Разбойничья злая луна, стр. 66
– Но ведь еще не полдень!.. – отчаянно крикнул Ар-Шарлахи, словно Тианги мог его слышать.
Он ждал удара, вспышки пламени, боли, но ничего такого не последовало. Грохот смолк. В ушах стоял прерывистый звон. С надеждой переглянувшись, Ар-Шарлахи и Алият выбрались из каюты и кинулись к лесенке, ведущей на палубу.
Снаружи все выглядело по-прежнему. Так же сияли по правому стремени бесконечные трубы, так же морщинились барханами бесконечные пески слева. Однако столпившиеся на палубе люди стояли, чуть присев, и неотрывно смотрели куда-то на север, где тоже все было как прежде: песок да уходящие к горизонту трубы.
– Что? – едва расслышав собственный голос, со страхом спросил Ар-Шарлахи.
Стоящий рядом Илийза, так и не решаясь выпрямится, повернул к нему серое изрубленное глубокими морщинами лицо. Нежно просиял старый ожог у виска.
– Птицы… – выдохнул он. – Железные… Оттуда – туда…
– Что еще за птицы? – Ар-Шарлахи ошарашенно проследил направление его судорожного кивка (с юга на север) и вдруг оцепенел. Над горизонтом, за которым должны были скрываться кивающие молоты, медленно и беззвучно вспухало и росло вширь огромное темно-красное пламя. Потом послышалось низкое мощное ворчание отдаленных взрывов.
– Вон они!.. – ахнул кто-то, то ли протягивая руку вперед, то ли пытаясь ею защититься.
…Они приближались, стремительно и пугающе вырастая в размерах, злобно сверкающие и скорее похожие на рыб, нежели на птиц. Или даже не на рыб. Огромные плоские наконечники копий летели над песками. На пустыню снова рухнул глушащий визжащий грохот. Двумя стаями страшные птицы пронеслись над содрогнувшимся до ребер «Самумом» и, уменьшаясь на глазах, истаяли бесследно где-то на юге.
…Уши заложило. Не было никаких ощущений, кроме неодолимого ужаса. Наверное, прошло довольно много времени, прежде чем Ар-Шарлахи понял, что лежит, вжимаясь всем телом в настил и прикрывая голову руками. Он заставил себя приподняться и осмотрелся. Казалось, палуба была завалена белыми, как попало брошенными мешками. Потом мешки зашевелились, из белых складок осторожно выпутывались человеческие лица, смятые страхом. В глазах тлела робкая надежда: неужто живы?..
Ар-Шарлахи сделал над собой усилие и поднялся первым. Ноги не держали, под коленками зудела мелкая отвратительная дрожь.
– Первый раз-то не так было страшно… – озабоченно бормотал Илийза, отлипая от настила. – Первый-то раз они стороной прошли…
– Что это?.. – выдохнула Алият, уставившись в ту сторону, где только что скрылись стальные птицы. Потом резко обернулась к вздувающимся на севере клубам огромного коптящего пламени.
– Это?.. – Ар-Шарлахи был вынужден приостановиться. Голос сел, так что вместо первого слова он выдавил беспомощное слабое сипенье. – Это война… И за горами, и здесь… А это – те, с кем они воюют…
Внезапно зрачки его расширились, и Ар-Шарлахи оглянулся на сияющие в сотне шагов трубы, потом – на пламя.
– К ведущему барабану! Быстро! Уходим! Как можно дальше от труб!..
Его поняли и кинулись по местам. Ворвавшись к себе в каюту, Ар-Шарлахи выхватил из-под подушки разговорное устройство, включил и долго водил с надеждой подвижной металлической заклепкой вдоль боковой прорези.
Шорохи, шорохи, шорохи… Наконец отложил черепашку и осел на краешек ложа, до сих пор не решаясь поверить в то, что кивающих молотов больше нет…
Глава 36. ПО ОБЛОМКАМ ЖЕЛЕЗНЫХ ПТИЦ
Пламя на горизонте полыхало весь день. Медленно бурлило, вспучивалось тяжелыми испятнанными копотью пузырями, иногда то здесь, то там лениво взмывал алый язык и, оторвавшись от общей массы огня, какое-то время жил самостоятельно, парил, шевелясь и кривляясь в черном дыму. Полнеба заволокло гарью. Зловещей своей неспешностью пламя напоминало пылевую бурю, что наползала на «Самум» два дня назад. Пожар Зибры рядом с ним показался бы малым костерком.
