Рождение Руси, стр. 72

От времени Ростислава до нас дошел интереснейший документ, подробно вводящий нас в княжеское феодальное хозяйство. Это грамота Ростислава Мсти-славича епископу Мануилу, данная по случаю учреждения в Смоленске епархии около 1137 года. Здесь перечислены статьи княжеского дохода с разных городов Смоленского княжества, десятая часть которого (десятина) передавалась церкви. В 36 пунктах собралось различных поборов на 4 тысячи гривен; здесь были и виры, и продажи, и полюдье, торговые пошлины, мыт (таможенные сборы), гостевые и др. Епископ получал, кроме того, земельные владения с феодально зависимым населением (изгои, бортники и др.) и доходы с церковных судов по особым видам преступлений.

В то время во всех выкристаллизовывавшихся княжествах учреждались самостоятельные епархии и оформлялись имущественные права епископов. Происходило это по инициативе князей, закрепившихся в определенных землях и хотевших усилить свои позиции поддержкой церкви.

Рост церковных богатств и имений в 1130-е годы вызвал резкую критику. Климент Смолятич, известный писатель середины XII века, ставший по воле киевского князя митрополитом, писал, что он, Климент, не относится к тем, "ижи прилагают дом к дому и села к селам, изгои же и сябры и борти и пожни, ляди же и старины". Возможно, что Климент, отвечая смоленскому священнику, имел в виду прежде всего смоленского епископа, своего политического врага, Мануила. Самому Клименту было предъявлено любопытное обвинение в том, что он, христианин, слишком увлекается такими языческими "философами", как Гомер, Аристотель и Платон.

В княжение Давыда Ростиславича (1180-1197), уже известного нам по своим бесславным делам на юге, происходили конфликты между князем и горожанами Смоленска. У князя Давыда еще в молодости было много неприятностей с новгородцами, которые не один раз "показывали путь" ему. В 1186 году, вскоре после возвращения из-под Треполя, "въстань бысть Смоленске промежи князем Давыдом и Смолняны. И много голов паде луцьших муж". В чем состояли противоречия между князем и боярством, летопись не сообщает.

Смоленское княжество не было исключением – борьба боярства с князьями в очень резкой форме шла и в других землях.

К началу XIII века относится интереснейшее событие в Смоленске, приоткрывающее частично завесу над внутренней социально-идеологической жизнью русских средневековых городов: игумены и попы устроили всенародный суд над неким попом Авраамием. Одни хотели его заточить, другие – "к стене ту пригвоздить и зажещи", а третьи – утопить. Игумены и попы, "яко волы рыкающие", хотели, "аще бо мощно, жива его пожрети".

Чем же так разъярил Авраамий смоленских церковников? Оказывается, находясь в одном из окраинных монастырей Смоленска, Авраамий читал населению книги и "протолковывал" их всем – "малым и великим, рабам же и свободным и рукодельным". В Смоленске везде говорили, что "он уже весь град к собе обратил есть". Его обвиняли в чтении "глубинных книг", из которых одна упомянута в его житии. Это так называемая "Златая цепь", сборник изречений и слов, направленных иногда против "плохих пастухов" – попов и монахов. В таких сборниках появлялись антиклерикальные идеи, близкие учению западноевропейских вальденсов, преследовавшихся католической церковью. В сходных условиях на Руси возникли сходные идеи.

Открытая проповедь таких опасных для церкви идей, проповедь, обращенная к рабам и рукодельным, вызвала ненависть духовенства. Князь спас Авраамия от казни, но еретику-проповеднику церковь придавала такое значение, что по всем дорогам, ведущим в Смоленск, были поставлены воины (очевидно, владычные, епископские), преграждавшие путь сторонникам Авраамия; они действовали так решительно, что некоторые люди, шедшие к Авраамию, "разграблены быша".

Смоленское княжество, укрытое внутри русских земель от всех внешних врагов, долго, до начала XV века, сохраняло самостоятельность. Батый во время похода 1237-1238 годов направился было к Смоленску, но затем обошел его стороной. Очевидно, богатый торговый город, украшенный десятками великолепных зданий и обнесенный крепкими стенами, представлял непреодолимую преграду для войска, измотанного сопротивлением русских городов, и кровожадный завоеватель не посмел показаться под его стенами.

