Яма, стр. 9

— Не знаю... а вот, вспомнила. Праздновали запоздалый Новый год. — Фрэнки хихикнула. — Всей компанией поехали в Лондон, танцевали на Трафальгарской площади и занимались прочей ерундой.

— Всей компанией — это с кем? — спросил Майк.

— Ну, я, Кейт, Джим Стивенс, Элис, Доббс и вся их братия.

— А, вся их братия, — саркастически усмехнулся Майк.

— Что это значит? — потребовала объяснить Фрэнки.

— Группа людей, которых объединяет одно, — произнес Джефф. — Желание достичь статуса человеческого существа.

— Заткнись, Джефф, — огрызнулась Фрэнки. — Нужно написать это на маленьких карточках, чтобы каждый раз показывать тебе, а не твердить: «Заткнись, Джефф». Сэкономит время.

— Ты так часто приказываешь Джеффу заткнуться, что разоришься на этих карточках, — заметил Майк.

— А ты, Джефф? — тактично вмешалась Алекс. — Чем ты занимался?

— Я? Чем?

— Что ты делал в это время в прошлом году?

Джефф пожал плечами.

— Ну, сама знаешь. Ничем.

— Выкладывай, Джефф.

— По-моему, как раз тогда наш дом захватили террористы, и пришлось вызывать дядюшку Джорджа, чтобы с ними разобраться. Дядюшка Джордж раньше служил в парашютных войсках особого назначения, но его выгнали: он был слишком крутой.

Майк улыбнулся.

— А если серьезно?

Джефф опять передернул плечами.

— Понятия не имею. Наверное, смотрел футбольный кубок. У меня не такое плотное расписание вечеринок, как у вас, ребята.

— Я лежал в кровати с гриппом, — напомнил ему Майк.

— Тебе хоть микробы могли составить компанию.

— Наверняка ты занимался чем-то более интересным, — сказала Алекс.

— Без понятия. Может, и занимался. Только вот мне это не запомнилось.

— Лиз? — спросила Алекс.

— Я сидела на крыше сарая, — ответила Лиз.

— Что, всю Пасху?

— А вы как думаете? Я строила сарай в саду. И покрывала его толем.

— Сама? — поразился Майк.

— Никто не помог бедной маленькой Лиз, — смиренно подтвердила она.

— Ты построила сарай? — восхитилась Алекс. — Впечатляет, ничего не скажешь.

— Похоже, ты провела время так же весело, как и я, — заметил Джефф.

— На самом деле это было здорово, — ответила Лиз. — Сарай все еще стоит. Что-то, что я построила своими руками.

— Ты много делаешь по дому, да? — заметила Фрэнки. — Готовишь, а теперь вот оказывается, еще и строишь. Не думала, что ты так много умеешь.

— Привычка, — коротко ответила Лиз.

— Что у нас на обед? — вмешался Майк. Непонятно почему ему показалось, что разговор повернул в неприятное для Лиз русло.

— Ага! Аппетит опять высунул свою уродливую голову! — провозгласил Джефф.

— Все что угодно, лишь бы не эту бесконечную ветчину, — взмолилась Алекс.

Тот вечер прошел славно; светлое пятно на долгом отрезке Ямы. Мы говорили о том, чего надеялись достичь в жизни, а это благодатная тема; лишенные дальновидности и дара предвидения, мы наивно полагали, что будущее — открытый дружелюбный мир, в который мы войдем, полностью осознавая свои действия. Думаю, если бы жизнь была такой в реальности, все было бы так легко — и так скучно.

Иллюзия свободной воли — не более чем тень нашей неосведомленности о будущем. Нелепо полагать, что будущее в наших руках и подвластно нашим капризам лишь потому, что нам доселе неизвестны его очертания и суть. День ото дня меняются лишь наши представления. Вдоль одинокой линии, которую мы переживаем как время, движутся лишь наши понятия о будущем, а с какой стати наши понятия должны что-то менять?

Сомневаюсь, что нам дано когда-либо увидеть будущее.

Я никогда не размышляла о том, как мы воспринимаем окружающее, пока Мартин не заставил меня задуматься: Мартин и остальные, кто был в Яме. И конечно, когда начинаешь рассматривать вещи таким образом, этот способ укореняется у тебя в мозгу и остается навсегда, и каждое слово или предположение, каждый предрассудок или предубеждение отмечается и подвергается сомнению. Не спорю, это очень полезно. Но еще с этим очень трудно жить. Это умение причиняет слишком сильную боль, чтобы навязывать его себе.

