Гвен Винн. Роман реки Уай, стр. 34

Крышку закрывают, навсегда пряча тело Мэри Морган, ее лицо. Набрасывают покров, и гроб выносят.

Нет ни катафалка, ни плюмажей, ни наемных плакальщиц. Подлинное горе занимает место этой бессердечной роскоши могилы. Гроб уносят на плечах мужчин, толпа расступается, пропуская процессию, и следует за ней.

Несут к церкви у переправы Рага, на недавно освященное кладбище. Гроб опускают в уже выкопанную могилу; и после обычной для католиков церемонии забрасывают землей.

Все расходятся по домам, поодиночке или группами, останки Мэри Морган покоятся в могиле, возле которой задерживаются только ближайшие родственники.

Есть и одно исключение: мужчина, который не является родственником Мэри, но стал бы им, если бы она была жива. Уингейт уходит с намерением вскоре вернуться. Церковное кладбище расположено на берегу реки, и когда спускается ночь, Джек приводит сюда свою лодку. Затем, привязав ее к берегу, он выходит и направляется к свежей могиле. Все это он делает осторожно, как будто опасается, что его увидят. Но темнота способствует ему, и никто его не видит.

Достигнув священного места, он склоняет колени и ножом, который достает из кармана, делает в недавно уложенном дерне небольшое углубление. И в него сажает растение, которое принес с собой, – самый обычный цветок, но символизирующий необычные чувства. Местные жители называют его «цветком окровавленной любви» (Amaranthus caudatis, амарант хвостатый. – Прим. автора).

Закопав корень растения и восстановив дерн, Джек наклоняется еще больше, прижимаясь губами к траве на могиле. Человек, оказавшийся поблизости, смог бы расслышать его рыдания и слова:

– Мэри, дорогая! Ты теперь с ангелами, и я знаю: ты простила мне, что я навлек на тебя эту ужасную смерть. О, дорогая, дорогая Мэри! Я был бы рад лежать с тобой в могиле. Бог мне свидетель!

Некоторое время он молчит, предаваясь горю – такому сильному, что оно кажется непереносимым. И вот, когда он сам считает его таким, взгляд его останавливается на открытом ноже, который он по-прежнему держит в руке. Удар этого блестящего лезвия в сердце, и все его несчастья исчезнут.

– Мама… моя бедная мама… нет!

Эта последняя мысль вместе с произнесенными словами спасает его от самоубийства. Произнеся их, он прячет нож, встает, возвращается к своей лодке и гребет домой; но на сердце у него тяжело.

Глава двадцать пятая

Французская камеристка

Из всех присутствовавших на похоронах Мэри Морган никто, казалось, так не ждет конца церемонии, как священник. В своем официальном положении он проделал все, чтобы ускорить похороны, и, как только они окончились, торопливо ушел от могилы, ушел с кладбища и исчез в своем расположенном поблизости доме.

Такая поспешность показалась бы странной, даже неприличной, но все посчитали, что его призывает куда-то другой священный долг; это предположение подкрепилось, когда спустя короткое время священник вышел из дома и направился в сторону лодочной переправы.

Здесь работающий на переправе Харон переправляет его через реку; оказавшись на противоположном берегу, священник идет вдоль реки вниз по течению по луговой тропе. Делает это он так быстро, как только могут его нести ноги. Достоинство священника мешает ему перейти на бег, хотя, судя по выражению лица, он готов и на это.

Тропа ведет к Ллангоррен Корту – в нескольких милях отсюда, – и именно туда он направляется; хотя целью его является не само поместье. Он туда не приходит, да это ничем бы и не помогло ему – и меньше всего со стороны Гвен Винн. Она вряд ли стала бы грубить, тем более поднимать свой хлыст, как собиралась однажды сделать на охоте; однако она явно удивится, увидев его в своем доме.

Но ему нужен один из жильцов ее дома, и он вполне уверен, что достигнет своей цели. Верная своим модным привычкам и потребностям, мисс Линтон держит французскую камеристку, и именно с этой женщиной хочет увидеться отец Роже. Он поддерживает тесную связь с femme de chambre (Камеристка, фр. – Прим. перев.) и с ее помощью, через ее исповедь, знает обо всем, что происходит в поместье, и может влиять на происходящее.

Уверенность, что он не зря проделает эту долгую прогулку, основывается на предварительной договоренности. У него установлена система сигналов, с помощью которых он договаривается со служанкой. И теперь он уверен, что встретится с нею – не в самом доме, а в месте, достаточно близком и удобном. В Херефордшире редко бывают парки, через которые не разрешалось бы проходить посторонним; такой доступный для всех парк есть и вблизи Ллангоррена, хотя и не совсем рядом с домом, как часто бывает, к досаде владельцев. Священник проходит по берегу реки, все время оставаясь за деревьями, чтобы его не увидели из дома. Однако в одном месте дорога подходит к самому краю зарослей, и здесь священника могли бы увидеть из верхних окон здания; но только на мгновение.

Дорога посещается не часто, но доступна любому, как и отцу Роже; и вот, торопливо идя по ней, он приходит на место, откуда сквозь разрыв в деревьях виден дом. В этом месте отец Роже останавливается, хотя продолжает держаться за деревьями; к ветви дерева, обращенной в сторону Ллангоррен Корта, он прикрепляет белый листок бумаги, который достает из кармана. Проделав это осторожно и тщательно, проверяя, не видел ли кто его за этим занятием, он отходит в глубину от тропы и садится на ступеньку, дожидаясь результата своей телеграммы.

Спешка его объясняется тем, что только в определенное время его сигнал могут увидеть и отреагировать на него. Лучше и надежнее всего это делать после полудня, сразу вслед за ланчем, когда челтхемкая красавица удаляется на свою привычную сиесту, прежде чем переодеться для прогулки или приема посетителей. И пока хозяйка спит, служанка свободна делать что угодно.

Отец Роже торопился именно для того, чтобы успеть к этому времени; и то, что ему это удалось, вскоре подтверждает фигура в развевающемся платье; в ней легко узнать femme de chambre. Она пробирается сквозь кусты, явно стремясь оставаться незамеченной, и видеть ее можно только изредка; по крайней мере священник теряет ее из виду, когда она углубляется в заросли. Но он знает, что скоро она снова покажется.

И действительно вскоре она появляется, идет по тропке к ступенькам, на которых он сидит.

– Ах, ma bonne (Моя милая, фр. – Прим. перев.)! – восклицает он, вскакивая и идя ей навстречу. – Вы очень проворны! Я не ожидал вас так скоро. Мадам Челтхем, наверно, уснула; у нее середина дневного сна.

– Да, Pere; она спала, когда я уходила. Но она мне дала указания относительно одежды. Собирается на прогулку раньше обычного. Поэтому мне немедленно нужно возвращаться.

– Я не задержу вас надолго. Я случайно проходил мимо и подумал, что смогу обменяться с вами несколькими словами – ведь сейчас время, когда вы должны быть свободны. Кстати, я слышал, у вас готовится большой прием – бал и все прочее.

– Qui, m’ssieu, qui (Да, мсье, да, фр. – Прим. перев.).

– Когда это будет?

– В четверг. Мадмуазель празднует son jour de naissance – свой день рождения. Ей исполняется двадцать один год, и она становится совершеннолетней. Всю неделю идет подготовка.

– Я полагаю, капитан Райкрофт есть среди приглашенных?

– О, да. Я видела, как мадам писала ему приглашение, я сама относила его в прихожую для почтальона.

– Капитан часто в последнее время приходит в Корт?

– Очень часто – раз в неделю, иногда и дважды.

– И приплывает по реке в лодке?

– В лодке. Да, приплывает и уплывает так же.

Ее сведения надежны, как не раз имел возможность убедиться отец Роже; у него есть подозрения, что служанка сама умильно поглядывает – не на капитана Райкрофта, а на молодого лодочника и поэтому так же заинтересована в перемещениях «Мэри», как и ее владелец или пассажир.

– Всегда приплывает по реке и уплывает так же, – повторяет священник, словно говоря сам с собой. – Вы в этом уверены, ma fille (Дочь моя, фр. – Прим. перев.)?