Раздолбаи. (Работа по специальности), стр. 17

Глава 10

Ахнул дерзкий – и упал!

Михаил Лермонтов 

– А не досчитался я с вами, драконами, – напевно выговорил незнакомец, не сводя с Василия влюблённых глаз. Пальцы обеих рук он держал при этом несколько врастопыр, словно собирался ударить по клавишам. – Ох, не досчитался…

(Возраст – двадцать пять-тридцать; рост – от ста семидесяти пяти до ста восьмидесяти пяти; сложение – жилистое, худощавое; лоб – низкий; наличие морщин – отсутствуют; глаза – зелёные (а ни какие не карие!), средней величины; уши – большие, прижатые; нос – утиный. Особые приметы…)

Василий не поверил и всмотрелся ещё раз. Особых примет не было. То есть вообще ни одной.

Незнакомец, надо полагать, сомнение это уловил – и лицо его болезненно дёрнулось.

– В рифму, свисток, берёшь? – совсем уже мяукающим голосом осведомился он. – Ты здесь на цырлах бегать будешь, понял? Бейцалы мне отлэкаешь!

Произнесено вроде всё было правильно, только вот зубы доверия не внушали. Неровные (стало быть, свои, а не вставные) и слишком уж целенькие для отбывавшего срок.

– Клыки жмут? – холодно поинтересовался Василий. – Или башка на плечи давит?.. Наблатыкался и думаешь – автор?

Побледнев от обиды, незнакомец подался навстречу, умудрившись впрочем не сделать при этом вперёд ни шагу.

– Ночник ты краснопёрый! – с угрозой выговорил он. – Выстеклю, помою, врача приглашу!

– А ну? – с интересом спросил Василий, неспешно закладывая руку за пазуху и доставая «макаров».

Незнакомец обрадовался.

– Нычь бедолагу-то, – ласково посоветовал он. – Отплевалась сестрёнка…

Василий взвесил пистолет на ладони и задумчиво поглядел незнакомцу в низкий, без морщин, лоб.

– Чего уж там плевать-то? – сказал он. – Дам звона по кумполу – и все дела.

– За кого ж ты меня, пала, стрижёшь? – процедил тот. – Да я три лысака как от хозяина!

Василий сочувственно поцокал языком.

– Сидел… Вижу: сидел… Вся жопа, небось, в шрамах…

Лицо незнакомца свело судорогой. Он дёрнулся к ненавистному менту, но тут же о чём-то, видать, вспомнил, заматерился – и снова отшагнул.

– Да я – Крест! – злобно и беспомощно закричал он, ударяя себя в грудь кулаком.

– Трёкало ты базарное, – тихо и внятно отвечал Василий, глядя ему прямо в глаза. – Наколка где?

Вместо ответа назвавшийся Крестом незнакомец вздрогнул и резко повернул голову, как бы предъявляя для опознания ещё и профиль. Видя такое дело, скосил глаз и Василий, держа однако собеседника в поле зрения. Оказалось, что причиной тревоги была самая обыкновенная «мусорка», катящаяся к ним по стеклистому гладкому покрытию подобно огромной вытянутой капле ртути. При условии, конечно, что ртуть можно окрасить в густо-чернильные тона.

Крест вновь повернул к Василию теперь уже откровенно испуганное лицо.

– Ап! – выдохнул он еле слышно и начал отступать, трогая растопыренными пальцами воздух. – Шары, начальник! Разборка – потом…

– Да нет, чего уж потом? – Василий сунул пистолет за пазуху и, решительно, вразвалку приблизившись к отступающему, схватил за жилистую руку. Тот рванулся, в глазах его мелькнул ужас.

– Ты! Радостный! Я ж не пургу мету! Надзорка пасёт!

Некоторое время они боролись, тяжело дыша. Крест был мужик сильный. Василий – тоже. Кроме того, очень уж разозлил его этот чёрт. Слышалось сдавленное:

– Бесогон!.. Бивень!.. Волк ты тряпочный!..

Внезапно светлый мерцающий мир беззвучно взорвался, обдало жаркой болью, и противники разлетелись, словно шары на бильярде. Василия нечувствительно приложило о покрытие, перед глазами закривлялись ярко-зелёные амёбы. Ощущение – будто хорошо дёрнуло током.

Приподнялся рывком, ища глазами табельное оружие. Лохмотья с сержанта как бы сдуло разрядом, и теперь он лежал на стеклисто посверкивающем полу голенький – что твой младенчик. Пистолета нигде видно не было. «Мусорка» деловито подъедала разлетевшиеся обрывки милицейской формы.

