Бытиё наше дырчатое, стр. 3
– Чего тебе ее в город тащить? – резонно рассудил Андрон, сгребая в брезентовую сумку инструменты с клеймом фирмы «Русская рулетка». – Все равно к утру возвращаться... Чемоданы, если хочешь, забери.
– Лучше я их вам оставлю, – решил Димитрий. – Там же, наверное, запчасти непригодившиеся, еще что-нибудь соорудите...
Андрон хмыкнул, открыл дверцу платяного шкафа, за которой висела рядком одежка на все случаи жизни (ветровка, штормовка, ураганка, тайфунка, землетрясенка), и определил сумку с инструментом в нижний левый угол.
– Много там чего соорудишь! – сказал он, прикрывая дверцу. – Три детальки на донышке...
– Сколько ж она тогда весит? – Димитрий недоверчиво уставился на то, что попирало собою стол, а заодно все известные законы мироздания.
– Да почти ничего, – отозвался Андрон и, подойдя к машинке, в доказательство чуть приподнял ее за угол одной рукой. Потом с той же легкостью опустил.
– Как же это...
– Долго объяснять... – уклончиво проговорил умелец, почесав в затылке. – Тут, видишь, раз на раз не приходится. Иногда пуд железа потратишь, а в руки возьмешь – семи килограммов не весит... Слушай, может, у меня заночуешь? Я уже сегодня работать не смогу. А одному допивать – тоже как-то не по-нашенски...
– Нет-нет, – торопливо сказал Димитрий. – Собраться надо, то-сё...
– Чего там собираться-то? Рот закрыл – да пошел!
– Ну и... прихватить кое-что... Андрон был сильно разочарован.
– Баламуты вы! – с мужской прямотой объявил он. – Примут по стопке – и врассыпную.
Димитрий Уаров почувствовал себя неловко.
– А этот ваш кум... то есть не ваш – Перфильича... ну, кого штрафовать пошли... – начал он исключительно с тем, чтобы хоть как-то скрасить отказ. – Его тоже за движок?
– Протаску? – пренебрежительно переспросил Андрон. – Не-ет. Протаску – за ножовки...
– За что? – ужаснулся Димитрий.
Краем уха он уже слышал, что в последнее время правоохранительными органами Баклужино не раз предпринимались попытки лицензировать садовый инвентарь. Причина заключалась в следующем: местные дачники – народ, известный своей воинственностью и неуступчивостью – согласно указу были разоружены сразу по окончании гражданской войны. И вот, ощутив себя беззащитными, они решили превратить в оружие доселе мирные сельскохозяйственные принадлежности: грабли, культиваторы, шланги. Разработали уникальную систему физических упражнений, подвели под это дело какую-то хитрую философию – и настали для мародеров черные дни. Милиция, которой дачные грабители традиционно отстегивали часть прибыли, просто не успевала приходить на выручку своим кормильцам. Пока добирались до места (а дороги у нас – сами знаете какие), пожилая огородница с помощью нескольких торфоперегнойных горшочков успевала положить замертво целую группу головокожих экспроприаторов.
А вот что касается нелицензионных ножовок, то о них Димитрий Уаров, честно сказать, слыхом не слыхивал, в чем тут же и признался Андрону.
– Нет, тут другое, – растолковал тот. – Живем-то, почитай, на краю аномальной зоны, сотовая связь, сам понимаешь, никудышняя. Как ни достанешь мобилу – он сеть ищет.
– Да, но пилы-то тут при чем?
– Еще как при чем! Ты слушай... Берешь вместе сотик и ножовку, сжимаешь покрепче, чтоб плотней друг к другу прилегли, – вот тебе и добавочная антенна. Чик – и ты уже в сети! Ни разу, что ли, так не делал?
– Нет...
– Темнота городская! Показал я Протаске, как зубцы под определенную сеть затачивать. А закладает он крепко. Ну и вот... Позвонил ему кто-то по пьяному делу, поговорили нормально, хотел он дать отбой – смотрит: а в руке-то у него одна ножовка. Без сотика, прикинь... Ну и народ мигом все усек. Не поверишь: с двуручными пилами навострились в сеть выходить! Телефонов никто не покупает – знай зубцы разводят да перетачивают. А производителям-то это в лом! Думаешь, за движки почему гонять начали? Энергетики ментов натравили!
