Тарзан – повелитель джунглей, стр. 20
Блейк повернулся к сэру Джареду.
– Позови оруженосца, рыцарь, – сказал он. – Пусть подаст меч сэру Малуду.
Трибуна разразилась аплодисментами, но американец повернулся к публике спиной и встал рядом с Ричардом, ожидая, когда противник снова окажется при оружии.
– Ну как, дружище, продолжаешь настаивать на щите?
Ричард засмеялся.
– Тебе просто везет, Джеймс, – ответил он, – но более сильный противник давно уже пронзил бы тебя насквозь.
Получив меч, сэр Малуд подъехал к Блейку и низко поклонился.
– Я выражаю свое уважение благородному и великодушному рыцарю, – произнес он с ледяной вежливостью. Блейк поклонился.
– Вы готовы, мессир? Малуд ответил утвердительно.
– Тогда к бою! – коротко бросил американец.
Несколько секунд противники примерялись друг к другу, выискивая благоприятную позицию. Затем Блейк сделал ложный выпад. Малуд загородил лицо щитом, однако удара не последовало, и он опустил щит. Именно этого Блейк и ждал. В тот же миг меч американца со всей тяжестью обрушился на шлем противника. Малуд закачался, завалился на бок и рухнул на землю.
Блейк спешился и подошел к противнику, распростертому перед ложей Гобреда. Поставил ногу на грудь побежденного, приставил острие меча к его горлу.
Публика подалась вперед, предвкушая финальный удар, но Блейк застыл в неподвижности. Подняв взгляд на Гобреда, американец произнес:
– Перед тобой лежит храбрый рыцарь, к которому у меня нет никаких претензий. Я намерен оставить ему жизнь ради тебя, Гобред, чтобы он продолжал служить тебе и тем, кто его любит.
С этими словами Блейк выразительно взглянул на принцессу Гвинальду, затем отвернулся и, не обращая внимания на аплодисменты, вернулся в свою палатку.
Эдвард и Майкл не находили себе места от радости, как и все те, кто ждал его возле палатки. Блейка встретили счастливыми улыбками и бурными поздравлениями. Всего несколько минут назад эти люди испытывали стыд от того, что принадлежат к побежденной стороне, сейчас же их распирала гордость за Блейка, величайшего, по их мнению, героя Ниммра.
Сняв с себя доспехи, Блейк пошел прямо к себе вместе с сэром Ричардом.
Когда они остались одни, Ричард положил ему руку на плечо.
– Ты поступил благородно, по-рыцарски, друг мой, – сказал он, – но не знаю, разумно ли.
– Почему? Неужели ты полагаешь, что я могу прикончить лежачего?
Ричард удрученно покачал головой.
– А он бы тебя не пощадил!
– Ну, не знаю. В моей стране не принято добивать побежденного.
– Если бы вы с ним повздорили из-за пустяка, то я еще понял бы твое великодушие, но ведь Малуд ревнует, и после сегодняшнего ревность его не уменьшится. Ты мог бы избавиться от сильного, опасного врага, воспользовавшись законным правом последнего удара. Отныне же ты заимел куда более страшного врага, ибо к ревности его прибавилась ненависть. Он не простит тебе проявленного благородства, не говоря уже о победе. Ты как будто потешался над ним, Джеймс, а этого Малуд не прощает. Поверь мне.
В тот же вечер в замке Гобреда состоялось большое празднество, в котором приняли участие по меньшей мере триста дам и рыцарей. Любая беседа так или иначе вращалась вокруг утреннего поединка. На Блейка градом сыпались комплименты и вопросы. Казалось просто невероятным, что человек, не имея щита, смог победить соперника с полным вооружением.
Когда гости расселись по местам, Гобред поднял кубок. В наступившей тишине присутствующие повернулись к нему и последовали его примеру.
– За нашего великого предка! – провозгласил Гобред. – За славного Ричарда Английского!
– За него! – послышалось со всех сторон.
Все выпили за Ричарда Львиное Сердце, скончавшегося семьсот двадцать восемь лет тому назад.
Затем гости осушили кубки за здоровье Гобреда, его супруги Бринильды и принцессы Гвинальды, и всякий раз шум перекрывался басом сэра Ричарда, гордого тем, что выучил новое слово «чин-чин».
