Катали мы ваше солнце, стр. 50

Глава 18.

Козни чародейные

Долгая, холодная выпала в этом году весна. По-настоящему припекло только раз, и то в честь кончины царя-батюшки, когда солнышко дважды встать изволило. Однако царь-то ведь не каждый день помирает – опять пошла хмарь по ясну небу, понесла с собой мелкие частые дождики с буйным ветром… Теплынцам-то это еще так-сяк, а вот сволочане – землепашцы, им сейчас сырые да студеные погоды – нож острый. Ну да сами напросились, нечего было, понимаешь, усобицу затевать да битвы на речке Сволочи устраивать!..

Так вот и живем: то весна не наступала, то лето теперь никак не наступит. Слякоть кругом, пути-дороги поразмыло… Ну, к этому-то, положим, не привыкать: наше сухо – по самое ухо. А вот что солнышко каждый день в сером зипунишке ходит – скучно, берендеи, томно… Ни воевать по такой грязи, ни свадебку играть неохота…

Хотя что-что, а уж свадебку-то мы и под дождиком сыграть не откажемся. Бубны глухие, зато пузо звонкое, как из-за стола боярского встанешь…

Досадно только, что за грека боярышня идет. Своих, что ли, мало?.. А впрочем, не нашего это ума дело. Про то знают большие, у кого бороды пошире… Всеволок вон новую рать собирает, к варягам шлет за помощью, а нам, стало быть, надобно греков держаться…

Боярин ходит довольный, взглядом одаривает. Знамо дело: он-то уж и не чаял племянницу замуж спихнуть, а тут вдруг такая оказия! Грек-то, говорят, непростой, царского роду, хоть и торговлишкой промышляет… Храбры намедни в ворота стучали, выспрашивали, не балуется ли кто колдовством али ворожбой, а то служба есть, боярин награду сулит… Да откуда в слободке колдуны! Присоветовали им заглянуть к погорельцам, а промеж собой перемигнулись лукаво. Не глупенькие, чай, – смекнули, зачем это вдруг Блуду Чадовичу колдун понадобился.

Кудесников ведь хлебом не корми – дай только свадебный пир порушить. Едет, скажем, санный поезд с женихом и невестой, а навстречу – волхв… Все! Поворачивай оглобли и езжай назад – так и так у молодых ладу теперь не будет. Примета есть… А тут не просто волхв – тут Докука. Не пригласишь на пир – осерчает, грянет посохом, порчу напустит. А пригласишь – и вовсе, глядишь, разбуянится при виде ладушки своей бывшей. Вот незадача-то…

Сам боярин, сказывают, на капище ходил, договориться хотел по-хорошему. Ан, а Докуки-то и нет негде! То ли в Навь ушел, то ли невидим стал, то ли просто спрятался…

– А когда вернуться мыслит, не сказывал? – насупившись, спросил Блуд Чадович.

Брусчатка за приземистой замшелой избушкой была завалена щепой. Лихо, в два топорика расправлялись подручные волхвы с чурбаками, оставшимися от прежних почернелых идолов. Колотые поленья носили в бадью. Застигнутые вопросом, переглянулись, покоробили думой лбы.

– Завтра утром ему жертву принимать… – рек наконец один. – К утру, стало быть, и вернется… Обязан…

Боярин досадливо крякнул, чуть посохом в камень не стукнул. Вечно с этим Докукой лишние хлопоты!.. В чародейные силы новоиспеченного кудесника Блуд Чадович верил не шибко, но раз назначили волхвом – значит, волхв… А свадьба должна быть чин по чину, с колдовской порухой!.. Что это, в самом деле, за свадьба такая, ежели ее никто даже и расстроить не пытается? Смех да и только…

Да вот и князюшка желает, чтобы вволю народ потешился перед битвою. То есть без колдуна – ну никак!.. А Докука – он по всем статьям подходит: из кудесников кудесник! В преисподнюю бросали – вылез, лютует, злобствует, да и на невесту, чай, обиду таит… Придется, верно, завтра утром опять на капище наведаться…

Худо и то, что супротивника ему пока не найдено. Первое-то средство против свадебной порухи – какое? Своего знахаря принанять. Поездили храбры по окольным селам, поспрашивали – да куда там!.. Даже промышлявшие заговорами и гаданьями как услышали, что речь идет о том самом кудеснике, – тут же все позатаились по-за печью, ровно мышки в норках. С Докукой свяжись – до конца дней потом жалеть будешь!..

