Сталь разящая, стр. 27
Влад молчал. Вокруг песчаной проплешины шуршала, качалась трава, потрескивал костер, где-то рядом фыркали и переступали стреноженные звери.
– Чага…
Она обернулась.
– Чага… – повторил Влад и беспомощно умолк.
– Я знаю, – тихо сказала она и подняла на него прозрачно-серые все понимающие глаза. – Надо.
36
Через плечо Дика Влад видел тлеющие в верхнем углу приборной доски две аккуратные изумрудные буковки – ОК. «Пташка» была готова к старту.
– Что она? – сдавленно спросил Влад.
Дик повернул голову. В профиль он напоминал кого-то из старых американских актеров. Голливуд…
– Все в порядке, – сообщил он. – Стоит. Смотрит.
– Слушай… Открой колпак! – внезапно попросил Влад.
– В чем дело?
– Я должен объяснить ей все еще раз!
Дик неторопливо отстегнул ремни и обернулся.
– Старина! – с некоторым удивлением сказал он. – Ты толковал с ней полчаса, разве не так?
– Мне не нравится, что она такая спокойная, – глухо ответил Влад. – Открой!
– Послушай, – сказал Дик, – если ты сейчас попытаешься вскочить на своего дромадера и…
– Не говори глупостей! – оборвал Влад. – Ты же знаешь, что я этого не сделаю! Но если с ней что-нибудь случится, меня будет мучить совесть – неужели не ясно?
– Пресловутая славянская сентиментальность… – проворчал Дик, но колпак все же открыл. – Имей в виду, до прохождения станции осталось не так уж и много, а мне еще снова проводить контроль… Даю тебе на все десять минут. А лучше пять.
…Чага видела, как поднялся выпуклый прозрачный панцирь и на крыло стальной птицы выбрался Влад. Спрыгнул в пепелище и торопливо направился к ней. Решил остаться?.. Сердце остановилось на мгновение…
– Чага, – умоляюще глядя, проговорил Влад. – Я должен лететь, понимаешь?
Она долго молчала. Потом сказала безразлично:
– Да.
– Но я вернусь, Чага! Я сделаю все, чтобы вернуться! Ты не откочевывай отсюда, ладно?
– Я не буду отсюда откочевывать, – сказала она.
Лицо ее оставалось неподвижным. Шевелились одни лишь губы.
– Господи, Чага!.. – Влад чуть не плакал. – Ну что же ты вся такая… как из дерева!
На секунду прозрачно-серые глаза стали враждебными.
– А ты как из металла!
«Злится, – с облегчением подумал Влад. – Значит, все в порядке».
– Чага, не злись… – улыбнувшись ей, как ребенку, попросил он. – Я вернусь. Вот увидишь…
Стальная птица курлыкнула властно и нежно.
– Все, Чага!.. – Влад схватил за руки, заглянул в глаза. – Все… Зовет….
Он уходил, то и дело оборачиваясь и совершая странные движения поднятой рукой, словно потрепывал ласково по вычесанной шерсти невидимого зверя. Взобравшись на крыло, потрепал в последний раз и скрылся…
– А тебе никогда не приходило в голову, – задумчиво промолвил Дик, – что наша так называемая гуманность для них – особо изощренная форма жестокости?..
Он помолчал, не столько ожидая ответа, сколько озадаченно вслушиваясь в им же самим произнесенную фразу. Потом вздохнул и утопил клавишу…
Выпуклый прозрачный панцирь опустился. Влада больше не было. Была присевшая посреди округлого пепелища, медленно задирающая мощный клюв к небу стальная птица.
Стальная птица… Усмехнувшееся мертвое лицо Армая… Уткнувшийся в землю Стрый со снесенным затылком и неподвижные мечтательные глаза Колченогой… Смертельная змейка металлического лезвия и убитый всадник, зависший с раскинутыми ногами над метнувшимся к земле зверем… Конец кочевью… Последний год живем… И взрывающееся оружие в руке владыки металла, с грохотом оползающий склон…
Стальная птица закричала, ударила в землю огнем и прянула ввысь. На краю пепелища нехотя занялась, задымила молодая трава. Истошно затрубил Седой. Сотрясая воздух, крылатый металл восстал над холмом, сверкнул, и у зверей подломились ноги. Все трое припали к земле.
Чага стояла, запрокинув голову, как когда-то в неглубоком голом овражке, посреди стальной вьюги… Кружившаяся в высоте серебристая мошкара растерянно метнулась в стороны, пропуская металлическое чудовище, а затем, словно спохватившись, кинулась запоздало вслед и, не догнав, косо чиркнула по лиловому вечереющему небу.
Чага взяла костяную лопатку и пошла к дымящейся, тлеющей траве. Забив огонь, бросила лопатку в пепел и вернулась к перепуганным, не смеющим встать зверям. Похлопывая по горбоносой с закрытыми глазами морде, уговорила подняться Рыжую, а за ней поднялись Седой с Угольком. Чага освободила зверей от пут и снова запрокинула голову. Стальная птица была еще видна. Крохотная, она карабкалась все выше и выше, но крик ее уже не достигал земли.
Он так и не отнял у нее камни… Медленным шагом Чага взошла на голую, как череп, вершину холма и увидела тлеющие развалины заката и алый краешек падающего за горизонт солнца. Под ногами розово блеснул крупный изогнутый, как кость, осколок. Чага поискала глазами тающую в зените стальную крупинку, но найти уже не смогла…
Она стояла одна, посреди пустой степи, оставленной людьми, и только сбитый с толку металл, которому пригрезилось на секунду стальное возносящееся чудовище, рыскал над холмами. Металл, чьего приближения она уже не могла, не умела почувствовать…
В конце концов, она всегда знала, что проклятие Матери рано или поздно сбудется. Чага поднялся осколок и, удивившись его нежному теплу, прижала к груди.
Быстрый, светлый, разящий без промаха на этот раз почему-то медлил. Потом, подкравшись сзади, с визгом вспорол воздух у самого уха, и Чага от неожиданности уронила осколок. Некоторое время она оцепенело глядела под ноги, потом заставила себя нагнуться, но подобрать не успела.
Металл ударил в плечо, развернул и, не дав даже упасть на землю, поразил ее в сердце.
В сердце, а не в печень и не в горло, как предсказывала когда-то Мать.