Костер для инквизитора, стр. 62
– А,– сказал Абрек.– Прибыл. Знакомься, мой брательник. Это Короед,– кивок на золотозубого мужика.– А этого ты, может, и сам знаешь, как?
– Догадался,– буркнул Ласковин.
На удобном стуле с неудобно прихваченными за спиной руками восседал не кто иной, как господин Гришавин, крестный папа тобольской группировки.
– Поздравляю,– проворчал Андрей.– Ты теперь – большой босс. А за каким хреном понадобилось меня будить?
– Отоспишься, успеешь,– успокоил Абрек.– А насчет босса – пролет. Это не я. И понадобился ты тоже не мне.
– А кому? – удивился Ласковин.
Опасности он не чувствовал. Кроме Короеда и Митяева брата, все свои. Гришавин не в счет. У него на лбу написано: «Покойник».
– Мне,– сказал Вошь.
Вот это ход!
Времени на переваривание событий Ласковину не предоставили.
– Короче, все в сборе,– подытожил Абрек.– Лишних нет. Можно и побазарить. Ну, Гриша, умел в три горла жрать…
Пок!
Стул, к которому был привязан Гришавин, опрокинулся. Бывший партработник дрыгнул ногами и затих. Вошь неторопливо отвинтил глушитель и положил на стол. А пистолет убрал в карман.
– Он нам уже не нужен,– уронил Вошь.– Так, Андрей?
Ласковин молча смотрел в серые глаза своего прежнего напарника. Такие знакомые глаза.
– Нет,– произнес Андрей после паузы.– Не так.
В глазах Воша мелькнуло что-то совсем знакомое. Мелькнуло и исчезло, как клочок фотографии, втянутый водоворотом. Но в это мгновение Вошь быстро сказал:
– Ты можешь меня убить.
Абрек захохотал. Слова Воша показались ему очень забавной шуткой. Через секунду к Абреку присоединились другие: заухал Митяй, сухо хехекнул Дед, фыркнул Абреков брательник. Даже Короед осторожно поддержал.
Серьезными остались только Вошь, Андрей и покойник Гришавин.
«Ты можешь меня убить…»
«Где твой брат?»
Оборотень, глядящий из ременной сетки серыми глазами двойника…
И наконец сам он, двойник…
…Потемневшее лицо, рот, скривившийся, как от боли.
– Добро,– тихо сказал он.– Помогу. Только и ты не забудь…
– Что? – спросил тогда Ласковин.
И двойник молча раздавил зажатую в пальцах вошь.
Андрей выбросил правую руку. Вампиров трехлезвийный кинжал раскрылся и легко, как в масло, вошел в грудь Воша. Тот вздохнул, легко, будто не его, а кого-то другого пронзил тройной клинок; вздохнул, улыбнулся Ласковину, сжал запястье поразившей его руки.
– Теперь так,– прошептал Вошь.
Тут лицо его внезапно исказилось, кровь хлынула изо рта.
Ласковин выдернул кинжал, быстро шагнул назад, а Вошь рухнул навзничь, рядом с застреленным минуту назад Гришавиным.
Ласковин обвел глазами присутствующих. Никто больше не смеялся.
– Это было обязательно? – тихим незнакомым голосом спросил Абрек.
Ласковин кивнул. В груди – пусто и холодно.
– Твой ход, Абрек,– сказал он.– Теперь главный – ты. Так?
Абрек покачал головой.
– Нет,– возразил он.– Не я. Ты.
