Варяг, стр. 2

ГЛАВА 1

Было уже очень поздно, когда Эрик наконец добрался до своих покоев. Сегодняшний пир у князя дался ему нелегко, и теперь помыслы князева дружинника были об одном – рухнуть в постель и проспать как можно дольше, несмотря на то что рассвет уже был не за горами.

Что и говорить, нелегким показалось Эрику князево поручение! Да и не понимал он, отчего именно на него пал выбор пресветлого.

Получив через посланца приказ явиться пред князевы ясные очи, Эрик был готов ко всему. Новый военный поход или какое-то поручение из тех, что уж не в диковинку ему стали за время службы – невелика тягость для князева милостника.

Но беседа с глазу на глаз пошла о другом, и Эрик по сию пору не мог прийти в себя. Отчего князь именно его выбрал для исполнения своего замысла? А замысел, и вправду, диковинкой не показался.

Ни для кого уже не было секретом, что князь, достойный внук своей властительной бабки, княгини Ольги, давно уже лелеял помысел подарить своему народу нового бога. Старые, по думам его, уже не годились, а новая вера могла бы объединить людей и принести на землю русскую порядок и благочестие.

Кабы призадумался Эрик над тонкостями вопроса, то понял бы, что господин его с величайшим равнодушием относится к любой религии, видя в ней только орудие для вершения судеб своего государства. Но не к лицу доблестному гридню ломать буйную голову над такими загадками, да и сам Эрик тоже в богах не очень-то разбирался и ревнителем не был. Веровал, но скорей из животного страха перед неведомыми человеку силами. А как эти силы зовутся, какая разница?

Состоя на службе у великого князя киевского, Эрик на своем веку перевидал немало пришлых людей – торговцев, странников, послов, поклонявшихся различным богам. Каждый из них был твердо уверен в том, что его вера и есть на самом деле самая правильная. Эрик же со временем все больше склонялся к мысли о том, что Бог один, только имен у него много.

Нелегко было выбрать князю человека, который бы отправился в дальний путь за новой верой. Быть может, угадал Владимир тайные движения души своего милостника и потому и выбрал его для выполнения непростой своей задумки?

По чести сказать, Владимир еще толком не решил, какая вера более всего подойдет росичам. Потому и отправлял он теперь своих послов в разные страны, для того чтобы привезли они единственно правильный ответ на давно мучивший его вопрос. Одно было ясно Владимиру: пока росичи поклоняются Перуну и Велесу, не быть Руси великой державой.

Эрик не стал перечить князю. Путь в далекую страну грозил опасностями неисчислимыми, но манил и звал. Пора, пора на мир посмотреть, себя показать – не все же сиднем сидеть возле княжьего стола, ожидая очередного военного похода против половцев. Дорога предстоит дальняя – аж в самую Византию. Труден путь до Константинополя, но влечет он, обещает спасение от маетной скуки, от теремной ленивой жизни.

Уже лежа в постели, Эрик представлял себе предстоящее путешествие, и от предчувствия новых дорог сердце начинало сильнее биться в его груди.

На следующий день с утра пораньше, как это и было обговорено накануне с Владимиром, Эрик уже был во дворе княжьего терема. Это было довольно высокое двухъярусное строение с высоким крыльцом, выходящим во двор.

С раннего утра возле крыльца толпился различный народ – бояре, тиуны и княжьи гридни. Однако простому смерду попасть в терем не было никакой возможности, поскольку возле крыльца день и ночь дежурила охрана, сторожа покой князя.

Эрик миновал дюжих гридней и по длинному переходу подошел к широкой лестнице, ведущей на второй ярус терема. Там, у подножия лестницы, помещались палаты, где, подобно своей грозной бабке, чинил Владимир праведный суд над своими подданными и принимал их жалобы. Зело сварный народ достался Владимиру, гораздый все беды и неурядицы свои сваливать на властителя!

Сегодня в ранний утренний час в покое еще никого не было, лишь стражник стоял у дверей, да еще один дежурил возле лестницы, ведущей в покои князя.

