Мертвое Небо, стр. 47
Женщина отпустила руки Ниминоа, отодвинулась.
– Ты можешь встать? – спросила она.
– Может,– перебил солдат.– Вставай, хуридитка, а ты,– он повернулся к женщине,– позови начальника караула. Скажи: пленница очухалась.
Тощий длиннолицый человек развалился в любимом кресле командующего Вига. На человеке не было никакой одежды, кроме набедренной повязки. Зато на темно-коричневой груди мастерски вытатуирована бычья голова, выдыхающая пламя.
– Трудно было предупредить? – проворчал Виг.– Вон дружки твои из Фаранга не поленились предупредить о посланце.
– И где он? – ухмыльнулся длиннолицый.– Что-то я его не вижу!
– Прибудет завтра или послезавтра.
– Чудесно! – заявил человек с бычьей головой.– Если Алчущий захочет поджарить тебе яйца, что ты предпочитаешь иметь под рукой: предупреждение или меня?
Командующий промолчал. Но ответ был очевиден. Тощего звали Турфанг. Чародей и верховный жрец Быкоглавого в Кесане (в те времена, когда Виг был там наместником), Турфанг в последние несколько лет был в Конге нечастым гостем, в основном обретаясь на севере, в Империи. Честно говоря, если бы Вига спросили, кого он предпочтет для защиты от вражьего чародейства, он не колеблясь назвал бы Турфанга. Но это еще не повод, чтобы терпеть дурные манеры жреца.
– Ну-ка марш из моего кресла! – потребовал командующий.
Кесанский маг ухмыльнулся, но вставать и не подумал. Вместо этого опорожнил кувшин в высокую чашу. Вышло по ободок. Турфанг подобрал под себя ноги, устраиваясь попривычнее, потянулся к чаше… Виг ловко выхватил ее прямо из-под руки жреца и тоже ухмыльнулся.
– Чтоб тебя понос пробрал! – с досадой проговорил Турфанг.
В устах чародея это звучало многообещающе, но командующий не смутился, поднес чашу к губам, вино с бульканьем потекло в более подходящее вместилище. Но, опорожнив чашу до половины, Виг сжалился и бросил ее гостю. Чаша описала дугу и легла на ладонь жреца Тура. Ни капли не пролилось.
– Надо бы тебя покормить,– с подчеркнутой заботой произнес Виг.– А то смотреть не на что, волосы да кости. Всего-то мяса, что огузок, да и тот…
– Поговори еще,– огрызнулся чародей. И добавил мечтательно: – Вот наведу на тебя зеленый лишай…
Командующий только ухмыльнулся.
– Ты, поди уж, все заклинания перезабыл, пока по Миру болтался.
– Ну, вино у тебя, конечно, не чета настоящему тайскому,– сказал жрец и осушил чашу до дна.
– Я оглядел это барахло,– маг кивнул на кучу сложенных в углу вещей: ночную добычу Кошачьего Глаза.– Ничего путного. Магии тут не больше, чем в шерсти твоей собаки.– Турфанг задумчиво поглядел на пустую серебряную чашу и вдруг сжал ее в ладони – смял, как бумажную.
– Ты что делаешь! – возмутился Виг.– Это же старинная хушенская…
– Да? – задумчиво проговорил гость.– Ну извини.
Он аккуратно расправил серебро, провел над чашей ладонью – и она обрела тот же вид, что и минуту назад.
Виг смотрел как зачарованный.
– Ты что? – удивился Турфанг.
– Я? – Командующий покачал головой.– Отвык от твоих штучек,– проговорил он.
– А-а…
Жрец поставил чашу и встал.
– Начнем,– сказал он.– И начнем мы с пленницы.
III
Красавец-дракон летел сквозь ночь. Южный ровный ветер, который так любят имперские мореходы, нес его высоко над водами Межземного моря, и неподвижные звезды взирали на проницающего тьму льдистыми равнодушными глазами. Но в груди дракона горел могучий огонь, наполняющий силой и упругие крылья, и сам воздух ночи. Немногое в Мире могло согреть старое сердце Унгата так, как этот полет. Дракон, воплощенная мечта мага, непобедимый и мудрый. И покорная Тьма. Прижавшись щекой к горячей гладкой коже крылатого гиганта, Унгат дрожал от восторга, как мальчишка. Иногда он даже испытывал что-то вроде сочувствия к своему рабу-пленнику, притулившемуся позади Унгата. Человечку, думал Унгат, никогда не постичь такого величия. Человечек живет по воле Унгата и умрет по его воле. А дракон свободен. Так же, как Унгат…
– Остановись!
Унгат дернулся, будто обдали ледяной водой. Инстинктивно, как пригибается воин, услышав щелчок тетивы, чародей выбросил в темноту незримый шатер Силы, прикрылся и ощетинился, свернул и обострил мысли и чувства, пронзил магическим взглядом тьму. Сразу во всех направлениях… И уперся в Мощь.
Крохотное, иссушенное тело чародея затрепетало и еще теснее прижалось к шее дракона. И крылатый гигант спас: лег на правое крыло, ушел в крутую петлю, прикрыв собой друга. Чародей изо всех сил вцепился в шейный шип дракона, а вот пленник его не удержался и, кувыркаясь, полетел вниз.
Дракон выровнялся, взмахнул крыльями, вытянул длинную шею и помчал прочь с быстротой, не знакомой ни одному живому существу в Мире. Кроме дракона. Унгат распластался на его спине. Сокращения могучих мышц подбрасывали мага с такой силой, что иногда только ладони его касались гладкой кожи. Но Унгат не решался упрочить свою посадку заклинанием. Все свою силу он отдал тому, чтобы затеряться в небе, раствориться во тьме, как щепотка соли в океане. Мощь, с которой он столкнулся, была невероятна. Ни один чародей в Мире не обладал подобной непостижимой силой. По крайней мере Унгат не был способен даже представить подобное. Маг ощутил себя древесным листом, падающим в костер. Какое счастье, что драконы не подвластны магии!
Крылатый гигант пронзал тьму, как живая молния. Он делил все чувства всадника. Кроме страха. Он никогда не встречал существо, способное причинить ему боль. А то, что так напугало чародея, дракон не воспринял как существо. Слишком большое. Нелепо бояться бури или извергающегося вулкана. Проще – улететь.
Неизвестное осталось позади. В сотнях миль. Дракон перешел на спокойный парящий полет. Унгат тоже успокоился. И очень сожалел, что потерял пленника. Сколько сил и времени истрачено, какие возможности потеряны! А предоставь чародей пленнику миг свободы – и тот наверняка удержался бы на спине дракона… Или вцепился в горло Унгата. Эти благородные дураки совершенно непредсказуемы.
«Поспи»,– пришла мысль дракона.
«Верно,– подумал Унгат.– Потерянного не вернешь. А я должен восстановить силы».
Об оставшемся позади чародей старался не думать. Чтоб не накликать…
Начальник караула встретил командующего и Турфанга на пороге центральной башни.
– Очнулась! – выпалил он.
Виг посмотрел на жреца. Жрец посмотрел на небо. Потом повернулся в Вигу и сказал:
– Хуридитку надо допросить сейчас.
– Хуридитку? – удивился командующий.
– Точно так! – вставил начальник караула.– Как рот открыла – сразу видно: не наша. Это…
Виг двинул бровью, и сотник заткнулся.
– Приведи ее,– сказал командующий.
– В темницу? – понятливо проговорил начальник караула.
Полминуты назад Виг сказал бы: да. Но уж слишком явно было пренебрежение сотника к чужестранке.
– Ко мне домой,– отрезал командующий, и сотник, придерживая меч, побежал выполнять приказ. Самолично, хотя мог бы погнать кого-нибудь из охраны.
– Пошли назад,– Виг повернулся к Турфангу.– Допрашивать ты будешь?
– Ты,– сказал жрец Тура.– А я понаблюдаю.
Поесть Ниминоа не предложили, зато принесли воды. Питьевой и для омовения. Солдаты больше ей не грубили, но и особой доброжелательности не проявляли. Когда девушка умылась, ей связали руки и вывели наружу.
Молодой парнишка, разбрызгивавший по камням воду из лохани (для чистоты и прохлады), загляделся на пленницу, споткнулся и выплеснул лохань под ноги Ними. Один из сопровождавших наградил раззяву подзатыльником и извинился перед девушкой. Ниминоа терялась в догадках. Кто она? Пленница? Пленнице не приносят извинений. Но свободных не держат под стражей и не связывают им рук. Наверно, обычаи Конга еще сильнее отличаются от порядков Хуриды, чем ей казалось.
Крепость и те, кто в ней обитал, внушали ощущение силы. Ниминоа делала вид, что не интересуется укреплениями (чтоб не думали: шпионит), но нужно быть слепой, чтоб не оценить толщину этих стен. А вооружение простых солдат получше, чем у воинствующих монахов.