Метромания, стр. 20

Когда Андрей сделал паузу, она тут же ею воспользовалась:

– А там очень сыро и холодно? А воды вы сколько ему дали – три литра? Это же очень мало! А как с ним связь держать?

Еще минут тридцать Шахов отвечал на вопросы, потом язык стал заплетаться, и Андрей почувствовал, что вот-вот уснет прямо за столом.

– Кать, можно, я у тебя переночую?

– Да чего ты спрашиваешь? Конечно! Сейчас я тебе в бабулиной комнате постелю. Иди умывайся и ложись.

Когда минут через десять Андрей вошел в комнату, когда-то принадлежавшую Наталье Сергеевне, а теперь служившую гостиной, Катя, замерев, стояла над застеленным цветастым бельем диваном. Нетрудно было догадаться, о чем она сейчас думала. О том, где эту ночь проводит Макс. Наверное, представила его свернувшимся клубком на холодном каменном полу, тревожно вздрагивающим от каждого шороха и вжимающимся в стену от далекого светового всполоха.

Ночью Андрею снилась лестница из арматуры, по которой он спускался вниз. Она была гораздо длиннее, чем та, настоящая. Шахов считал ступени, несколько раз доходил до ста, сбивался и начинал считать снова. Потом он оказался в каком-то гроте – с высоким сводом, стенами цвета топленого молока и полом из серого отполированного гранита. Подземный грот был ярко освещен. Причем понять, откуда исходит свет, было невозможно. Казалось, его излучает камень, в котором выдолблена пещера. Вдруг перед его глазами словно протащили гигантскую фотопленку – быстро-быстро, так, что он не успел рассмотреть ни одного запечатленного на ней кадра… Когда мелькание прекратилось, Шахов увидел, что находится уже не в пещере-гроте, а в подземном бункере Сталина, куда он спускался, когда в позапрошлом году был в Самаре. Точная копия кремлевских апартаментов Иосифа Виссарионовича. Зал заседаний с длинным столом. В каждой из стен – дверь. То ли встроенного шкафа, то ли ведущая в соседнюю комнату. Все одинаковые. Вождь всех народов, обожавший подчеркивать наличие в собственной персоне мистического начала, любил такие фокусы и всякий раз появлялся перед соратниками неожиданно и не из той двери, на которую в ожидании его появления они поглядывали. В самарском бункере Сталин так ни разу и не побывал: эвакуации Ставки осенью сорок первого помешала – если верить изложенной электриком Петровичем легенде – отчаянная выходка Нины Андреевны.

Шахов вдруг обнаружил, что не спит. Что воспоминание о Петровиче извлекло на поверхность уже бодрствующее сознание. Открыл глаза. Поднес к лицу часы со светящимся циферблатом. Пять тридцать пять. Оказывается, он проспал всего ничего, два с половиной часа. Проворочавшись до семи, Андрей тихонько встал, сложил постель, заглянул в комнату Кати. Лежа на боку, она как будто куда-то бежала во сне: левая нога чуть согнута в колене, правая выброшена вперед, руки сжаты в кулаки. Трогательная детская пижама в разноцветных медвежатах, раскрасневшиеся щеки, тревожно сведенные к переносице темные, густые брови… Андрей поднял упавшее на пол одеяло и бережно накрыл мчавшуюся спасать любимого Катю. На кухонном столе оставил записку: «Уехал на работу. Позвоню в 10. Все будет хорошо. Андрей». Замок закрывшейся за Шаховым двери не щелкнул, а тихонько чмокнул. Как будто кто-то по-дружески поцеловал кого-то в щеку.

Дома Андрей помылся в душе, побрился, выпил крепкого кофе и на полчаса раньше обычного отправился на работу. В девять тридцать его позвали к телефону. Звонили из милиции. Попросили (именно попросили, а не потребовали, не приказали) прибыть для дачи объяснений по поводу исчезновения гражданина Кривцова.

Милицейскому майору Шахов рассказал все. Как Макс рано утром в субботу примчался к нему с фотографиями, как вместе они поехали на «Киевскую», как разговаривали там сначала с Кологривовым, потом – с электриком Степаном Петровичем, как затем отправились к историку Самохину. Как в воскресенье встречались в кафе с ребятами-физиками. На этом правда закончилась. По словам Андрея, попрощавшись с оптиками, они с Максом тут же расстались: у Кривцова были какие-то дела в центре, а сам он поехал домой… Точнее, не совсем домой, а к своей девушке, проживающей в соседнем доме. К Катерине Гавриловой, с которой он и провел время до нынешнего утра. Да, она может подтвердить. Вот телефон, вот адрес. Сегодня у нее выходной – она дома. Нет, ничего странного в поведении Максима Алексеевича Кривцова он в последнее время не замечал, характеристики этому гражданину может дать исключительно положительные. Уверен, что преступления, тем более убийства, Кривцов совершить не мог. О том, что в ночь, когда погибла девушка, Максим был в метро, он, Андрей Шахов, знает со слов самого Кривцова, но это ничего не значит – просто совпадение.

