уверенность сотрудника «Алладина» покинула Гриву, и он превратился в безоружного, скованного человека, оказавшегося в окружении многочисленных и опасных зверей.

– А ты милашка, беляш! – сидевший внизу бритый наголо негр попытался ухватить Гриву за ногу. Артём отпрянул. Обитатели камеры загоготали.

– Стесняется! – объявил бритый.– Слышь, Джим, я буду вторым после тебя, ладно? Люблю скромниц!

– Договорились, брат! – ответил здоровенный.– Иди сюда, медовый! Никогда еще не трахал русских!

– А ты вообще кого-нибудь трахал, кроме своего кулака? – осведомился Грива.

Кто-то захихикал.

– Ты совершил большую ошибку, русский, открыв свой ротик,– процедил громила.

– Да ну? – усмехнулся Артём.– Ты такой большой, а дружок у тебя – меньше мизинца. Может, ты – трансвестит?

– Сейчас ты увидишь, какой у меня дружок! – посулил громила, расстегивая ремень…

– Осторожней, Джим! – воскликнул один из копов.– Он снимает наручники!

– Осторожность,– сказал Артём,– это такое качество, которое никогда не лишне…

Его правая рука вылетела из-за спины, и стальной браслет ударил в переносицу бритого на нарах. Тот свалился на пол – под ноги рванувшемуся вперед громиле Джиму. Громила споткнулся, пролетел мимо посторонившегося Гривы и проверил головой прочность железных прутьев. Грива добавил каблуком по мускулистому загривку, не дожидаясь нового нападения, приложил еще двоим, увернулся от прыгнувшего сверху и воткнул ему локоть в солнечное сплетение. Полицейские по ту сторону решетки раззявили рты. Они ожидали совсем другого шоу.

– Не бей, не надо, пожалуйста! – завизжал, втискиваясь в угол, последний не окученный обитатель камеры.

Бум! Пластиковая пуля угодила ему в лоб, приложив затылком о стену камеры. Грива успел распластаться вдоль стены. Потом подхватил одного из вырубленных негров, прикрылся им. Ошалевший коп палил, не разбирая и особенно не целясь. Пластиковые пули рикошетили от стен, что было особенно неприятно. Одна чиркнула по ноге, вторая чувствительно шлепнула в бок. Второй коп орал в коммуникатор, вызывая подмогу…

«Ну всё! – решил Артём.– Вы меня достали!»

Время щадящего противодействия кончилось. Пришло время…

Двери в коридор распахнулись… И тонкий белый луч отсек правую руку стрелявшего полицейского. Тот еще секунду не понимал, что произошло. Мозг продолжал отдавать приказ пальцу: давить на спуск.

Второй сообразил быстрее. Бросил рацию и поднял руки.

Грива выпустил избитого негра.

И на всякий случай тоже решил не двигаться и держать руки на виду. Что происходит?

Однако уже через три секунды он понял, что происходит. Когда увидел знакомую броню и услышал еще более знакомое:

«ВСЕМ ЛЕЧЬ НА ПОЛ! РУКИ НА ЗАТЫЛОК! СТРЕЛЯЕМ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ…»