– А-а... – зачарованно протянул Димитрий. – Вот оно что! Стало быть, и здесь экономика...
– Ну! А я тебе о чем? Никто никого на бабки не сажает, значит, считай, все дозволено...
В сенях Димитрий снова столкнулся с Агатой Георгиевной и вежливо с ней попрощался. К своему удивлению, обидных слов он в ответ не услышал.
– Выпьет – мужик мужиком, – со вздохом поделилась она, смахивая слезинку краешком фартука. – А трезвый – зверь. Ничего, кроме железяк своих, не видит. Аж подходить к нему боязно. Ты уж завтра утром не запаздывай – он этого страсть как не любит.
Димитрий растерянно поблагодарил хозяйку за добрый совет и вскоре очутился за калиткой, где его давно уже поджидал бывший политик, а ныне деревенский дурачок Аксентьич.
– Далеко собрались? – как бы между прочим осведомился он, отряхивая радужную пыльцу со штанины. Верный его сачок был прислонен к штакетнику.
– В смысле?
– В смысле, в смысле... – уличающе покивал Аксентьич. – Насколько понимаю, вы ведь не движок, вы машину времени заказывали?
– Н-ну... д-да... А вам-то, простите, какое дело?
– Попутчик нужен? – прямо спросил бывший политик.
– Куда?
– В прошлое.
– Господи! – сказал Димитрий, изумленно глядя на престарелого авантюриста. – И вы туда же?
Морщинистое рыльце просветлело, голубенькие глазенки увлажнились.
– Всех бабочек там потопчу... – мечтательно выдохнул Аксентьич.
– И что будет?
Отставной трибун очнулся от грез, оделил невежду сердитым взглядом.
– Диктатура будет, – известил он, строго поджимая губы. – Наша справедливая диктатура. Не сразу, правда. Через миллион лет. Примета такая. Как растопчешь бабочку, так через миллион лет диктатура.
– Не возьму, – решительно сказал Димитрий.
Старикан молча подошел к штакетнику, забрал сачок. Повернулся, загадочно просиял глазами.
– А я про вас куда следует сообщу, – ласково пообещал он.
– Да вы уж, кажется, сообщили.
– Еще раз сообщу. Только уже не участковому – вы сейчас водку с участковым пили...
Глава 2. Отрицалы и положилы
До станции Обум-Товарный, где в одном из тупиков временно приткнулась парусная платформа Андрона Дьяковатого, их доставил на своем пикапчике тот самый Протаска Худощапов, что затачивал и разводил пилы под сотовую связь. Димитрий хотел полюбопытствовать из вежливости, удалось ли вчера заточнику избежать штрафа, но, когда выезжали из Колдобышей, оглянувшись, увидел собачку. Лохматая, белая, просвеченная солнцем насквозь, почти до крохотного своего сердечка, она стояла возле бетонного столба и смотрела им вслед.
«Последний раз вижу, – внезапно осознал Димитрий. – Собачку, столб, деревню...»
Осознание отозвалось предобморочной слабостью. Вдобавок сработала дурная привычка, приобретенная Уаровым еще во времена его уличных блужданий: чуть что, прятать голову в философию. Пока ехали до Обума-Товарного, Димитрий успел измусолить проблему . как минимум с двух точек зрения. Если каждое мгновение неповторимо, то, куда ни посмотри, видишь все в последний раз. Если же сосредоточиться на том, что он, Димитрий Уаров, уходит навсегда, то собачка, при всей ее трогательности, далеко не последнее из увиденного. Вряд ли парусная платформа обладает высокой скоростью. Стало быть, еще насмотримся.
Предобморочная слабость исчезла, зато грусть сделалась куда пронзительней. Вот почему никогда не следует слушать тех, кто, видя ваш печальный облик, советует отнестись ко всему философски. Они сами не знают, что говорят. Философия способна лишь приумножить скорбь, но ни в коем случае не приуменьшить. Лучше уж выпить водки и получить от кого-нибудь по морде.
Тем временем добрались до места. Андрон велел родственнику (Протаска доводился ему свояком) подогнать пикапчик впритык к железнодорожному одномачтовику. Втроем они быстро перенесли привезенный груз на палубу, после чего водитель, пожелав попутного ветра, уехал, а капитан с пассажиром стали ждать обещанного.