Мертвое Небо, стр. 64
– Я уж думал: никогда больше не выпью сладкого тайского вина,– улыбаясь, проговорил Турфанг.
Хрустальная чаша в его руке переливалась, словно живое пламя, но сама рука слегка дрожала. Слегка.
– Пусть твоя судьба, благородная Ниминоа, будет такой же глубокой и прекрасной, как вкус этой красной влаги! Ради жизни, друзья!
Три чаши поднялись и соединились. Больше никто ничего не сказал. Зачем?
Тело тайдуанского чародея валялось у дверей. Сухая мертвая оболочка. Утром ее увезут и зароют вместе с трупами повешенных монахов. И никто не вспомнит об Унгате. Разве что его дракон…
VIII
– Их около пятидесяти тысяч,– доложил командир разведчиков.– Почти половина – монахи-всадники. Будут здесь приблизительно через три дня.
– Многовато,– заметил Виг.– Впрочем, если мы захотим отсидеться за стенами, город им не взять.
– Это точно! – подтвердил командир разведчиков.– Осадных орудий при них нет. И провианта не много, а у здешних крестьян даже мяса с костей не снимешь.
– А в городе, напротив, припасов хватает,– размышляя, проговорил Виг.– Что скажешь, светлорожденный?
– Скажу, что отсиживаться за стенами мне не по нраву! – решительно заявил Данил.– Их надо бить! Турфанг, ты как-то говорил, что способен погрузить в сон десять человек…
– Могу,– кивнул жрец.– Но лучше не десять, шесть. Надежней.
– А сделать так, чтобы в этой шестерке оказались начальники хуридского войска?
– Почему бы и нет? Только сначала я должен взглянуть на каждого из них.
Данил взглянул на командира разведчиков.
– Запросто! – уверенно заявил тот.– Их караулы… Это же смех один, а не караулы. А когда они лагерем становятся… У фарангских крыс больше порядка, чем у этих!
– В общем, пустяки,– резюмировал Турфанг.– Тем более, чародея у них уже нет.
– Значит, надо завтра поднимать людей и отправляться,– объявил Данил.– Виг?
– У тебя есть план? – поинтересовался капитан-комендант.
– Есть,– Данил улыбнулся.– Сядем на пардов и ударим. Эдак часика за два до рассвета. Но сначала аккуратно снимем часовых, а Турфанг позаботится о том, чтобы их командующие продолжали смотреть свои поганые сны. Как тебе мой план?
Виг посмотрел на Турфанга – жрец подмигнул.
– Годится,– кивнул капитан-комендант.– Только, друг мой, прости, но я уже слишком стар для ночных скачек. Воинов поведешь сам.
Данил с подозрением поглядел на Вига. Раньше конгай подобных заявлений не делал. Но Виг был невозмутим.
– Хорошо,– согласился светлорожденный. Конечно, он удивился, но не настолько, чтобы искать в предложении скрытый смысл.
– Ну вот,– сказал Виг, когда светлорожденный откланялся,– та самая возможность, о которой ты просил.
– Не я,– возразил Турфанг.– Он.
– Да, конечно. Надеюсь, все пройдет удачно.
– А ты сомневаешься?
Старый воин улыбнулся и покачал головой.
– Из парнишки выйдет отличный Владыка для этой сраной страны,– сказал он.– Хотя я ему не завидую.
– А я завидую,– сказал Турфанг.– Или ты забыл, какая у него невеста? – И рассмеялся. Не очень искренне.
Брат-Хранитель Дорманож проснулся от того, что в шатре кто-то был. Так и есть: кто-то сидел на подушках рядом с ложем монаха.
«Унгат»,– подумал Дорманож, испытывая привычное раздражение, потому что чародей, как всегда, явился в наиболее неподходящее время и прервал столь приятный сон. Теперь Дорманожу совсем не так легко заснуть, как в молодости, а если не выспишься, к вечеру голова станет – как чугунный котел.
– Что на этот раз? – буркнул Дорманож.
Гость промолчал.
Монах высек искру, зажег от трута лучинку, а от лучинки – фитиль лампы. Когда огонек окреп, Дорманож поставил лампу на пол и поднял глаза на незваного гостя…
Это был не Унгат!
На подушке, вертя в руках узкий глорианский стилет, расположился светлорожденный Империи Данил Рус.
– Рад, что ты сохранил его,– спокойно произнес северянин и аккуратно вложил кинжал в кармашек сапога. Дорманож заметил: кармашек оказался коротковат, треть клинка осталась снаружи. Впрочем, какое это имело значение?
Дорманож покосился на свой меч, лежащий на расстоянии трех локтей от его руки… рядом с ногой пришельца. Не успеть…
– Ты меня убьешь? – хриплым голосом спросил Дорманож.
Светлорожденный чуть заметно пожал плечами:
– Когда-то,– сказал он,– ты предлагал мне поединок. Зажила ли твоя рана?
– Да,– не смея верить в такую удачу, прошептал Дорманож.– Да, зажила.
Данил носком сапога подтолкнул к Дорманожу его меч. Еще мгновение назад Брат-Хранитель и не мечтал о таком, но теперь он решил выжать из ситуации все, что возможно:
– Ты – в кольчуге,– заметил он.– А я – нет.
– Так надень,– беспечно отозвался светлорожденный.
Никогда еще Дорманож не облачался так быстро. Слава Величайшему! Этот северянин – достойный человек. И к нему следует отнестись как к воину, а не как к имперской крысе.
– Мы будем драться снаружи,– голос Брата-Хранителя обрел привычную твердость.– Клянусь именем Величайшего, если ты победишь,– ни один из моих солдат не причинит тебе вреда. Ты уйдешь свободным!
– Хорошо,– ответил светлорожденный.
Дорманож был неприятно удивлен равнодушием, с которым имперец воспринял щедрость воинствующего монаха.
Светлорожденный поднялся и двинулся к выходу из шатра. Он не боялся повернуться спиной к Дорманожу, и монах почувствовал себя польщенным. Но все положительные эмоции испарились, когда Дорманож откинул полог шатра.
До рассвета оставался какой-нибудь час. Серые сумерки, мутный от утреннего тумана воздух, крохотные капельки влаги – на кирасах, шлемах, клинках… Закованные в сталь конгаи двумя шеренгами стояли у входа. Поверх их шлемов Дорманож видел хуридские шатры, но – ни одного воинствующего монаха. Ни живых, ни трупов. Дорманож мотнул головой, отгоняя наваждение, прошептал молитву. Все осталось по-прежнему. Величайший отвернулся от них.
«Проклят тот день, когда мы связались с колдунами,– подумал Дорманож.– Прости нас, святой Туск!»
Имперец сделал знак – и конгаи отодвинулись, освобождая место. Светлорожденный взглянул на Брата-Хранителя и кивнул. Меч монаха взметнулся вверх, когда клинок Руса еще оставался в ножнах. Данил не смотрел на противника. Он глядел на небо, серое блеклое небо Хуриды в мутной пенке облаков. Оно вдруг показалось Данилу близким-близким, а люди – конгаи на мускулистых пардах, монах со вздетым мечом – крохотными куклами на подиуме земли. Оттуда, с неба тянулись к ним бесконечные прочные нити. Вот кукла в вороненой кольчуге и коричневых штанах, ниже колен потемневших от росы, засеменила вперед, крикнула что-то невнятное, замахнулась…
Данил, столь же отрешенный, как и мгновение назад, потянул из ножен собственный меч…
Клинок Дорманожа полоснул наотмашь, косо, от плеча вниз…
Рус отклонился не более чем на ладонь – острие прошло в волоске от его груди – шагнул вперед с поворотом, выдергивая меч из ножен на том же движении, с потягом, продолжая двигаться назад, за спину Дорманожа, провел освобожденным лезвием вагарова клинка по вороту кольчуги Дорманожа. С разнотонным звоном лопнули и осыпались посеребренные колечки, разошлась под плавно скользящим лезвием паутинная ткань подкольчужника, человеческая кожа, напряженная мышца, артерия…
Данил остановился за спиной монаха, а Дорманож по инерции пробежал еще пару шагов, тоже развернулся – кровь тугими фонтанчиками выбрызгивалась из рассеченной шеи – с удивлением, еще не понимая, что произошло, уставился на светлорожденного, шагнул вперед…
Этим же утром тяжелые всадники урнгриа ворвались в разбитые тараном западные ворота Воркара. Солдаты на стенах сражались вяло. Энтузиазм защитников умеряли тысячи арбалетных стрел и снарядов, выпущенных легкими осадными орудиями противника. И еще – панический страх перед черными доспехами непобедимых урнгриа. Даже воинствующие монахи не проявили ожидаемой удали. Этих, правда, более потрясло даже не вторжение, а противоестественный союз, заключенный Наисвятейшим с проклятыми чародеями. Бессмысленный союз, поскольку явился над Воркаром устрашающий лик Величайшего – и колдуны вмиг утратили силу. А монахи – веру в праведность своего господина, отступившего от заповедей Боговдохновленного Туска.