Донырнуть до звезд (Сборник), стр. 46
– Присматривайте тут за Роном, – коротко бросил Ян, отходя к двери. – Мальчишке понравилось купаться, но не стоит пускать его на озеро в одиночку.
– Хорошо, лейтенант, – согласно кивнул Старик. – Не беспокойся.
…Кирпичная стена, вся в выбоинах и темных пятнах. Седой затылок человека, медленно идущего к стене…
Капитан Ян Троев торопливо прошел по коридору. Лишь у комнаты Даны он замедлил шаги – но так и не остановился.
Щелкнул засов, выпуская его из Дома. Очутившись в ночной прохладе, Ян перешел на бег. На опушке леса он позволил себе остановиться.
Дом поблескивал синеватым небьющимся стеклом, закрывающим широкие окна. Толстые бревна, грубый камень, кованые ставни, обитая железом дверь. Маленький форпост покоя и счастья в жестоком мире. Дом…
– Сны бывают страшными, но покой дают и они, – негромко сказал Ян. – Это спор самого с собой.
В боевом комбинезоне и ботинках бежать стало труднее. Но до самых Горелых равнин капитан Троев не останавливался. Дальше стало легче. Мимо Оранжевых скал, через Стеклянный лес. К той неизменной точке, где тело становилось легким, невесомым, а мысли туманились. Где все сильнее хотелось проснуться…
Капитан Ян Троев вышел из штабного транспортера еще до рассвета. Продрогшие от ночной сырости часовые подтянулись при его появлении.
– Долго я спал? – ни к кому не обращаясь, спросил Троев.
– Час-полтора, – уверенно ответил солдат с сержантскими шевронами на рукаве. – Не больше.
– Спасибо.
Часовые переглянулись. Тот, что помоложе, пожал плечами. Сержант ухмыльнулся: «Бывает».
– Поселок уже прочесали? – так же безлично и так же вежливо спросил Троев.
– Скорее всего. Полчаса, как все стихло. – Сержант потянулся к кнопке коммуникатора. Но Троев покачал головой:
– Не стоит. Я сам проверю патрули. А вы, когда сменитесь, выпейте коньяку. Ночь сегодня холодная… Скажите интенданту, это мой приказ.
Сержант довольно улыбнулся, представив себе бессильную злость разбуженного под утро интенданта. Его напарник, выждав, пока Троев отойдет от вездехода, сказал:
– Капитан у нас со странностями. Но мужик отличный. Облокотившись на холодную броню транспортера, сержант достал сигарету. Неохотно ответил:
– Да как сказать… Года три назад полковой врач помог бежать пленному. Тот был совсем еще мальчишкой, а Троев пригрозил расстрелять его без суда.
– Ну и что Троев?
– Расстрелял врача. Без суда.
– Все правильно.
Сержант щелкнул зажигалкой.
– Говорят, врач был другом его родителей. Лечил Яна с пеленок.
– Война, – неуверенно сказал часовой.
Сержант сплюнул.
– А наша связистка, Дана… Когда у Вертхола нас взяли в кольцо, она предложила сдаться. Не только Троеву, всем сказала, дуреха… Ну и он по приказу о борьбе с паникерами…
Затянувшись дешевым крепким табаком, сержант добавил:
– Не хотел бы я носить такой груз, как у него.
В центре поселка десяток усталых десантников растаскивали свежие развалины. От мокрых обугленных досок, почерневших кусков бетона тянуло гарью.
– Мы нашли его, капитан, – доложил кто-то Троеву. – Нашли и уничтожили, как вы приказали.
Ян молча смотрел на кусок брезента, где лежал тот, кого во сне звали Роном. Сгоревшее лицо стало неузнаваемым. В глубине души Ян обрадовался этому. Обидно было бы убедиться, что на самом деле «Рон» был совсем другим.
– Ему лет четырнадцать, – хмуро сказал Троеву десантник. – На кой черт ему эта война? И ведь знал, на что идет. Сидел с таким боезапасом, весь дом разнесло…
Отвернувшись от брезента, он добавил:
– Не дай Бог во сне увидеть…
Троев не ответил. Он смотрел на маленький металлический значок, когда-то золотистый, а теперь темно-бронзовый. Приколотый к отвороту куртки, он казался недогоревшим язычком пламени. Выдавленные буквы скорее угадывались, чем читались. «Рону, чемпиону школы по плаванию».
