Раздолбаи. (Работа по специальности), стр. 36

Василий стиснул зубы и вырвал глубоко вонзённый лом. С неприязнью покосившись на зловредного Ромку, размёл ногой осколки – и сам себе не поверил. Под босой подошвой ласково круглилась заветная выпуклость. Напряжёнка. Вылезла, родимая…

Он выпрямился и победно развернул плечи. О такой возможности утереть нос самому Ромке можно было только мечтать. Василий выдержал паузу – и ударил.

Лучше бы он, конечно, вместо того, чтобы паузы держать, подумал вот над чем: сам-то он теперь как спрыгивать будет? Но когда глыба грянула и стала рваться прямо у него под ногами, думать о чём-либо было уже поздно. Память сохранила лишь первую секунду катастрофы. Сначала Василий провалился на метр вместе с серёдкой глыбы, а слева возник медленно и неодолимо кренящийся скол. Чисто инстинктивно Василий упёрся в него кончиком лома и, надо полагать, угодил в ещё одну напряжёнку, потому что скол как по волшебству покрылся сетью белых трещин и, страшно рявкнув в лицо, разлетелся вдребезги…

Просев в коленях, временно оглохший, закостеневший, с ломом в руках Василий оползал по склону двугорбого холма обломков. Вокруг, рассыпавшись кольцом, оцепенела лупоглазая команда Телескопа. Шёрстка на зверьках стояла дыбом. Вскочивший с корточек Ромка беззвучно разевал рот и выразительно стучал себя по голове костяшками пальцев.

Василий прислушивался к ощущениям. Вроде цел… Морщась, поджал ногу и вынул впившийся в пятку мелкий осколок. Осторожно ступая, сошёл на покрытие.

– Вот так вот… – сам себя не слыша, сказал он Ромке. – Мы, видишь, тоже не лыком шиты…

Глава 18

И ответил мне меняла кратко…

Сергей Есенин

Слух помаленьку возвращался. Словно из ушей вату вынимали – клок за клоком. Василий сидел на покрытии и озабоченно изучал уже запёкшуюся дырку в пятке.

– Обувку бы придумать какую-никакую… – проворчал он.

– Ага! – сказал Ромка. – Латы тебе придумать. Как у рыцаря…

С тем и отбыл. Василий недовольно посмотрел ему вслед и поднялся с пола. Две надзорки, тихонько подвывая, въедались в оползающий холм обломков. Команда Телескопа яростно выясняла, кто из них заработал тюбик, а кто нет. Сердитые щелчки и трели так и сыпались. Мелькали розовые ладошки. Казалось, что кому-нибудь вот-вот выпишут затрещину.

– Что за шум, а драки нету? – строго осведомился Василий и вдруг осознал, что драк между пушистыми побирушками и впрямь никогда не бывает. А ведь ссорятся постоянно… То ли не принято у них, то ли надзорок боятся. Неужто им тоже щелчка дают – как людям?

Василий погрузил пятерню в нагрудный карман фартука (деталь, вызывающая особую гордость) и извлёк авоську, сплетённую Машей Однорукой всего за десять капсул. В то время как уничтоженная глыба, насколько мог судить Василий, тянула тюбиков на двадцать с лишним.

– Телескоп! Ну-ка займись! – Не глядя, кинул авоську в сторону чирикающей толпы, а сам подошёл поближе к съехавшимся лоб в лоб надзоркам и весь обратился в зрение. Чернильные, как бы облитые жидким стеклом корпуса механических тварей, на секунду просветлели – и Василий озадаченно ругнулся. Так ему опять и не удалось подсмотреть, откуда же у них всё-таки вылетают эти самые капсулы…

Как и предполагалось, каждая надзорка сыпанула на искристое покрытие не менее десятка тюбиков. Поразило другое: все тюбики были ярко-алого цвета. Возбуждённый щебет оборвался. Приторный сироп, заключавшийся в алых капсулах, лупоглазые побирушки терпеть не могли.

Телескоп, развернувший авоську и уже пританцовывающий в радостном предвкушении, отпрыгнул и вздыбил серебристую ухоженную шёрстку.

– Дьец! – щёлкнул он.

– Телескоп! – Василий обернулся, грозно сведя брови. – Ещё раз услышу – хвост надеру!

Что такое хвост, Телескоп не знал, и поэтому слово наводило на него прямо-таки мистический ужас. Притих и принялся собирать капсулы в плетешок под разочарованное чивиканье соплеменников.