Через некоторое время Гобред снова поднялся и произнес следующий тост:
– За достойного рыцаря, проявившего мужество и благородство на поле боя! За сэра Джеймса, рыцаря ордена Тамплиеров, а отныне рыцаря Ниммра!
Даже имя Ричарда Английского не вызвало той бури восторга, что последовала за тостом за сэра Джеймса. Глаза Блейка устремились на Гвинальду, сидевшую в другом конце зала. Принцесса, подняв бокал, чокалась с соседями по столу, но глядела при этом на Блейка. К сожалению, на таком расстоянии да еще при тусклом освещении он не сумел определить, что выражает взгляд девушки – благосклонность или ненависть.
Когда шум немного поутих, и гости вновь заняли свои места, встал Блейк.
– Король Гобред! Дамы и рыцари Ниммра! Я тоже хочу произнести тост. За сэра Малуда!
На мгновение все удивились и умолкли, затем встали и выпили за отсутствовавшего рыцаря.
– Странный ты человек, сэр Джеймс, – сказал Гобред. – Выражаешься не всегда понятно и ведешь себя необычно. И хотя ты говоришь «чин-чин», когда провозглашаешь тост, и называешь своих друзей «старина» и «парень», мы уже научились понимать тебя. Нам хотелось бы узнать побольше о твоей стране и о жизни проживающих там благородных рыцарей. Все ли они столь же великодушны к побежденному противнику?
– Если их не освистывают, – ответил Блейк.
– Освистывают? Наверное, это одна из форм наказания?
– Ты угадал.
– И, должно быть, действенная?
– Ты попал в самую точку. Видишь ли, освистывание – это почти единственная форма наказания, которую воспринимают рыцари квадрата и ромба.
– Рыцари квадрата и ромба? Таких знаков отличия я не встречал. Они храбрые рыцари?
– Часть из них играет на музыкальных инструментах, но далеко не все. Возьмем, к примеру, сэра Джека Демпси, рыцаря ринга, то есть квадрата. Он проявил себя настоящим рыцарем поражений, а это намного труднее, чем быть великолепным рыцарем победы.
– Какие еще существуют у вас в настоящее время рыцарские знаки отличия?
– Мы их отменили.
– Что?! – воскликнул Гобред.
– У нас теперь все рыцари, – пояснил Блейк.
– Все рыцари? Нет ни слуг, ни вассалов? Невероятно!
– Видишь ли, со времен Ричарда многое изменилось. Люди переосмыслили старые понятия, наполнили их новым содержанием. Средневековых рыцарей давно уж нет, но зато сейчас все мы – рыцари труда либо рыцари мира, ну и так далее, всего не упомнишь.
– Я вижу, ты прибыл из прекрасной и благородной страны, – проговорил Гобред. – Сам посуди, если у вас все рыцари, то и состязаний проводится уйма, верно?
– Ага, – коротко подтвердил Блейк, не желая развивать тему.
XIV. ОДИНОКАЯ МОГИЛА
Внутри палатки царил мрак. Стимбол прислушался. Впереди раздавалось неровное дыхание человека, спавшего беспокойным сном. Американец замер, стараясь унять сердцебиение, затем пополз дальше на четвереньках, преодолевая дюйм за дюймом.
Внезапно рука его задела лежащего. Стимбол зашарил перед собой, пытаясь уяснить местоположение тела. В одной руке он сжимал нож, готовый ударить в любой миг.
Стимбол старался не дышать, чтобы ненароком не разбудить человека-обезьяну. Он надеялся, что Тарзан спит тяжелым сном, и рассчитывал пронзить сердце дикаря с первого раза.
Пора! Стимбол взмахнул ножом. Человек конвульсивно дернулся. В безудержном порыве возбуждения американец быстрыми ударами несколько раз подряд вонзил нож в живую плоть. Он почувствовал, как на руку брызнула горячая кровь.
Итак, дело было сделано. Стимбол выбрался из палатки. Охваченный паническим страхом, он едва держался на ногах. Чудовищность содеянного парализовала волю американца.
Словно во сне добрался Стимбол, мертвенно-бледный, с выпученными глазами, до шатра Ибн Яда, где рухнул перед самым входом. Вышедший из жилища женщин шейх обнаружил трясущегося на земле человека.
– Что ты здесь делаешь, неверный? – спросил Ибн Яд.
– Я сделал это, Ибн Яд! – насилу выговорил Стимбол.