Есть момент здесь и сейчас. Когда я опускаю блокнот, даю отдохнуть руке или спускаюсь вниз поесть или попить. Яма блекнет, будто гаснет телеэкран, и нормальная жизнь — резкая и четкая — опять вступает в свои права. Но сидя здесь, на этом старом чердаке, я снова чувствую близость Ямы. Она растет, разбухает и наполняет эту комнату с каждым написанным словом.

Пока чернила на странице подсыхают и слова навечно впечатываются в бумагу, я слышу стук гаражной двери где-то вдали и радио у моей матери на кухне; через полуоткрытое чердачное окно тянет вечерней свежестью; деревья загораются под закатным солнцем. Летний вечер прохладен, долог, протяжен; трава в сумерках стала серо-голубой. Отсюда мне видно ажурную вязь облаков высоко в небе. И тогда Яма отдаляется на многие столетия, и мне кажется, что все это произошло с кем-то другим.

Глава 5

Наступил день третий: последний день Ямы.

— Старый добрый корпус английского языка, — сказал Майк за обедом, погладив стену за спиной. — Уверен, мне будет его не хватать.

— Я сижу здесь так долго, что уже почти превратилась в истукана, — пожаловалась Алекс.

Фрэнки лежала на животе и болтала ногами. Повозившись в кармане грязной кофты, она наконец извлекла какой-то крошечный замусоленный комочек.

— Ага! Последний рахат-лукум, — ликующе похвалилась она. — Так и знала, что он где-то завалялся.

— Господи, Фрэнки, — поразился Джефф. — Он же весь пыльный.

Фрэнки присмотрелась.

— Это ничего. К тому же, этот кусочек был с лимонным вкусом.

— Фу, — поморщился Майк. — Выглядит не очень аппетитно, Фрэнки.

— Только послушайте, — обрадовался Джефф. — Даже Майку не нравится, как он выглядит! Наверное, действительно гадость.

— Майк — Прожорливый Рот, — с улыбкой пропела Алекс.

Майк раскрыл рот.

— И ни одной пломбы, — неразборчиво прошамкал он.

— Но вовсе не потому, что ты ешь мало сладкого, — добавил Джефф.

Поздний обед, который они приготовили на последнем баллоне походного газа, состоял из консервированных фрикаделек и разнообразных остатков и объедков, что завалялись в рюкзаках. За едой они болтали: тем для разговора нашлось много.

В три часа Джефф поднял руку.

— Ни у кого не осталось выпивки? — спросил он.

— Мм... по-моему, у меня есть немножко лимонада, — ответила Лиз.

Джефф косо на нее посмотрел.

— Я имел в виду спиртное, — пояснил он.

— А, — осеклась Лиз.

Спиртного ни у кого не было. Джефф потянулся к рюкзаку, который прислонил к стене, и достал бутылку водки и лимон.

— Я хранил ее на тот случай, когда у нас все кончится, — произнес он. — Для прощальной пьяной вечеринки.

Майк воздел глаза к небу.

— Этот ублюдок даже лимон принес, — посетовал он. — Пьянство — твой конек, да?

— Это вид искусства, — глубокомысленно провозгласил Джефф.

— Конек — это животное, — заметила Алекс.

— Ха, — мрачно буркнул Майк. — Какая ты остроумная.

Они смешали водку с лимонадом Лиз и передали стаканчики по кругу.

— Ну здравствуй, — произнес он.

Я сидела на старой скамье за вторым корпусом. Микроавтобус, везущий рьяных туристов в поход по горам, отправился в путь чуть меньше часа назад; я наблюдала, как он отъезжает с асфальтированной площадки у крикетного поля.

Мартин раскраснелся; казалось, он не ожидал меня увидеть. Бросил у арки большой пакет и подошел к тому месту, где я сидела.

— Ты рано. Мы только в пять начнем.

— Ты завел секундомер? — спросила я.

— Не настолько же я фанатичен, — произнес он. — Чем занималась?

— Только что проводила походников, — объяснила я.

Его реакция меня встревожила. Он замер как вкопанный, и по его лицу промелькнула тень растерянности и злобы, прежде чем он резко спросил: