Мертвое Небо, стр. 26
Громадная туша атамана заслоняла от Данила дерущихся у дверей. Но и у Смерть-Бочки не выросло глаз на затылке. А оглянись он – и Данил тут же выскользнет из ловушки. Смерть-Бочка нервничал. Он вовсе не хотел получить стрелу в спину, прикрытую только слоем сала. А проклятый акробат оказался северянином и вдобавок обученным вагарским приемчикам. Смерть-Бочка перетопил множество имперских кораблей и перебил немалое количество моряков-воинов. Он сталкивался почти со всеми боевыми школами мира. Когда он добивался своего места в Кариомере, он давил соперников, как боевой пес – помоечных крыс. Культяпый видел это, поэтому приволок с собой бойца из Империи. Но Смерть-Бочка давил и имперских мастеров меча. Ха! Этот действительно хорош!
Атаман размышлял, а руки продолжали работать.
«Ветряная мельница,– подумал Данил.– И здоров, как сам Нил Биоркит!»
«Йа-ха!» – прорезал воздух вопль Сожри-Всё. Ликующий вопль.
Смерть-Бочка на миг отвлекся, а Данил, который только и ждал этого мига, выбросил меч в колено хуридита.
Короткий конец палицы тут же описал полукруг, но Данил удержал выпад, перебросил меч в левую руку,– и еще один бросок. Вот так! Есть!
Дубина Смерть-Бочки с невероятной силой обрушилась на кирпичную кладку, развалила ее. Котел с похлебкой опрокинулся, комната наполнилась вкусным пряным запахом. От страшного удара стальная обручка соскочила с палицы, сама палица треснула. Смерть-Бочка крутнулся на месте… Опоздал. Меч Данила полоснул по боку атамана – ниже подмышки, и еще раз – по предплечью, разрезал мышцу, заскрипел по кости. Хуридит завыл. Данил прыгнул высоко вверх – треснувшая дубина просвистела под ним – и в воздухе вонзил меч в толстую шею Смерть-Бочки. Хуридит выпустил дубину, здоровой рукой схватил правое запястье Данила раньше, чем тот успел выдернуть меч, а раненой рукой нанес светлорожденному страшный удар… который Данил отбил боевым браслетом, располосовав шипами кулак хуридита. И с маху ударил – браслетом же – по локтевому сгибу Смерть-Бочки. Пальцы атамана разжались, светлорожденный повернул застрявший в ране меч, выдернул его, обхватил эфес двумя руками и с расстояния трех шагов нанес удар, называемый в Мангхэл-сёрк «две ладони». Клинок пропел песню, и сквозь грудь атамана, наискось, на глубину двух ладоней, прямо через могучее сердце пролегла кровавая борозда. Смерть-Бочка рухнул навзничь… Но он еще жил.
Сожри-Всё, Черный Палец и еще один уцелевший из Пяти Левых, опустив арбалеты, взирали на происходящее с благоговейным ужасом.
Повинуясь скорее наитию, чем разуму, Данил вновь вскинул меч. Кровавые брызги полетели из-под клинка. Проломленная грудная клетка, фонтан густой алой крови. Клинок Данила вырвал комок разрубленной плоти, сердце Смерть-Бочки,– и, описав дугу, кровавый ошметок упал к ногам Сожри-Всё. Меч еще раз повернулся в ране… и второе сердце шлепнулось на пол рядом с первым. А упав, сократилось еще четырежды, прежде чем остановиться.
– Магхар,– бросил Данил побледневшему однорукому, вытер куском подвернувшейся ткани меч и отправил его в ножны.– Пойдем,– сказал он.– С этим всё.
IV
В ту, последнюю, ночь Рудж так и не уснул. Да он и не пытался. Надежда, которую пробудил в нем напоследок Дорманож, выбор, который он якобы предоставил кормчему… И еще то, что Ними где-то здесь, в лапах монахов… Это было похуже, чем пытки, которым его подвергли по приказу риганца. Кормчий готов был отдать за Ними и жизнь, и состояние. Но кто поручится, что их не казнят, когда золото отправится в сундуки Братства? И что хуже для его любимой – умереть или стать рабыней монахов?
«Богиня, сохрани ее!» – взмолился он.
Если Ними будет жива, а сам Рудж – на свободе, он ее вытащит. И заставит Хуриду заплатить за все. Сожженный корабль убедит Совет Империи, что время бездействия кончилось. А если Советникам этого покажется мало, Рудж обратится прямо к Императору. Позор, если держава позволяет безнаказанно убивать своих подданных!
