Когда отступают ангелы, стр. 18
Глава 17
Огромное тяжелое солнце, вишневое, как остывающий металл, почти коснулось краешком горизонта, когда мы втроем вышли наконец к старому щебкарьеру. Пологий, несколько раз оползавший склон весь порос ковылем и клубился при малейшем ветерке. Мы стояли будто на краю облака и смотрели на показавшийся вдали город.
– Я, наверное, с ума схожу, – жалобно призналась Люська. – Что это там? Вон там, видите?
Внизу шевелились тростники, далеко впереди посверкивала вода. А метрах в трехстах от нас на каменистой, словно нарочно кем-то выровненной площадке стояли рядышком скамейка и бетонная урна. Солнце осветило их напоследок, и они были очень хорошо видны вдалеке – крохотные, будто игрушечные.
– Зря мы тут маячим, – хмуро сказал я. – Давайте-ка отойдем.
Мы отступили от уходящего вниз склона и присели в ковыль. Кажется, из всех возможных маршрутов я, как всегда, выбрал самый неудачный. Ну показался город, а толку? Теперь между нами и майором лежал заброшенный щебкарьер. Обходить его по краю вдоль обваловки – это только к утру дойдешь. Напрямик идти, по дну?.. А если ангелы опять окопались в щебкарьере? Тут в тростниках не то что корабль – целый космический флот можно спрятать…
– Минька, – позвала Люська. – А этот ваш штаб… Он ведь где-то здесь, правда?
Я смотрел на нее, соображая. Люська имела в виду пещерку, которую мы с одним пацаном открыли, углубили и оборудовали еще бог знает когда – лет пятнадцать назад.
– Не влезем мы туда втроем, – сказал я. – Да он уж, наверно, и обвалился давно…
Солнце наконец коснулось дальней кромки щебкарьера. Плохо. Насколько я знаю, ангелы как раз по ночам и работают.
– Ладно, пошли вниз, – решился я. – Только пригнувшись, в рост не вставать…
Мы спустились на дно щебкарьера и двинулись вдоль клубящегося ковыльного склона. Он становился все круче и круче – видно, грунт потверже пошел. Ковыль скоро кончился, и теперь справа от нас тянулась голая глинистая стена. А слева – тростники. Тоже стеной.
– Вроде здесь… – сказал я, останавливаясь.
Вроде… В том-то и дело, что вроде! Вроде и место – то самое, и пещерка – вот она, и ступеньки вырублены в грунте – я сам их когда-то вырубал и укреплял дощечками…
Не могли эти ступеньки так сохраниться за пятнадцать лет. Их бы уже сто раз дождями размыло. И потом, я же хорошо помню: никаких колышков я перед дощечками не вбивал. Это уже кто-то, видать, после меня поработал.
– Гриша, – тихо позвал я. – А ангелы ее никак занять не могли? Ну, там под устройство какое-нибудь…
Гриша с сомнением поглядел на земляные ступеньки и покачал головой.
– Отойдите-ка в сторонку… – попросил я и, достав из сумки пистолет, пошел вверх по ступеням.
Стоило мне заглянуть в пещерку, как все сразу стало понятно. Пацаны, пришедшие сюда после нас, догадались укрепить потолок, как в шахте, и углубили пещерку настолько, что в ней теперь могли уместиться уже не три человека, а все десять. Ну точно – пацаны! Уж я-то как-нибудь детскую работу от взрослой отличу! Гляди-ка, и мебель тут у них появилась: два ящика, табуретка… И не лень ведь было из города тащить!
Ну что ж, спасибо, ребята, выручили.
Я выглянул наружу и позвал Гришу с Люськой. Оказавшись в пещерке, они сразу же забились в дальний угол и снова заговорили – тихо, взволнованно, неразборчиво. Я расположился на табуретке поближе к выходу. Еще раз достал сигарету и попробовал затянуться впустую… Вот подлость, а? Хоть трением огонь добывай! Я спрятал сигарету и задумался.
Как ни крути, а придется здесь заночевать. А все из-за Наташки. Не встреть я ее тогда у сквера… Ну жизнь! Все неприятности от них…
– Похожа?.. Очень?.. – упавшим голосом переспрашивала Люська. – Что… и глаза зеленые?..
– Серые, – буркнул я, не оборачиваясь. – Серые у нее глаза.
– А ты откуда знаешь?