– Ну чего приуныли! – прикрикнул на них Василий. – Бывает… Редко, но бывает. Сейчас выменяем у кого-нибудь… Да у того же Пузырька!

Бригада приободрилась. Телескоп уже волок битком набитую авоську.

– Значит, так, – распорядился Василий, беря её за петли и с удовольствием взвешивая на руке. – Инструмент доставить домой… Телескоп, отвечаешь! Хоть одну железяку потеряете – никто ничего не получит. И ждать меня там. Всё. Свободны.

Наверное, с педагогической точки зрения это было неверно. Власть тут же ударила Телескопу в пушистую головёнку, и он, забыв о недавней выволочке, разразился пронзительной тирадой, в которой чередовались и «тьок», и «дьец» и чего-чего только не чередовалось. Бригада засвиристела и кинулась к железякам.

Василий вздохнул, покачал головой и, подхватив увесистую авоську, бодро зашагал в сторону скока, выводящего в лабораторию Пузырька. Прикидывая на ходу нынешний курс обмена, он обогнул основание Клавкиной опоры, потом услышал непрывычно мягкие хрусткие удары, вскинул глаза – и остановился. Клавка крушила стену. Метра три соломенно посверкивающей вогнутой поверхности было уже изрыто. Справа от повреждённого участка одиноко красовалась глубоко выдолбленная буква А. На покрытии вдоль фронта работ лежала гряда бледно-золотистой трухи.

С пеной у рта Клавка повернулась к Василию.

– А? – закричала она, вне себя тыча ломиком в ещё незадолбленную букву.

«А», – чуть было не согласился Василий.

– Он думает, никто не догадается! – гневно грянула Клавка. На крепких её щеках пылал румянец, отросшие за пару месяцев тёмные волосы растрепались. – Думает, все дураки! А то неясно, чьих это рук дело!.. Ну ладно! Я ему такое выдолблю!.. Прямо над завалинкой!..

Тут взгляд оскорблённой стеновладелицы упал на распёртый алыми капсулами плетешок – и лицо её просветлело.

– Ка-кое безобразие… – напевно, с наслаждением выговорила Клавка, опуская ломик и зачарованно глядя на свисающую до пола авоську. Подошла поближе и вскинула глаза, напомнившие Василию две пистолетные пули. Со свинцовыми скруглёнными головками.

– Ведь это же надо!.. – горестно и проникновенно продолжала Клавка. – Трудился-трудился человек, а ему за всё про всё… По-вашему, это правильно?

От обращения на «вы» Василий несколько ошалел. Всё-таки что ни говори, а Клавка была весьма неожиданной особой.

– Завезли людей людей чёрт знает куда – так обеспечьте! – Голос Клавки вновь налился силой, загремел. – Хозяева называется! Таких хозяев…

Внезапно Василию пришло в голову, что Клавка ведёт себя подобно не слишком опытному осведомителю: поливает хозяев почём зря к месту и не к месту, словно надеется, что какой-нибудь дурачок начнёт ей поддакивать…

«По-свойски тебе говорю, – вспомнилась вдруг давняя зловещая фраза Креста, – кладёт всех по-чёрному…»

Не то чтобы сам Василий шибко верил в эту ерунду, но по вошедшей в привычку осторожности тему он всё-таки решил сменить.

– А ведь раньше-то, наверно, так ни разу не было – чтобы одним цветом выдавали… – заметил он. – Надо бы дедка спросить.

Услышав про Сократыча, Клавка мигом забыла и про хозяев, и про осквернённую стену.

– Да много он, ваш дедок знает! – фыркнула она. – Дедок! Ему вон Крест однажды так дал, дедку вашему!..

– А за что, кстати? – полюбопытствовал Василий.

Клавка вдруг смутилась.

– Ну… Вы же знаете, Василий… – в затруднении заговорила она, поводя от застенчивости плечами. – Дедка, его же хлебом не корми – дай только какую дурь придумать… И вот он – представляете? – дошёл до того, что сказал Кресту… прямо в лицо… будто камушки – это хозяйские… ну… экскременты, – чуть ли не с жеманством выговорила она.

– Эх, ни хрена себе!.. – поражённо выдохнул Василий.

– Ну вот… – интимно зашептала Клавка. – А у них же там, в зоне, это позор… Там же за такие слова и убить могут…

– Вот это дедок загнул!.. – Василий вдруг поперхнулся и заржал в голос. – Это ж какие должны быть хозяева!..