Медленно, но неотвратимо, словно на плечи ему легла тяжесть целого мира, Ян склонился над брезентом.
Никогда больше он не взберется на льдистые пики Диких гор. Никогда не проплывет по Сухой реке, никогда не встретит утро на Вечерних холмах. Никогда не пройдет по Стеклянному лесу, звенящему под порывами ветра.
Только во сне можно дружить с теми, кого ты убил. Только во сне можно победить в проигранном споре.
– Мне некуда больше бежать, Рон, – прошептал Троев. – Я такой же трус, как и ты. Мне будет слишком страшно за вас, если я вернусь в Дом.
Капитан Ян Троев по-прежнему служит в Десантном Корпусе. Его бригаду перебрасывают с планеты на планету – и она действует столь же успешно, как раньше. Разве что проявляет меньше инициативы – да и неудивительно, ведь капитан Ян Троев ходит теперь с глазами мутными и стеклянными от выпитого снотворного. Он принимает таблетки каждый вечер, в такой дозе, которую молодой и циничный полковой врач назвал «полусмертельной». Может, он и прав, но на медицинские советы Троев не реагирует. Он говорит, что проиграл какой-то спор, и продолжает принимать лекарство – в один и тот же час, каждый вечер, перед сном, в котором капитану Яну Троеву больше нет места.
Способность спустить курок
Потолок над креслом был зеркальным, и, запрокинув голову, я мог увидеть самого себя. Меня опоясали ремнями, опутали датчиками, нацелили на височные доли мозга конусы волновых излучателей. Они выглядели неприятнее всего – длинные, с отогнутыми кабель-вводами, похожие на старинные дуэльные пистолеты. Странное это оружие, дуэльные пистолеты, единственное, которое применялось не для защиты, а только для убийства. Пусть даже и узаконенного…
Я опустил взгляд. И увидел, как за небьющимся стеклом считывающего устройства закружились радужные информ-диски, как замигали на щите компьютера индикаторы и поползли вверх стрелки потребляемой мощности.
За стеной загудели генераторы, а «пистолеты» у висков издали тонкий режущий звук. На концах их, бросая на лицо красные отсветы, задрожали огоньки. Я закрыл глаза. И почувствовал, как едкой пороховой пылью, липким от крови песком, зазубренной сталью клинков, отравленной сладостью фосгена поползло в мой мозг запретное умение.
Умение убивать.
– Уступить их требованиям мы не можем, – сказал капитан. – Опустившийся на планету корабль будет, несомненно, захвачен, а мы разделим участь своих товарищей. Так что остается, по сути, два выхода. Либо бросить Макса и Элис, либо…
Капитан обвел нас взглядом – всех семерых, оставшихся на корабле, и удовлетворенно кивнул:
– Я так и думал. Тогда нам потребуется помощь специалиста.
Вздрогнули все. Даже у Бориса исчезла с лица улыбка, а Танаки непроизвольно покосился на приборы. Вот, мол, моя специальность, куда ты без кибернетика, капитан…
– Возможно, кто-нибудь примет матрицу добровольно?
Я плотнее сжал губы, чтобы сквозь них не выскользнуло ни звука. Что ж, специалист так специалист. Пусть идет Борис – он врач, а там… или Дитмар, они с Максом…
Семь пар глаз смотрели на меня. Семеро, вместе с капитаном, ждали моего ответа. И еще двое ждали его, даже не подозревая о прозвучавшем вопросе, далеко-далеко от корабля, от его надежных стен и сильных машин, в каменных подземельях главного города планеты Тайк.
Почему именно я? Я обвел ребят взглядом. И увидел… нет, наоборот.
Не увидел в их взглядах и тени сомнения. Почему я?
– Разрешите мне, капитан.
Это мой голос. И мои слова.
– Конечно, Виктор.
Радужные разводы по прозрачной поверхности диска, комариное пение излучателей. Там, за стеклом, запрессованная в пластик, превращенная в субмолекулярные изменения вещества, – память всех войн Земли. Там дерутся у костра кроманьонцы и каменные топоры взлетают над косматыми головами.