Эрик в ожидании прошелся несколько раз вдоль стены, увешанной старыми доспехами и оружием – молчаливыми свидетелями ратной славы киевских князей, и, наконец, опустился на темную дубовую лавку, обитую синим бархатом.

Ждать ему пришлось недолго. Вскоре со стороны княжьих покоев послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел мужчина среднего роста в богато разузоренном опашне. В его внешности не было ничего необычного – скуластое лицо с прямым, несколько большеватым носом, густые брови, аккуратная русая борода, скрывающая упрямый подбородок. Только очи его были невиданными среди людей – очень светлые, цвета расплавленного серебра. И, как ни скрывалась пронзительность княжьих глаз под длинными, девичьими совсем ресницами, всяк знал: не скрыться от взгляда. Он пронзит твои самые потаенные мысли, и солгать будет нельзя, просто не осмелишься. Старцы говорили, что у княгини Ольги такие же были очи, и князь, видать, у бабки их перенял.

Эрику не довелось повидать Ольгу, но много же он слышал о ней! И часто думалось ему, что многие из обычаев своих князь перенял у бабки: решительность и справедливость и непреодолимое стремленье добиться назначенного во что бы то ни стало! Это было видно даже по осанке княжеской, по горделивой его походке и молодецкой удали.

А ведь немолод уж князь Владимир. Седина уже припорошила виски – благородная память о многотрудно прожитых годах...

– Здрав будь, князь! – поприветствовал Эрик Владимира, поспешно поднимаясь со скамьи.

Владимир ничего не ответил, лишь коротко кивнул в знак приветствия и жестом показал Эрику, что тот может оставаться на своем месте.

– Обдумал ли ты мои вчерашние слова? – сразу же приступил к делу Владимир.

– Обдумал, пресветлый князь, – отвечал Эрик, встав все же со скамьи. Сидеть в светлейшем присутствии было все же неурядно.

– Ведаешь ли, какой важности поручение даю я тебе? Не за товаром посылаю, не на полюдье. Товар пропадет – новый можно прикупить, а ты за верой едешь. Тут оступиться не моги – урон навлечешь и позор великий! Собой всю землю русскую представлять будешь, так смотри, не посрами. Понимаешь?

– Понимаю, – спокойно отвечал Эрик. – Не изволь беспокоиться, пресветлый князь, дело твое исправлю. Верой и правдой служили киевским князьям мои предки, послужу и я. Сомневаться в чести нашего рода нет надобности.

– Вот и докажи это, Варяг, – сказал князь, задумчиво глядя на Эрика.

Варяг – так прозвали Эрика при княжьем дворе, и он уж привык к этому, за обиду прозванье не считал. Гордился варяжскими корнями, доблестью дальних предков. Прибыли они на Русь вместе с Рюриком, Синеусом, Трувором. Разошлись братья княжить по разным городам, и остался пращур Эрика Улаф в Киеве, при Рюрике.

Со временем скончались Трувор и Синеус, остался Рюрик полновластным правителем и стал жаловать своих приближенных. Достался Улафу малый град на границе со степями половецкими.

Недолго радовался старый Улаф – налетели половцы, взяли град и выжгли дотла, а жителей вырезали либо в полон угнали. К тому времени у Улафа немалая была семья, и повзрослевшие сыновья разъехались искать счастья и почета. Жаль им было отца, старого воина, да знали они верно – через пару весен он, тяжко страдавший от былых ран, все равно отправился бы на небо, где его вот уже больше десяти лет дожидалась его жена.

Вот так и получилось, что сыновья Рюрикова сподвижника остались без своего надела. Все, что осталось от княжеского подарка, – горелые руины и покосившиеся каменные идолы. Там, на пепелище, и был достойно погребен старый варяг, а сыновья разъехались в разные стороны, добрым словом поминая родителя.

И, право, стоило его помянуть, хоть и не оставил он сыновьям великих богатств! Только славное боевое осталось оружие, да еще старшему сыну достался неказистый перстень, который в семье их почитали, как волшебный.

С титешного возраста помнили братья отцовские сказы про оберег рода. Давным-давно попал он в семью, и с тех пор переходил из рук в руки.