Странно, но сияющие трубы вопреки опасениям Ар-Шарлахи не взорвались и не воспламенились. Стройные, серебристые, они по-прежнему тянулись с севера на юг, словно огненная толчея за кормой не имела к ним никакого отношения.
Команда «Самума» ждала решения. Главарь затворился с Алият в своей каюте и, надо полагать, опять замышлял что-нибудь такое, от чего у добрых людей ум за разум заходит. Маясь, бродили по палубе, сбивались в небольшие группы, толковали вполголоса, поглядывая то на юг, то на север.
– Стало быть, и на кивающие молоты управа есть… – с дрожью в голосе говорил Ард-Гев, насупив густые сросшиеся брови. – Надо же страсть какая! А грохоту от них, грохоту!..
– Синие, скользкие… – презрительно передразнил кого-то Горха. – Нашел чем пугать!.. Из моря ведь выпорхнули, не иначе…
– А я так думаю, братцы, что это сам Шарлах птичек этих вызвал…
На говорящего уставились с боязливым недоверием. Конечно, Шарлах заговоренный, вдобавок колдун, но не до такой же степени!..
– Сам слышал, как он кивающие молоты ругал: к морю, мол, не пускают… Ну и вот…
– Это где ж ты такое слышал?
– А сквозь переборку…
– Подслушивал, что ли?
– Да как?.. – Говорящий смутился.
– Ты смотри, – пригрозили ему. – Застанет, щелкнет этак пальчиками – и твой же нож тебя и по горлу!..
– А я вот другое слышал… Только-только все это стряслось, Алият говорит: что ж ты, мол, рассказывал, будто птицы у них деревянные? А они вон, видишь, какие…
– Ну… А он?
– А он ей: чего, мол, ты хочешь? С тех пор двести лет прошло…
Все примолкли в тревожном недоумении.
– Это сколько ж ему лет-то?
– Да может, он не про себя…
– Ох, братцы, потащит он нас к морю, чует мое сердце…
Сердце не обмануло. Вскоре на палубе появился Ар-Шарлахи и велел ставить паруса. Угрюмо подчинились. Недовольства, впрочем, никто не выказывал, возможно, потому что за кормой все так же неспешно бурлило огромное грязное пламя, и невольно хотелось уйти от него как можно дальше. К вечеру оно стало еще страшней; казалось, весь мир, лежащий за северным горизонтом, объят огнем: Пальмовая дорога, Харва, Кимир…
Странной была эта ночь: наблюдателей пробирал озноб, и причиной тому был не один только холод. Вздымалось на севере розовое зарево и вовсю бесчинствовала разбойничья злая луна. Холодно светились справа бесконечные трубы, похожий на огромного скорпиона «Самум» медленно полз в полном безветрии по светлым пескам.
Утром, когда за кормой осталась лишь черная прозрачная дымка, Ар-Шарлахи попробовал связаться с Улькаром. Государь был испуган. Ему уже доложили, что горят пески кивающих молотов.
– Зачем ты это сделал? – хрипло спросил он, и Ар-Шарлахи на некоторое время утратил дар речи. Улькар явно переоценил его скромные возможности. Но рассказывать подробно о железных птицах и об их предполагаемых хозяевах показалось Ар-Шарлахи делом сложным, и то ли поэтому, то ли от усталости, но он ответил государю просто:
– Они не пускали меня к морю…
После этих слов Улькар обезумел. Он кричал, что Ар-Шарлахи оставил его один на один с Кимиром, он уже грозил страшными карами, и пришлось волей-неволей объяснить, что же произошло на самом деле.
Судя по всему, Улькар был потрясен. Устройство шуршало почти минуту, и Ар-Шарлахи даже забеспокоился: уж не сломалось ли? Он собрался окликнуть государя, но тут Улькар наконец подал голос.
– Как ты думаешь, там хоть кто-нибудь уцелел? – с надеждой спросил он.
– Вряд ли… – поежившись от воспоминаний, ответил Ар-Шарлахи. – Все сгорело, по-моему…
– Вот как?.. – Улькар что-то тревожно обдумывал. – Ну, все равно… Если они… Или эти их враги, как ты говоришь… Неважно… Словом, если тебя все-таки перехватят, спрячь мой указ подальше. А не будет другого выхода – уничтожь. Пусть считают, что ты решился выйти к морю на свой страх и риск…
Ар-Шарлахи подумал, что в общем-то так оно и есть, но произносить это вслух не стал.