«Вчера в Петербурге произошло еще одно убийство не из тех, что остаются незамеченными. Застрелен генеральный директор АО „Территория“, видный общественный деятель Гришавин. Убийцей оказался некий Гоблин (подлинное имя установить не удалось), на совести которого уже более двадцати трупов. Охрана генерального директора сумела обезвредить преступника, но жизнь господину Гришавину уже не вернешь…»
«Новогодним подарком петербуржцам можно считать войну, развязанную накануне праздника преступными группировками. Как нам сообщили, имеется достаточно жертв с обеих сторон, но самой крупной можно считать лидера так называемых „тобольцев“ Антона Гришавина. Его застрелили в собственном доме на глазах у многочисленной охраны. Это еще раз доказывает, что жизнь человека, даже такого, стоит не так уж много…»
«Мы уже неоднократно рассказывали нашим читателям о человеке, взявшем на себя право, как сейчас принято говорить, убивать убийц. Одеваясь в рабочую одежду, он бросал вызов хозяевам „мерседесов“, и когда они пытались втоптать его в асфальт, вышибал мозги из плоских затылков. Его называли преступником, его преследовали органы закона. Его травили, как бешеного зверя, хотя он ни разу не поднял руку на простого человека. Будь у нас побольше таких, как он, ни один бандит не рискнул бы плюнуть на рабочего человека только потому, что прежде обокрал его. И вот неравная борьба между государством и мафией с одной стороны, и честным человеком, не желающим кланяться ворам и преступникам, с другой, закончилась. Наш мститель убит, застрелен бандитами из преступной „тобольской“ группировки. Правда, он сумел недешево продать свою жизнь, но его жизнь, жизнь честного рабочего человека, уставшего терпеть, мы не обменяли бы и на тысячу бандитских. Потому что это человек, которой в одиночку пытался сделать то, что обязаны, но не желают сделать коррумпированные государственные службы, человек, которого без преувеличения можно назвать героем нашего времени…»
«Мир – твой,– сказал двойник.– Власть – твоя отроду. Ты – господин. Но ни дружины нет у тебя, брат, ни права. Чужие выбирают властителей под стать себе. Чужие тянутся к чужому, и в личинах они, как плясуны на пиру. Бог узнаёт их, брат. Бог говорит: убей. Но ты не слышишь…»
Эпилог
– Господин Нагибин! – доложил охранник и подался в сторону, пропуская гостей.
Господин Нагибин (плюс три бодигарда) вошел в кабинет. Его ждали двое. Оба – старые знакомые. Буцик Владлен Сергеевич, он же Короед, до недавнего времени правая рука самого Гришавина. Второй – помельче рангом, но телом существенно покрупнее. Абрек. Третьего не было. Господин Нагибин оглядел кабинет, обставленный антикварной английской мебелью, задержал взгляд на картине – Монэ, несомненно, подлинник. Господин Нагибин в последнее время стал завзятым коллекционером – превосходное вложение денег. Над картиной – глазок телекамеры, в данный момент прикрытый черным колпачком.
– Присаживайтесь,– предложил Абрек.– Хозяин подойдет через несколько минут.
Нагибин опустился в кресло, сделал знак телохранителю, тот извлек детектор.
– Защищено,– сказал Короед.– Мы ж не придурки!
Короед заметно нервничал, и это Нагибину нравилось. С собой он взял только троих, но за особняком следили, и, если что, мигом высадили бы десант.
– Сначала долги,– пробасил Абрек и положил на стол маленький кейс.
Кейс взял телохранитель, открыл и подал хозяину. Внутри несколько пачек – рубли и зелень. Губы Нагибина брезгливо искривились: сумма ничтожная…
– Гоблин,– объяснил Абрек.– Он был вам должен. Нам чужого не надо.
– Да? – язвительно произнес Нагибин и, демонстративно обращаясь к Короеду: – Я слыхал, его пристрелили мальчики Полковника? Так?
– Нет!
– Мальчики Полковника отправились следом за Полковником,– ровным голосом сообщил Абрек.– Но оформить все таким образом оказалось очень удобно. Гоблина убил Спортсмен.
Глаза Нагибина сузились.
– Не надо мне туфту гнать! – процедил он.– Я тебе не фраер!
– Знаю,– с полным спокойствием ответил Абрек.– На, гляди!
И толкнул по столу конверт. В нем на цветных, хоть и не очень качественных фотографиях, скопированных с видеозаписи, был последовательно изображен Андрей Александрович Ласковин, вгоняющий тройной кинжал в грудь человека, Нагибину не известного. Место, где происходило убийство, узнать нетрудно. Зато никого из присутствующих, кроме убийцы и жертвы, опознать было нельзя.
Нагибин внимательно изучил фотографии, уложил в конверт и толкнул обратно.
– А кто докажет, что это Гоблин?
– Да ты что!..– заорал Короед.
Абрек легонько шлепнул ладонью по столу, Короед осекся, а Нагибин наконец осознал, чья тут масть.
– Жмура ментовня прибрала,– пояснил Абрек.– И, верняк, на рояле сыграть заставила. Ты ж не зря псов прикармливаешь – проверь, те ли пальчики? И покойничка проверь. Но имей в виду: где наше – там наше. Беспредела больше не будет. Гришу списали, потому как порядок не держал. Так нельзя.