Кате он смог позвонить только после часа. Она схватила трубку после первого же гудка:

– Андрей, ты обещал в десять! Я тут с ума схожу. Мобильный у тебя отключен. Где ты был? Встречался с Максом?

– Нет. Я был в милиции. Думаю, с минуты на минуту они к тебе нагрянут. Ты помнишь, что с часу дня воскресенья до сегодняшних семи утра я был у тебя?

– Помню, конечно, не беспокойся, – ответила Катя скороговоркой и тут же спросила: – А от Макса ничего?

– Пока ничего. Как только что-то будет, дам знать. Вечером ты дома?

– А где же мне быть?

– Я зайду.

– Да-да, давай после работы сразу ко мне. Я тебя покормлю, обсудим все. Обязательно приходи.

Только Андрей нажал «Отбой», позвонил отец Макса. Алексей Павлович был немногословен и осторожен в вопросах. Даже не поинтересовался, знает ли Андрей, где может скрываться Макс. Попросил только: если сын вдруг выйдет на связь, передать ему, что отец не сомневается в его невиновности и готов оплатить самых лучших адвокатов. А еще добавил:

– Слава богу, Людмила в отпуске, за границей где-то… Она бы сейчас тут такую деятельность развернула – такого бы наворочала!

Срочной работы не было, а заставить себя заниматься текущими делами Шахов не смог. Поперебирав бумаги и обнаружив, что, глядя на колонки цифр и прилагаемые к ним сопроводиловки, не понимает решительно ничего, Андрей смел листы в ящик стола и тупо уставился на немыслимых расцветок рыбок, которые шныряли по экрану компьютера. От бездумного пяленья в монитор его отвлек звонок мобильника. Шахов посмотрел на дисплей – звонил Виктор.

Законы преисподней

Оставшись один внутри бетонного куба, Макс еще несколько минут не двигался с места. Стоял, будто приклеенный, вслушиваясь в звуки удаляющихся шагов Витька и Андрея. В какой-то момент мелькнула мысль: «Идиот, зачем я согласился?! Я же здесь сдохну!» Он уже готов был рвануть к лестнице, чтобы, карабкаясь по ржавым ступеням, догнать друзей, а догнав, сказать… Что именно скажет Милашкину и Шахову, Кривцов не придумал. Сработала самодисциплина, выкованная на тренировках и соревнованиях. «Без паники!» – скомандовал самому себе Макс и, закрыв глаза, досчитал до десяти. Дыхание выровнялось, сердце перестало скакать и забилось медленнее и ровнее.

– Вот так. Все в порядке, – вслух сказал Макс. – Я тренированный, здоровый мужик. Я знаю, куда идти. И там, куда иду, меня ждут.

Фонарик, купленный Андреем, был достаточно мощным и неплохо освещал дорогу. Кривцов старался идти размеренно. Пятьсот метров – это тысяча его шагов. Если пятьсот пятьдесят – тысяча сто. Пропустить лаз в бериевский тоннель, по словам Витька, невозможно: этот ход упирается прямо в него.

Где-то на седьмой сотне Макс вдруг понял, что именно кажется ему странным. Полное отсутствие каких-либо звуков, кроме шелеста его собственных шагов и шуршания куртки. Он остановился и замер, задержав дыхание. Определение «звенящая» к воцарившейся вокруг тишине совсем не подходило. Здесь она была тягучей, плотной и обволакивающей. Максу показалось, будто он находится внутри большого шара, стенки которого обладают полной звукоизоляцией.

И вполне возможно, где-то рядом капает вода, бегают крысы, даже ходят люди, но он их не слышит. Кривцов зачем-то пошарил лучом под ногами, затем посветил на потолок, задрал голову. Свод был абсолютно сухой, и с него свисали толстые, будто сплетенные из деревенской шерстяной нитки тенета. Вдруг захотелось спать. Нестерпимо. Глаза стали закрываться сами собой. Макс тряхнул головой, отгоняя внезапно навалившийся сон, проворчал: