Лабиринт отражений, стр. 64
Глубина-глубина…
Я не могу выныривать с такой скоростью, с какой затягивает цветной водоворот!
Глубина-глубина…
111
Прежде всего – спокойствие.
Говорят, это любимая присказка какого-то нашего космонавта. Только кто сейчас помнит героев ушедших дней?
Спокойствие.
Паника убивает быстрее пули.
Вокруг меня – бесконечный калейдоскоп. Радуга, фейерверк, работающая дип-программа. Как просто – и неожиданно. Дайвер может вынырнуть, но что он сделает, когда вода прибывает быстрее, чем он рвется вверх?
Еще не знаю.
Делаю шаг – как ни странно, это удается. Мир потерял реальность, стал картиной сумасшедшего абстракциониста. Мимо проносится оранжевая крутящаяся лента, свивается кольцом, пытается завязаться вокруг головы. Срываю ее – рук не видно, но лента обиженно отлетает в сторону. Из-под ног, которых тоже нет, бьют фонтанчики белой пыли. Начинает идти изумрудный дождь, каждая капля – крошечный кристаллик, больно колющий тело.
И тишина, мертвая тишина, почти та, о которой говорил Неудачник…
Спокойствие.
Где я сейчас? Бреду по улице Диптауна, вытянув руки и слепо глядя в ничто? Или упал куда-то в глубину дибенковского компьютера? А может быть, подобно мифическим персонажам, растекся по всей сети?
Спокойствие.
Прежде всего – я дома. Дома, за своим стареньким компьютером. В шлеме и костюме. Где-то передо мной – клавиатура, справа – мышь. Если нащупать клавиши, вручную ввести команду на выход…
Нет, это невозможно. И дело даже не в том, что я не почувствую кнопок под пальцами. Сознание давным-давно привыкло имитировать движения. Я не вытягиваю руку – я лишь слабо подергиваюсь, я не прыгаю – приподнимаюсь со стула, не иду – перебираю ногами под столом. Иллюзии. Глубина.
– Вика! – говорю я. – Вика! Выход из виртуальности! Вика, я прерываю погружение! Выход!
Нуль эффекта.
Я принимал как должное возможность общаться с «Виндоус-Хоум» из глубины. Принимать и перекачивать файлы, выходить из глубины, интересоваться свободными ресурсами машины. Если бы все было так просто… какая нужда была бы в дайверах. Сейчас, в шкуре обычного виртуалыцика, я на общих правах.
Я не чувствую реального мира.
Не могу позвать на помощь.
Я тону.
Спокойствие!
Пытаюсь стянуть шлем, которого не ощущаю. Бесполезно. Бегу, рвусь – в надежде оборвать провода.
Вряд ли я сдвинулся хоть на метр.
Закрываю глаза. Надо отключиться от дип-программы. Не видеть ее. Не погружаться дальше.
Глубина-глубина, я не твой, отпусти меня, глубина…
Повторяю сотню раз – двоечник дайверской школы, уныло пишущий в тетрадке одно и то же предложение.
Глубина-глубина, я не твой, отпусти меня, глубина…
Ничего не меняется.
Там, в бесконечно далеком настоящем мире, мое оцепеневшее тело сидит перед компьютером. И в открытых глазах отражаются губительные радуги.
Дибенко меня поймал.
Случайно ли он придумал эту ловушку? Пытался научиться выныривать, изобретал спасательный круг, а придумал кадку с цементом на ноги? Или он стремился именно к этому – не подтянуть всех виртуалыциков до способностей дайверов, а опустить нас на общий уровень?
Может быть, я уже никогда этого не узнаю.
Что произошло с Ромкой? Успела Вика сесть в машину – или тоже блуждает в разноцветной метели, а Неудачник идет с Дибенко – покорный и молчаливый?
Чтобы узнать, я должен вернуться.
Мир вокруг немного успокаивается. То ли буйство красок обрело систему, то ли я присмотрелся, привык к происходящему. Будем считать, что изумрудный дождь падает сверху – уже есть ориентир. Попробуем идти. Медленно, спокойно. Хотя бы к этой упрямой оранжевой ленте, крутящейся впереди…
Лента подпускает меня почти вплотную и отлетает. Успеваю заметить, что изумрудный дождь посек ее, истрепал края. Оранжевая лента свита в кольцо Мебиуса, словно… словно она независима от окружающего пространства!
Что-то чересчур замысловато для дип-программы…
Вновь двигаюсь к ленте – и снова она не дается в руки, уносится вдаль.
Что происходит, на самом-то деле? Вокруг меня сформировался этот безумный мир, или все происходящее – шуточки подсознания?
Иду за лентой. Любое направление может быть правильным – если здесь существуют направления. Дождь усиливается, кристаллики утончаются, превращаясь в иглы. Наклоняю голову, защищая глаза, продолжаю идти. Почему-то меня радует происходящее. Кто-то с кем-то борется.
Значит, еще есть шанс.
Ни расстояния, ни времени. Все меры слились воедино. Быть может, прошел час, быть может, три километра.
Может быть, пришло безумие.
Лента порхает впереди, но ее движения все медленнее и неувереннее. Это уже оранжевые лохмотья, изрубленные дождем. Последний рывок – и она падает вниз, выбивая гейзер белой пыли.
Конец?
Стою над остатками своего странного проводника. Что теперь? Ориентиров больше нет. Закрываю глаза – и слышу слабый, далекий звук.
Дип-программа не оперирует звуками! Говорят, хотя может быть, это просто слухи, что на компьютере Димы Дибенко не было звуковой карточки.
Иду.
Звук становится громче, но не делается отчетливее. Так может журчать лесной ручей, или шуметь далекий прибой, или потрескивать пламя свечи. Да все равно, пусть хоть я слышу эхо Большого Взрыва – мне нужен этот звук, это отсутствие тишины!
Шаг, еще шаг.
Даже сквозь сомкнутые веки я чувствую: что-то изменилось.
Открываю глаза. Мир словно выцвел. Изумрудный дождь утратил яркость, стал блеклым, уже не смарагды – грязное бутылочное стекло сыплется с неба. Белая пыль под ногами едва видна.
А впереди горит голубая звезда.
Осколок дневного неба.
То ли она выросла, то ли я стал меньше – мерцающий огненный шар теперь возвышается надо мной. Я протягиваю руки, касаюсь теплых лучей.
И падаю в звезду.
Ветер.
Холодный ветер бьет в лицо.
Я поднялся с запорошенной снегом земли. Куда ни глянь – плоская, как стол, равнина. Горизонта нет. Небо – в скользящих, переплетающихся оранжевых нитях, сквозь которые струится голубой свет.
А еще – туманные струи, текущие над землей. Меняющие яркость и плотность, несущиеся навстречу ветру и взмывающие к оранжевой решетке неба.
Отряхнув с колен снег, я посмотрел на ладонь. Странный снег – слишком большие кристаллики, рассыпчатые и не слипающиеся. Они шипят на моей руке и улетают легким дымком.
– Рад, что ты дошел, Леня, – сказал Неудачник из-за спины.
Я не успел обернуться – он почти выкрикнул:
– Нет… не надо!
Окутанная туманом равнина, холодный ветер, сыпучий снег. Я сглотнул застрявший в горле комок:
– Неудачник… спасибо тебе.
– Я должен был помочь, – очень серьезно ответил он. – Хотя бы попытаться. Ведь ты меня спасал.
– Не очень-то удачно…
– Но ты вывел меня. А мне было очень плохо… там.
– Догадываюсь. Но ты мог бы пройти «Лабиринт» за час… за десять минут…
– Леня…
– Мог просто выйти, а мог и побить все рекорды.
– Нет, не мог.
– Но почему?
– Ты до сих пор не понял? – В его голосе мелькнуло удивление.
– Не хотел убивать?
– Да.
– Но это же не по-настоящему! – воскликнул я.
– Для тебя.
– Я никогда не смогу быть таким, как ты.
– А это и не нужно, Стрелок.
– Знаешь, – борясь с искушением повернуться, сказал я, – мне однажды показалось на миг… только на миг… что ты Мессия. Понимаешь?
Неудачник очень серьезен.
– Нет, Леонид. Я не хотел бы быть вашим богом. Любым из придуманных. Они очень жестоки.
– Как мы.
– Как вы, – эхом откликнулся Неудачник, и в голосе его была печаль.
– Это сон? – спросил я, помолчав. – Все то, что вокруг?
Он очень долго молчал, тот, кто стоял за моей спиной и просил не оборачиваться.
– Нет, Леня. Если это и сон – то не твой.