Мёд жизни (Сборник), стр. 21

«Конечно, – вспомнил Квест, – ведь Юстин кровельщик. Он умеет». Но неужто Семир, когда выбирал мастера, знал, что в дороге понадобится верхолаз. Ведь он, глядишь, этак и на ту сторону перелезет. Лишь бы там, за выступом, не оказалось железных кустов, чтоб их там всех ржа съела, чтоб там ручей оказался или обрыв ещё круче, где только по верёвке сползёшь…»

Юстин Баз выполз на уступ. Он что-то делал там, вжавшись в камень, не поднимая головы, а потом вниз, в самую гущу лоснящихся металлических стволов, полетел дымящийся свёрток, за ним второй и третий. Ахнули взрывы, хрупкие ветки разметало во все стороны, шипы-семена взвились в небо сплошным облаком. Дальнейшее происходило как в недобром сне. Скала, только что незыблемо вздымавшаяся к хмурому небу, качнулась и медленно, как подрубленное дерево, завалилась набок. Беззащитной фигурки человека не было видно за дымом, пылью и чёрной тучей распарывающих воздух шипов.

– Юстин! – крикнул Квест.

Где-то по левую руку поднялся скрытый валуном Семир. Ещё три пакета полетели в расщелину, пробивая путь простаку Квесту. Семир взмахнул рукой, не то подавая сигнал Квесту, не то собираясь прыгать вниз, этого Квест понять не успел, потому что из-под лопнувшей земли полезли шестипалые руки, сгребли Семира, захлопотали, превращая живого человека в кусок истерзанной плоти.

Квест приподнялся на колени.

«Один! – мелькнула растерянная мысль. – Один остался. Даже если там в глубине светлеет неведомое – зачем оно, если дошёл я один? Что можно потребовать, о чём потом не придётся жалеть?»

Грохнул запоздалый взрыв, разнёсший в мелкий щебень залитые кровью подземные руки.

И в эту совершенно неподходящую минуту Квест разрешил мучившую его загадку.

«Как всё просто! – радостно подумал он. – Я пожелаю, чтобы следующий отряд дошёл к цели, все семь человек. Пусть даже никто не узнает, что это произошло из-за меня».

Потом он вскочил и неловко побежал к расщелине, которую указывал Семир. Обогнул выступ, мешавший видеть. Там, не скрытые больше рухнувшей скалой, громоздились железные кривулины. Их оставалось немного, но вполне достаточно для открыто бегущего человека. Кусты разом дёрнулись, выбрасывая в воздух шипы. Десятки игл пронзили тело, но ещё целое мгновение Квесту казалось, что он спешит к неведомому, которое ждёт его.

Мёд жизни

Мёд жизни сладок и горек одновременно, в нём собраны ароматы всех цветов, морозный свет горных вершин и тьма морских провалов. Он холоден и горяч, в нём сошлись все противоположности…

Гоэн – седобородый рыцарь Опавшего Листа обвёл взглядом слушателей. Никто не шевелился, все молча и торжественно внимали с детства знакомым словам. Слова были как песня, как причащение перед битвой.

– Бархатные шмели собирают сладкий оброк с садов и гречишных полей Резума. Лесные пчёлы гудят в чащах непроходимого Думора. Хищные осы копят росистую свежесть ковылей Нагейи, острую и летучую, как они сами, – при этих словах Зеннах – Свистящий рыцарь молча сверкнул чёрным глазом и приподнял бровь, изогнутую, как сабля. – Ледяные шершни вьюгой облетают торосы безжизненного Норда в поисках снежного цветка. Мириады их истаивают в пути, но последний приносит каплю ледяного нектара. Так рождается мёд жизни. Медленно созревает он, и никто не осмеливается приблизиться, боясь нарушить великое чародейство…

– Фартор! – слово это, не сказанное никем, прозвучало резко и грубо, прервав рассказчика. Оно словно пригнуло к земле засохшие деревья, песок перестал сыпаться с выщербленных скал, а сидящие рыцари сдвинулись теснее, ища друг в друге поддержки. Тяжеловесный Хум – рыцарь Соли прижался доспехом из задубевшей кожи к сверкающему плечу Турона, и рыцарь Ледяного Меча не заметил прикосновения своего извечного противника. Зентар – юный рыцарь Первой Травы тревожно оглянулся, но спесивый Бург – рыцарь Стен сдержал насмешку и сделал вид, что ничего не заметил. Недвижим и безучастен остался лишь рыцарь Солнечного Луча. Этот витязь был окружён глубокой тайной: никто не ведал, откуда он пришёл, где живет, по праву ли носит свой девиз. Знали лишь его имя – Виктан. Рыцарь Солнечного Луча являлся и исчезал беспричинно, ни один человек не мог предугадать его поступков, не знал пределов его силы. Но то, что сегодня и он был здесь, внушало уверенность. И медлительный Гоэн продолжил рассказ, словно не принесло только что ветром имя врага.