И кто меня за язык тянул! Решил же не говорить… Пришлось выложить все как было. Несколько секунд у меня за спиной стояла остолбенелая тишина – ни шороха.
– Жалко, не я с ней встретилась… – тихо, с угрозой сказала наконец Люська. – Уж я бы с ней по-другому поговорила…
Щебкарьер наполнялся синевой, света в пещерке становилось все меньше. Вдобавок к ночи холодало, и меня мало-помалу начал пробирать озноб.
Очень мне все это не нравилось. И что заночевать придется, и что мать там уже, наверное, с ума сходит… А больше всего мне не нравилось то, что пещерка не имеет второго выхода. Пpиходи и выливай нас отсюда, как сусликов…
По-моему, я уже дрожал не только от холода. Потом обратил внимание, что в пещерке тихо, Гриша и Люська молчали.
Я повернулся к ним, хотел сказать что-нибудь ободряющее, и тут мы снова услышали жужжание. Оно явно прощупывало склон, метр за метром приближаясь к нам. Вот и дождались! Я сунул пистолет за пазуху и скорчился на табуретке, уткнув подбородок в колени.
Прошло мимо… Нет! Вернулось. Остановилось перед входом в пещерку… постояло, повысило тон и осторожно стало протискиваться внутрь.
Света в пещерке, можно сказать, не было, и все же я (уж не знаю, каким образом, – кошачье зрение прорезалось, не иначе!) увидел, что Люська изо всех сил зажимает себе рот обеими руками. Я увидел ее страшные, черные на белом лице глаза и понял: все. Кpанты, pебята.
Правая – свободная – рука судорожно зашарила по неровному земляному полу и ухватила деревянный ящик. Пистолет давно уже не казался мне оружием, во всяком случае – против этого.
Но тут оно попятилось, постояло с минуту перед пещеркой и двинулось дальше. Отойдя метров на сто, взмыло и, истончась до комариного писка, растаяло над щебкарьером.
Я не знаю, сколько мы еще сидели, боясь пошевелиться. А потом я услышал всхлипывания. Плакала Люська.
– Гады!.. – изумленно выдохнул я. – Ах, вы гады!..
Страшные черные ругательства готовы были хлынуть горлом, но я заставил себя замолчать. Почудилось вдруг, что ненависть эту нельзя растрачивать вот так – попусту, в воздух…
Время шло. Серое пятно входа исчезло, было черно, как в печке.
– Не смей! – вскрикнула сзади Люська. – Не смей, слышишь! Минька!..
– Что там у вас? – Я обернулся и ничего не увидел.
– Он хочет выйти! – в ужасе сказала она. – Он хочет сам!..
– Сидеть! – сказал я в темноту. – Ушибу дурака!..
– В конце концов они охотятся не за вами, а за мной! – ответил мне срывающийся Гришин голос. – При чем здесь вы?
Я не дал ему договорить.
– Нас решил спасать, да? Ну спасибо тебе, Гриша! За каких же сволочей ты нас с Люськой держишь, а? Да на кой нам черт такое спасение!
– Что я без тебя делать… – начала было Люська и смолкла.
Вдалеке по щебкарьеру гуляло еле слышное жужжание. Нет, на этот раз, кажется, послышалось… Нет, не послышалось!
Жужжит, зараза…
На плечо мне легла Люськина рука и, быстро скользнув вниз, потянула из моих пальцев пистолет.
– Ты чего? – испуганно спросил я и поднялся. Мы стояли, пригнувшись и вое же упираясь головами в потолок. Люська слабо, но настойчиво тянула пистолет на себя.
– Я пойду… – Она словно бредила. Мы стояли лицом к лицу, почти соприкасаясь лбами, и, однако, я еле мог ее понять – так тихо она говорила. – Отойду подальше… и выстрелю…
– Молодец, – сказал я, отбирая у нее пистолет. – Умница… Никуда ты не пойдешь. Гриша, ты где?
Гриша стоял рядом и напряженно вслушивался. К счастью, он, видно, не разобрал, о чем мы. Иначе бы снова полез приносить себя в жертву.
– Где дрын? – спросил я. – Опять бросил? Я же сказал: из рук не выпускать! За Люську отвечаешь, понял? А я пока пойду разведаю, что и как… Нельзя здесь больше оставаться.
Черт, а вылезать-то страшновато… Я заставил себя выбраться из пещерки и оглянулся.
– Сидеть и ждать меня, – сказал я тихо. – Гриша, все понял?..