Новгород Великий

История Новгорода – это, во-первых, история одного из крупнейших городов средневековой Европы, а во-вторых, история необозримой страны, раскинувшейся от Балтики до Ледовитого океана и Урала. Когда впоследствии, при Иване III, Новгородская земля влилась в состав Московского централизованного государства, то сразу удвоила его размеры.

Истоки новгородской истории уводят нас в отдаленное время славянской колонизации севера, когда славяне-земледельцы медленно осваивали всю зону лиственных лесов Восточной Европы.

В своем расселении славяне долго не выходили за пределы этой пригодной для земледелия обширной области, доходившей до озер Чудского и Ильменя и до костромского Поволжья. Далее на север лежала зона безбрежной хвойной тайги, редко заселенной местным неславянским населением, жившим здесь со времен неолита и занимавшимся преимущественно охотой и рыболовством. Родовые поселки славян не заходили в эту суровую зону.

Вот именно здесь, на пограничье двух ландшафтных областей, где на протяжении сотен километров пришли в соприкосновение славянские и угро-финские племена, предки эстонцев, карелов, вепсов, коми, удмуртов, и возникла цепь древних городков, окаймлявших самые северные земли, до которых добрались в эпоху родо-племенного строя славяне. Таковы Псков и Изборск близ Чудского озера, Новгород на Ильмене, Белоозеро, Ростов. Одни возникли еще в догосударственную пору и были центрами тех или иных племенных союзов, другие же были поставлены как "новые города", как северные фактории Киевской Руси.

Вероятно, к их числу и относился Новгород, возникший в IX веке. Сложение государственности на юге изменило судьбу этих порубежных городов. Русские дружинники перешагнули в IX-X веках границу двух ландшафтных зон, удерживавшую пахарей, и углубились в тайгу, открывая неведомые земли, встречаясь с различными народами и привозя в Киев вещи, изготовленные кузнецами Урала.

В поисках дани драгоценной пушниной русские доходили до Северной Двины, Белого моря, Мезени, Печоры и до самого Ледовитого океана. Меха редкостных зверей, охотничьи соколы, моржовая кость ("дорог рыбий зуб") – вот что привлекало русских землепроходцев в тайгу и заполярную тундру, где "путь был зол", где они "идоша непроходными месты, яко не ви-деша ни дний, ни нощи, но всегда – тьма".

В летописи помещен большой список различных племен и народов, издавна плативших дань Руси; добрая половина их была связана с Новгородом или входила впоследствии в состав его владений:

Софийский собор в Новгороде. 1045-1050 гг.

Чудь, Норома, Ямь, Чудь Заволочская, Пермь, Печора, Югра. Отношения с этими племенами были, как и при колонизации Ростово-Суздальской земли, сравнительно мирными. Конфликты, которые изредка возникали между новгородцами и местным населением, носили частный характер и никогда не кончались жестокими массовыми расправами и истреблением народа, как это бывало в эпоху раннего и позднего средневековья в других странах (от Европы до Америки включительно). Местная знать вливалась в русское боярство (например, Чудин и его брат Тукы).

О далеких северных связях Новгорода очень интересно рассказал летописцу боярин Гюрята Рогович в конце XI века: "Я послал своего отрока (дружинника. – Б. Р.) в Печору – это люди, дающие дань Новгороду, – и оттуда он поехал в Югру, соседящую на севере с Самоедами. Югорцы рассказали моему отроку о том, что три года тому назад они обнаружили чудо на берегу океана: там, где огромные горы, возвышающиеся до небес, подходят к заливу океана ("в луку моря"), был услышан говор и крик многих людей… Язык их был нам неизвестен, но они, указывая на наше железное оружие, жестами просили отдать его им. И если кто-нибудь давал им нож или топор, то они взамен давали ему меха. Путь к этим горам лежит через непроходимые пропасти, через снега и леса; поэтому мы не всегда доходили туда; кроме того, мы знаем, что есть люди и еще далее на север…"