Ярость сменяли сомнения, а сомнения – снова ярость. Но под полом все так же возились крысы, и ни один лучик света не проникал в каменный мешок. Кончилась ли ночь? Что сейчас – утро или уже вечер?
Когда за Руджем пришли, он так и не принял решения. Единственная надежда: Данил на свободе. Данил их не оставит, а для светлорожденного Данила Руса невозможного не существует.
Серое хуридское небо очистилось. Солнце сияло ярко и весело, словно не на грязные мостовые Кариомера падали его лучи, а на белый мрамор глорианских колоннад.
– Пей,– солдат протянул чашку с мутной речной водой.
Кормчий неловко (цепи оттягивали запястья) взял чашку и проглотил пахнущую болотом жидкость. Отдал, посмотрел на небо, оглядел двор. Ноги подгибались от слабости, но когда кормчий попытался присесть, один из солдат сердито дернул цепь:
– Не велено!
Спустя четверть часа упряжка волов вкатила во двор закрытую повозку.
А еще через полчаса появилась группа монахов.
Монахам подвели пардов, слуги подставили спины, чтобы хозяевам сподручней забраться в седла.
Один из монахов махнул хлыстом. Солдаты схватили цепи и бегом потащили кормчего к всаднику – тому, кто допрашивал Руджа.
Монах поддел хлыстом подбородок кормчего, вынудив поднять голову.
– Мы решили…– проговорил монах.– И сделал паузу, наблюдая за пленником.– Мы решили, что вы виновны.– Пауза.– Оба.– Пауза.– В колдовстве.– Пауза.– Помнишь, я говорил о выкупе? Мы решили, что золото безбожников и колдунов не может искупить их вины. Но если ты решишь отдать его Святому Братству – мы примем. И помолимся о ваших пропащих душах, кои достанутся, вне сомнения, чернейшим из демонов.
Рудж молчал.
Дорманож некоторое время изучал его лицо, затем произнес с ледяной усмешкой:
– Я приготовил для тебя нечто особенное. Для тебя и твой подружки. Возможно, это слишком быстрая смерть для таких, как вы. Святейший Наставник Крун, например, предлагал перед повешением содрать с вас кожу, но я не хочу, чтобы вы от боли позабыли друг о друге. Ваша смерть должна быть назидательной. Она должна быть поэтичной. Я хочу, чтобы Наисвятейший с удовольствием выслушал рассказ о ней.
– Я бы все-таки как следует допросил этого имперца,– проворчал Крун.– Могли же они заранее договориться о встрече?
– Нет,– Дорманож увидел, что кормчий навострил уши и усмехнулся.
– Мы поймаем твоего дружка,– заверил он.– Может, сегодня, может, через пару дней. Не думай о нем, думай о том, что ждет тебя.
– Поймаешь? – Рудж сумел побороть страх и улыбнулся.– Не думаю, что ты его поймаешь. Скорее наоборот – это он поймает тебя, хуридский ублюдок!
Напрасно он это сказал. Брата-Хранителя угроза не рассердила, а позабавила.
– В повозку его,– спокойно распорядился Дорманож. И, с двусмысленной улыбкой: – Поболтайте напоследок!
Двое солдат вновь ухватили цепи и поволокли кормчего к повозке. Третий тыкал в спину древком – усердие демонстрировал.
Дверца приоткрылась, Руджа впихнули внутрь. Дверца захлопнулась. Темно и душно. Словно в гробу.
Но в этом гробу он был не один.
– Рудж? – чуть слышно проговорил знакомый голос.
– Ними!
Кормчий нашел ее на ощупь, обнял. Цепи мешали – оба были скованы, но не важно. Главное – вместе.
– Ладно, ладно,– бормотал Рудж, прижимая ее мокрое лицо к груди. Сухая солома запуталась у Ними в волосах.– Что они с тобой сделали?
– Ничего,– прошептала девушка, прижимаясь к нему еще крепче.– Но там было холодно. Я не спала всю ночь. Что с нами будет? Нас казнят? Будут пытать?
– Я не знаю,– соврал Рудж.
– Они нас замучат,– обреченно проговорила девушка.– Вы в Империи не знаете, что они делают с людьми.
– Знаю,– мрачно сказал кормчий.
«Богиня, спаси ее!»
– Рудж,– прошептала Ниминоа.– Я хочу, чтобы ты меня любил!
– Я люблю тебя, девочка!
– Нет, нет! Я хочу, чтобы ты любил меня здесь, в последний раз.