Царь, царевич, король, королевич..., стр. 20
…Через час мы брели по снежному полю в сторону черных точек. Мы замотались в одеяла, на ноги поверх кроссовок надели найденные в домике сапоги. До пингвинов было еще далеко, но сомнений в том, что это именно они, не осталось.
Стас мурлыкал что-то бодрое и помахивал дубинкой – металлической ножкой от стула. Ножка была с винтом и выглядела внушительно. Зато моя дубинка, палка от швабры, была очень длинной. А это, по-моему, еще лучше.
– Костя, ты что больше любишь, ножку или крылышки? – спросил меня Стас на полпути. – Чур, ножки мои!
Я не ответил. Я глядел на пингвинов, и меня терзали смутные сомнения. А через десять минут и Стас замедлил шаг. Почесал красный от холода нос и признался:
– Наверное, нам обоим крылышка хватит…
Пингвинов оказалось штук миллион. Ростом они были повыше нас. Галдели, как вороны на помойке. И поглядывали на нас – нехорошо так, изучающе…
А вокруг было красиво! Развиднелось, солнце пригревать стало, и все вокруг засияло. Даже не думал, что лед может так сверкать, переливаться, играть всеми цветами радуги. А далеко-далеко впереди море было, темно-черное, присыпанное мелкими льдинками. Там тоже пингвины резвились…
– Все-таки пингвин – зверь редкий, – не замечая, что называет пингвина зверем, произнес Стас. – Яичница лучше.
– Лучше, – глядя на пингвиньи туши, соврал я. – Они яйца высиживают в гнездах, но иногда отходят… попить, например.
– Ну вон один и отошел. – Стас ткнул в сторону пингвина, который и вправду побрел к морю, подозрительно на нас оглядываясь. – Так, сейчас мы яичко и раздобудем…
И прежде чем я успел его остановить, брат кинулся к оставленному без присмотра гнезду – кучке камней на снегу. Порылся там, схватил что-то и побежал обратно. А вокруг пингвины орут, крылышками машут, на месте топчутся. Тот пингвин, который пошел водичку пить, оглянулся, увидел разбой да как чесанет обратно!
– Стас, ходу! – завопил я и сам последовал своему совету. Только брат меня быстро догнал, потому что кинул дубинку, одеяло и сапоги. Но яйцо – крупное, с литровую банку – крепко прижимал к животу.
– Оглянись, он еще гонится? – спросил Стас на бегу.
– А сам не можешь?
– Страшно!
Я оглянулся – и прибавил ходу. Потому что за нами гнались даже два пингвина – тот, которого мы обворовали, и другой – здоровенный, ростом метра в два! Стас меня понял без слов.
– Бросай яйцо! – вопил я. Но Стас то ли не слышал, то ли его жадность одолела, то ли от испуга у него руки свело.
На полпути маленький пингвин повернулся и побрел обратно: наверное, новое яйцо откладывать. Но большой гнался. Лучше бы наоборот!
До библиотеки и оставалось-то всего ничего, когда Стас поскользнулся и рухнул в снег. Я остановился.
– Мне яйцо помешало, – приподымаясь, заявил Стас.
А пингвин был уже рядом. Ох и здоровый же! Наверное, это был муж маленького пингвина, самец. А может быть, даже вожак стаи! Делать было нечего: я взял дубинку наперевес, как копье, и грудью заслонил непутевого брата.
– Кря! – сказал пингвин, останавливаясь в двух шагах. И разжал свои передние плавники… то есть, тьфу ты, крылышки, которые крепко прижимал к животу. В снег шлепнулось яйцо! Еще одно!
– Кря! – добавил пингвин и вразвалку побрел обратно.
– Вот это класс! – только и выдавил я. А Стас обалдело помигал и предположил:
– Может, он решил нам помочь? Понял, что мы голодные?
Вареные пингвиньи яйца – это, скажу вам честно, гадость жуткая! Рыбой воняют, скорлупу фиг пробьешь, а до желтка добираться просто сил никаких нет. К тому же они были немножко несвежие. Но мы мужественно съели яйца – жрать уж очень хотелось.
– Вот ведь как жизнь устроена! – начал философствовать Стас. – Нигде порядка нет, даже в Антарктиде. Станцию на произвол судьбы бросили, никаких продуктов не оставили. И ни одного ружья. Стыдно сказать – приходится яйца у пингвинов воровать! Разве так делается?
– Делается, – листая обреченного на сгорание Джерома К. Джерома, сказал я.