Рядом, болезненно кряхтя, ворочался Крест.

– Б-бельмондо ты н-недоделанное!.. – страдальчески крикнул он Василию, поднимаясь на колени. Плетёные на манер корзины штаны местами расплелись, так что теперь Кресту приходилось их придерживать, чтобы совсем не развалились. – Звонил же без булды: н-надзорка пасёт!..

– Что, Крест, опять щелчок заработал? – послышался спокойный насмешливый голос, и Василий оглянулся. Шагах в пяти стоял и, склонив голову к плечу, с любопытством смотрел на них морщинистый незнакомый мужикашка в кольчужно посверкивающем короткоштанном полукомбинезончике.

Подёргиваясь, как контуженный, Крест повернул голову к вновь прибывшему и, злобно обложив его запинающимся матом, поковылял прочь.

Тот лишь ухмыльнулся ему вослед. Потом сочувственно оглядел Василия.

– Ну что, Вась, ожил? Пойдём колпачок налью – поправишься…

***

По гнутым соломенно поблёскивающим стенам помещения неправильной формы (другого определения Василий так и не смог подобрать) порхали цветные блики. Морщинистый похожий на алхимика Пузырёк, обдаваемый то мертвенно-ртутным, то розовым полусветом, что-то там поправлял в своём аппарате.

– Да никакой он, по-моему, не блатной, – хмуро говорил Василий. – Так, приблатнённый…

Пузырёк оставил в покое змеевик, обвивавший поросшую инеем трубу, и обернулся, отогревая дыханием замёрзшие кончики пальцев.

– Не, блатной-блатной, – сказал он. – Как одёжка на нём расползаться начала, мы прямо ахнули. Весь как есть в татуировке. Разве что на лбу ничего не выколото…

– Гляди-ка! – подивился Василий. – А куда ж она потом делась? Слиняла, что ли?

С колпачком в руке он сидел на… Честно говоря, непонятно на чём сидел. Вроде бы прямо на воздухе, загадочным образом отвердевшем вокруг толстого кабеля, разлёгшегося над полом смоляной змеёй. Чресла Василий обернул белоснежной простынкой, которую ему насовсем отдал Пузырёк. Запросто можно было вообразить, что пьёшь водку в предбаннике какой-нибудь правительственной сауны. Со светомузыкой.

– Да не то чтобы слиняла… – Пузырёк достал из висящей на растяжках плетёнки что-то вроде прозрачного целлофанового рукава полуметровой длины. – Ты Машу Однорукую ещё не встречал?

– Это… в хрущёвке?

– Да нет. Та – кукла Маша. А это Маша Однорукая…

– Погоди, – сказал Василий. – Ты мне про куклу сначала…

Пузырёк туго натянул целлофан за уголки и одним движением заварил донышко, проведя кромкой по тонкому, как нить, световоду. Получился пакет.

– Про куклу ты вон лучше Лёшу Баптиста спроси… Или нет, не надо, не спрашивай. Опять смурной станет, в запой уйдёт – ну его…

– Так баптисты ж не пьют!

– Ну это смотря какие баптисты… – уклончиво ответил Пузырёк и заменил полный пакет пустым, не потеряв при этом ни капли драгоценной влаги. – Короче, увидишь Машу – сам всё поймёшь…

Он наклонился над свернувшейся на полу карликовой молочно-белой глыбой, смахивающей слегка на человеческое ухо. Извлёк из выемки туго налитую целлофановую дыньку, по которой катался крупный пузырь воздуха, и, разматывая горловину, направился к Василию.

– Давай-ка ещё плесну…

Василий протянул маленькую прозрачную пиалу, и Пузырёк без промаха наполнил посудинку всклень. Себе тоже плеснул – на донышко.

– Где стопарики берёшь? – полюбопытствовал Василий.

– Да с той стороны кабель такой, стеклянный вроде… – Рука с пиалушкой качнулась в сторону устремлённой ввысь рощицы световодов. – Потом покажу… Перережешь – он срастаться начинает, ну как бы смолой оплывать… Чуть оплывёт – а ты этот наплыв возьми да и подковырни. Как раз такой вот колпачок и отшелушится…

– А простынка откуда? – Василий ухватил в щепоть краешек белоснежной материи.

– А это уже, видишь, от другого кабеля обмотка. Надрезал, отмотал сколько надо – и носи на здоровье…

Василий ошарашенно взглянул вверх, где ныряли в мерцающую паутину светоносные стволы.