– Мёд жизни содержит все качества, известные и неведомые. Свойства соединяются в нём, не гася друг друга. И произойти это может лишь в местности, лишённой качеств. Только отсюда мёд жизни не получает ни единой своей частицы. Это Блёклый Край, инертный и пустой. Он скучен, но всё же жизнь зависит от него, поскольку здесь стоит чаша, в которой зреет наш мёд. Раз в год, в день весеннего равноденствия, чаша переполняется и мёд проливается на землю. Суть жизни возвращается миру. Небо наливается синевой, леса наполняются живностью, люди – силой. Дружба укрепляется радостью, вражда – благородством. Жизнь оплодотворяет саму себя, и лишь Блёклый Край ничего не получает от праздника бытия. Здесь всегда пасмурно, но никогда не идёт дождь. Бесплодная равнина тянется на много недель пути, на ней не растёт трава и никто не живёт…

– Фар-р-ртор-р!.. – продребезжало среди камней.

– …и никто не живёт, – упрямо повторил сказитель, – ибо даже единый испачканный взгляд может извратить чудесные свойства чистого мёда. Рассказывают, что испробовавший мёда постигает смысл бытия и видит суть вещей. Тайное становится отрытым для него, а в простом он видит неведомые другим бездны. Но за все прошедшие века ни один мудрец не посягнул на общее сокровище.

– Ф-ф-фартор!.. – прошипело за спиной, словно плеснули водой на раскалённую жаровню.

– Единая капля, текущая на землю из каменной чаши, возвращает силу и здоровье немощному и может, как говорят, оживить мёртвого. И всё же созревший мёд свободно разливается по свету, поскольку ни один человек не осмелился продлить свои дни за счёт всеобщей жизни.

– Фар-тор!!! – набатом ударило отовсюду разом, так что нельзя было не обратить внимания на этот гром, остаться безучастным и сделать вид, будто ничего не происходит.

Гоэн вскочил, меч его, не кованый, а выращенный лесными харраками, прочертил над головами огненный круг.

– Ты можешь не трудиться, повторяя без конца своё имя! – крикнул Гоэн. – Я хорошо слышу. Я не знаю, кто ты и каков из себя, но клянусь, что кем бы ты ни был, через день тебя здесь не будет. Мне даже жаль тебя – ты затеял бессмысленное дело и сам знаешь это. Неужели ты надеешься победить все силы вселенной разом? – Гоэн опустил меч. – Молчишь? Ты правильно сделал, что умолк. У тебя ещё есть время до завтрашнего утра. Но берегись, если утром мы увидим, что путь к чаше закрыт.

Ответа не было. Старый воин оглядел сереющие окрестности, а затем на правах старшего распорядился:

– Рыцари леса разводят костёр, горожане готовят ужин. Остальные выделяют добровольцев – быть ночной стражей.

В словах Гоэна не было обиды или унижения. Все знали, что в Блёклом Краю не у всякого загорится огонь и уж тем более не просто накормить воинов там, где пища лишена вкуса. Поэтому гордый Бург распустил ремни на мешке и начал доставать провизию, а сам Гоэн и рыцарь Шш, бывший не человеком даже, а покрытым замшелой корой лесным духом, отправились за валежником.

– Кто согласен караулить ночью? – спросил Хум. – Я думаю – достаточно троих.

Тотчас поднял руку Зентар. Юный рыцарь Травы не представлял, как можно улечься спать накануне первой в своей жизни битвы. Вторым стал Бестолайн – рыцарь Бездны. Лучшего сторожа нельзя было и пожелать. Жизнь под землёй лишила Бестолайна глаз, но обострила слух, так что в самые тёмные ночи рыцарь Бездны чувствовал себя уверенней всего. Об этом воине легенд ходило, пожалуй, ещё больше, чем о Виктане, а знали о нём ещё меньше. Нельзя было даже с уверенностью сказать – человек скрывается под чернёным панцирем или одно из мрачных подземных существ, принявшее людские законы и получившее имя рыцаря. Но сегодня его тайна не тревожила – главное, что он был вместе со всеми. Третьим караульщиком вызвался Виктан.