– Костя, но вот ты бы, будь президентом, допустил такое безобразие?
– При чем тут президент? У него других дел хватает.
– На все надо время находить! Нет порядка в стране. Да что там в стране – нигде в мире нет. Давно надо было всем собраться и в Антарктиде лыжные базы устроить, катки… А пингвинов – в резервацию! – кровожадно добавил Стас.
– Вот вырастешь, станешь президентом, потом в ООН выступишь и все устроишь как положено, – попытался я успокоить Стаса.
– Ждать долго… Был бы я сейчас президентом, пока молодой, с оригинальными мыслями, непьющий почти… Эх!
– Кто бы тебя слушал? Пятиклассник-президент! Ха!
– Не слушали бы? Значит, надо не президентом стать, а диктатором! И вообще, всю власть в мире детям передать. Взрослые пусть работают, старики отдыхают, дети – управляют, а пингвины – вымирают. Тебя, Костя, я бы министром сделал. Военным.
Я немножко обдумал это предложение. Было оно заманчивым, что говорить, вот только немного нереальным.
– Поспи, голова свежее будет, – посоветовал я. Стас надулся и буркнул:
– Ладно, тогда будешь министром сельского хозяйства. В наказание!
Наверное, через полчаса брат бы так разозлился, что назначил меня директором школы или сантехником в Белом доме. Но тут в дверь тихонечко стукнули!
– Ой! – подскочил Стас на месте. – Кубатай!
И бросился открывать. Распахнул дверь – а там…
– Опять пришел! – пискнул Стас, отбегая. А здоровенный пингвин потоптался у двери, разжал плавники – и высыпал у порога горку свежей рыбы!
– Он дрессированный, – понял я. – Пингвин-спасатель, как сенбернары! Стас, ура!
Глава седьмая,
в которой Иван-дурак ломает меч и это приводит к непредсказуемым результатам
(Рассказывает доктор Ватсон)
Признаться, манера Кубатая забираться в книги, названий которых мы не знали, несколько пугала меня. Вот и на этот раз Холмс не споря загрузил под шкаф книжный томик, мы влезли в магический шкаф, подождали минутку… Иванду успел сменить дикарский кинжал на огромный меч. Видно, недоброе предчувствовал черный великан.
– Пора, пожалуй, – решил Кубатай, открывая дверцу и выпрыгивая наружу. Мы услышали плеск и басовитый возглас: «Ой!» И все это – в кромешной тьме, царящей снаружи шкафа.
– Я иду на помощь! – с этим криком Смолянин выпрыгнул следом. Потом тяжело плюхнулся Иванду, и мы услышали его невозмутимый голос:
– Что разлеглись-то посередь лужи, а? Еще мудрецы… Хуже детишек малых. Глаз да глаз за вами надобен…
Осторожно выйдя из шкафа, мы оказались по колено в мутной холодной воде. Была ночь. Несколько звезд робко светили в разрывах туч.
Шкафа за нашими плечами больше не было.
– Мрачноватый мирок… – Холмс поежился и порылся в карманах. – Трубочным зельем побалуюсь – сразу уютнее станет.
Держась за руки как дети, – лишь огонек в трубке Холмса служил нам ориентиром, – мы пошли вперед.
– Очень это обидно, что я в луже промок, – сказал Смолянин. – Вот кто знал, куда и как? Сколько прошли, а еще такой лужи не встретили… чудно. Кто здесь живет-то, в глухомани этакой?
– Это еще не глухомань, – возразил Кубатай. – Вон недалече как бы свет теплится. Люди здесь живут, может, еще кто. И мы уж давайте, друзья, маскировку соблюдать. А заодно помните – я снова не Кубатай, а Кубату. Осторожность нужна.
Мы шли в сумраке; темнота густела позади и спереди, но скоро вдали замерцали огни. Крутой косогор заслонял мутное небо, а внизу раскинулось большое селение. Туда мы и поспешили в надежде на жаркий огонь, стены с крышей и дверь – отгородиться от ночи.
Вскоре мы наткнулись на запертые ворота; впрочем, рядом была сторожка, а в сторожке сидел человек. Он изумленно вскочил и с фонарем поспешил нам навстречу.
– Кто такие, откуда едете, чего с собой везете? – неприветливо спросил он.
– Мы люди мирные, дела у нас у всех разные, добрались вот до вас, – сказал Смолянин. – Я, например, Мак-Смоллет. Чего еще-то?