Варяг, стр. 31

Счастливый, опьяненный греческим вином, а пуще того – воспоминаниями, засыпал он на узком и жестком ложе в монастыре святого Вонифатия, куда определен был императорским человеком на ночлег. Только ночью проснулся, обливаясь холодным потом – привиделся ему странный и страшный сон. Будто стоит он в христианском храме и держит Лауру за руку. И хочет по христианскому обряду надеть ей на тонкий палец перстень-оберег, но в нем разгорается вдруг жаркое пламя, и скрывает Лауру от глаз. А когда пламя гаснет, на ее месте оказывается чужая, незнакомая женщина, и она смеется звонко, потешаясь над его горем.

А в императорском дворце, в опочивальне царевны Анны не спали до зари. Ничком на ложе рыдала царевна, а над ней стояли угрюмые Константин и Василий. Вздрагивали у дверей вооруженные стражи – так громко стонала и жаловалась Анна.

– Варварская земля, идолопоклонники, и я стану женой их дикого и свирепого князя? Господи, да лучше бы мне умереть во младенчестве!

– Сестра... – в тысячный раз попытался высказаться Константин.

– Я не хочу ничего слышать! Я знаю одно – как поганые язычники приносят человеческие жертвы, так и вы хотите принести в жертву меня во имя дружбы и мира между Русью и Византией! Но я не хочу этого, и не поеду. Не поеду, слышите? Вы не можете отправить меня туда силой!

– Можем, – это было первое за вечер слово, оброненное Василием. – Но хотим уговорить тебя добром, сестра. Ты будешь нам благодарна. Русь – великая и богатая страна. Да что и говорить – сейчас, когда Владимир взял Корсунь, мы можем почитать Русь богаче Византии. И ты станешь ее княгиней!

– Не на княжение я иду, – тихо, с ненавистью отвечала Анна, подняв голову и взглянув на брата сверкающими от слез глазами. – В плен жестокий меня отправляют бессердечные братья.

Василий взглядом отозвал в сторону Константина.

– Прикажи послать за патриархом.

– Но...

– Быть может, он сможет уговорить сестру. Утром нужно дать ответ этому настырному послу. Если Анна откажется идти за князя Владимира, это принесет гибель Византии. Она женщина, ей непонятны такие мысли. Но патриарх мудр, он может найти дорогу к любой душе.

Константин кивнул согласно и послал за патриархом. Несмотря на поздний час, тот прибыл тотчас, словно ждал зова. А быть может, так оно и было – ничего нельзя утаить во дворце, наверняка патриарх уже знал о приезде посла от русского князя и об условиях мира.

Склонив главу, потупив очи, вошел он в опочивальню и остановился перед ложем Анны.

– Благослови, святейший патриарх, – прошептал Константин. – Нам нужен твой совет и твоя помощь.

Легким движением благословил патриарх Феофан Константина и Василия.

– А теперь мне хотелось бы поговорить с царевной Анной.

Вижу я, что помощь моя и совет нужны именно ей.

Константин и Василий вышли, оставив Анну и патриарха с глазу на глаз.

Едва затеплилась заря, Анна в сопровождении патриарха вышла из опочивальни. Глаза ее были влажны от слез, но на губах играла нежная, кроткая улыбка. О чем говорили в эту ночь седовласый, многомудрый патриарх и эта женщина – слабая и некрасивая, но сильная душой? Никто никогда не узнал об этом, но Анна согласилась ехать в Корсунь и стать супругой русского князя. Прельстил ли патриарх ее самоотверженную душу счастьем принести язычникам свет истинной веры? Или утешил тем, что действует она на благо своей родины? Никто никогда не узнал об этом...

ГЛАВА 20

Подгоняемые свежим ветром Русского моря, подходили к Корсуни греческие лодьи, и на первой находилась Анна с гражданскими сановниками и духовными лицами. Но тихо было на пристани – никто не встречал караван, и Эрик немало поразился этому обстоятельству. Но Анну, кажется, ничто уж не могло поразить или напугать. За время пути она свыклась со своей участью, или новые впечатления заставили ее смягчиться душой – во всяком случае она спокойно, с интересом осматривалась по сторонам, не выражая ни печали, ни удивления. Именно она завидела всадника, который во весь опор мчался к пристани. Он поспел как раз к тому моменту, когда первая лодия причалила и, не обращая внимания на прибывших, сразу обратился к Эрику.

– Воевода, недобрую весть принес я тебе. Князь Владимир занемог, и... – замялся посланец.

– Позови княжеских людей. Пусть проводят и разместят гостей как можно лучше. Я сам поеду к князю!

... Князь лежал в полутемной палате и, приближаясь к ложу, Эрик заметил какую-то странность в его облике. Только подойдя вплотную, понял – глаза князя были закрыты и залеплены какой-то омерзительной кроваво-гнойной коростой.

– Ты вернулся, воевода, – тихо сказал князь. Голос его был таким же сильным и властным, как раньше, и Эрик немного успокоился. – Что ты скажешь мне?

– Князь, царевна Анна со священниками прибыла вместе со мной. Она согласна стать твоей супругой после того, как ты окрестишься.

Грустная усмешка искривила губы князя.

– Я собираюсь умирать, а ты говоришь о крещении! Эта женщина, Эрик, эта женщина...

– Какая женщина? – спросил Эрик, опасаясь, что князь начинает бредить.

– Анастасия. Та, что послала нам стрелу. Она – само зло. Можешь ты это понять, воевода? Это она ослепила меня.

– Как! – Вырвался у Эрика крик.

– Да. Не доверяйся женщинам, воевода, никогда, никогда! Она в гордыне своей лелеяла надежду стать княгинею на Руси! Она хотела, чтоб я взял ее в жены! Подумай только! А когда поняла, что я жду свою невесту из Византии, рассвирепела, как голодная медведица. Она набросилась на меня, словно повредилась в рассудке. Как она билась и кричала! А через несколько дней взобралась на городскую стену и кинулась вниз. Мне принесли ее бездыханное тело и я, несчастный, еще горевал над ней. Я думал, она лишила себя жизни от любви ко мне. Но нет – она боялась возмездия. Перед тем, как совершить свой безумный шаг, она подсыпала в вино, предназначенное для утренней трапезы, какое-то тайное снадобье. Воевода Никифор погиб, но я остался жив благодаря стараниям моего лекаря. Но глаза, мои глаза...

Эрик молчал. Какие слова он мог сказать князю? Тот не нуждался в утешении, а обнадежить его воевода не мог. И долго бы он так стоял в остолбенении, если бы не раздались шаги в коридоре. Эрик даже вздрогнул, припомнив, как вот также стоял в княжеском покое, а по коридору бежала, торопилась преступная Анастасия.

Должно быть, князь тоже помнил об этом, потому что приподнялся вдруг на локте и обратил лицо к дверям. Неподдельный ужас отражался на этом лице, словно ожидал он, что на пороге сейчас встанет женщина, предавшая ради него свой город, лишившая жизни себя и пытавшаяся лишить его. Встанет не в прекрасном белом одеянии, но в саване, облепленном землей, и страшен будет смех вурдалачки, пусты глаза ее...

Сдавленный вопль вырвался из груди князя в ту самую минуту, когда на пороге встала царевна Анна.

– Ты хотел меня видеть, князь русов, и я пришла, – сказала она. – Это я, Анна, твоя грядущая супруга, и я уже знаю о постигшей тебя болезни. Ты позволишь мне помочь тебе?

Владимир улыбнулся.

– Приветствую тебя, царевна. Не так бы я хотел встретить свою невесту, но все равно, здравствуй на веки веков. Жаль, что я не вижу твоего лица – но голос твой приятен, а походка легка. Сядь рядом со мной, положи мне на чело руку...

Анна присела на край ложа, и Эрик счел нужным удалиться. Выходя из дома, столкнулся с лекарем-византийцем, который прибыл вместе с царевной. Лекарь очень спешил, покрикивал на слугу, волочившего за ним сундучок со снадобьями. Мастерство византийских лекарей славилось по всему свету, и, вспомнив это, успокоился Эрик и ускорил шаг.

Через три дня крестился князь Владимир в церкви святого Василия, что стояла рядом с его палатами. Очи его почти очистились от коросты, но взгляд все еще покрывала туманная пелена. И случилось чудо – то, которого ждали крещеные ранее воины-христиане. Как только первая капля святой воды коснулась чела князя – спала пелена с его глаз, и окинул он стоящих вокруг ясным взором. Потрясенные чудом, многие российские бояре приняли в тот день христианскую веру в той же церкви.