Сердито посопев, Блуд Чадович вновь повернулся к подручным волхвам.

– Может, ворожея какая есть на примете? – спросил он без особой надежды.

Те заскребли в затылках.

– Да вроде на участке Завида Хотеныча одна работает… – молвили, помявшись. – Раскладчицей…

– А-а… Это внизу?.. – разочарованно промычал боярин. – И какая же о ней молва?..

Подручные волхвы смущенно ухмыльнулись.

– Да бабы, что с них взять!.. – пожимая плечиком, сказал один. – Такое врут… Будто придет в мыльню, снимет с себя голову, чистой водой вымоет, волосы гребнем расчешет, косу заплетет, да и наденет на место… А уж отчаянная! Главному розмыслу, сказывают, след гвоздем приколотила – до сих пор хромает!..

– Да и муженек у нее… – хмуро добавил другой, оглядывая зачем-то лезвие своего топорика. – Еще когда наверху гулял – то шишимору кому подсадит, то часы из дерева вырежет… Или вот недавно: послал его Завид Хотеныч на лесоповал за переволоками следить. Так пока он там наладчиком был, плыли бревна по Истерве в Вытеклу, ни разу ни за что сучком не задевши… А стоило отозвать – пошли заторы, почитай, на каждой излучине…

– Так ведь слово надо знать особое… – со вздохом примолвил первый.

Боярин призадумался, склонил широкий лоб, бородушку в грудь упер – зубр зубром. Вот кабы об этой ворожейке и наверху такая слава шла… Свадьбу-то, чай, не в преисподней играть собираемся… Погодь, погодь! А Шумок-то на что? За два дня он всей слободке раззвонит, как она голову в мыльне снимает да моет!..

– Как звать-то ее?

– Да вроде Чернавой…

Чернава?.. Уж не та ли Чернава, что пыталась шишимору из терема вывести?..

– А ну-ка, волхвы, – властно рек боярин, – спустите-ка дровишки в колодезь, а потом и меня туда же…

И пока те налегали на гнутые рукояти жертвенного ворота, недовольно оглядел капище. Все-таки прежние идолы поважней были, построже…

А с весной протянули вот почему: хрыч этот взлизанный Родислав Бутыч, нелегкая его порази, последнего ума решился! Уж до того озлобился на Завида Хотеныча с Лютом Незнамычем, что велел ввести на пограничном участке еще один досмотр. Не доверяет-де он теплынцам. Зачалили мы, скажем, добросиянное, закатили на изворот, ну и дальше по главному желобу до тех мест, где ныряет преисподняя под речку Сволочь да уходит в земли Всеволока. Тут бы скорей-скорей прогнать его, тресветлое, не мешкая, до Кудыкиных гор и, загрузив чурками, на кидало взгромоздить… Ан нет! Выступают с той стороны двое сволочан в голубых зипунах и с важным видом начинают по новой солнышко ощупывать да простукивать, хотя только что ему на лунке был полный осмотр сделан… А имена тем сволочанам – Бермята да Вражина. Сначала только диву давались, откуда Родислав Бутыч таких лоботесов выкопал. Ну, потом прознали: золу они раньше возили с Теплынь-озера. А теперь вот ходят с умными рожами вокруг лунки и ко всему цепляются, будто и впрямь в чем смыслят! Задержку, понятно, каждый раз списывают на теплынцев, для чего все это, видать, и затеяно было… А безлепицу несут такую, что уши вянут! По-гречески сказать – ахинею [96]…

Ох, тревожно, теплынцы, тревожно, смутно… И не в Бермяте с Вражиной дело! Кто поумней – те давно уже уразумели, куда ветер дует… Да и как не уразуметь! Последние дни доживает царство берендеев. Наверху оно, почитай, что распалось, а теперь, стало быть, очередь за преисподней…

Кудыке Чудинычу вон даже новоселья отпраздновать не дали, кликнули к розмыслу, велели плыть вниз по Вытекле. Зачем – можно и не спрашивать. Зря, что ли, грамотей-то наш книгу повсюду с собой таскает греческую – насчет кидала?.. Да из-за моря наладчика выписали – Костю [97] Багряновидного. Пару лет назад у варягов, сказывают, прицел загулял на кидале – так Костю и вызывали отлаживать…