Картежник, стр. 7

– Хрюкает! – восторженно подхватил син. – О, как божественно она хрюкает!

– У меня, вон, Борька в хлеву тоже хрюкает. И ты, заведёшь порося – и наслаждайся. А потом сала накоптишь. Сало – это вещь, не то что твоя трансцендентальная жрачка.

– Я не ем сало, – возразил син. – У меня совершенно иной метаболизм.

Казин прибрал на место всё, кроме дидактора, и включил режим консервации. Раздалось громкое шипение, муровина сдулась, как проколотый пузырь. Казин скатал муровину в рулон и упрятал в заплечный мешок, с которым на всякий случай не расставался, выходя из дома. Пустой рюкзачок – не великая тягота, а ежели разживёшься чем-то полезным, то тара всегда под рукой. Вот как сейчас, например. Дидактор Олег прибрал отдельно. Конечно, крановщик, это не простой механизатор, он во всякой машине с закрытыми глазами разберётся, но всё-таки лучше, если обучающая фиговина будет под рукой, а не в законсервированном космолёте.

– Идём, что ли? – обратился он к безутешному сину. – Сегодня выходной, на объекте работы не будет, так я тебя до деревни провожу. А дальше уж сам как-нибудь. Беженцем скажешься или ещё что…

Син продолжал рыдать и, кажется, даже не слышал, что ему говорят. А Казину вдруг явилась простая и неприятная мысль: ведь сина не спрячешь, а это значит, что понаедет толпа всяких бездельников, начнут выспрашивать и вынюхивать, а син, ясен пень, молчать не станет. Отнимут нажитое, как пить дать, отнимут. И неприятности могут быть. Конечно, сейчас дружбу народов и прочий интернационализм отменили, но наверняка найдутся желающие обвинить человека в каком-нибудь смертном грехе. Да и просто сина жалко.

Казин был жёсток, но не жесток, и то, что син рыдал не по барахлу, а по своей матке, тронуло механизаторское сердце.

– Вот что, – Казин сбросил рюкзак и принялся распаковывать его. – Не хнычь. Отправлю я тебя домой. Муровину не отдам, не надейся. А катапульта твоя мне всё равно без надобности. Садись и лети с ветерком.

– Мне заплатить нечем, – не веря счастью, прошептал блудный син.

– За кого ты меня держишь, зеленяка? – обиделся Казин. – Что же я, не понимаю? Я тебе так, по дружбе. Хинди-руси пхай-пхай! Понял?

Опасаясь за целостность реинкарнаторов, Казин расстелил муровину не на земле, а на стальном листе пены и включил компрессор. Эта штука вроде как движок у трактора, чтобы раскрутить дизель. Инопланетная техника от нашей и не отличается почти, только проходимость у неё, по сравнению с хорошим болотником, слабовата. Чуть что – намертво забухнет.

Через минуту муровина приобрела прежние внушительные размеры. Казин уже привычно нырнул в люк, поднатужившись, выставил на улицу бандурину.

– Давай, – сказал он сину, – действуй! Или это тоже я должен?

Син подбежал к бандурине, захлопотал, готовя её к пуску. Потом вскочил на приступочку. Бандурина окуталась сапфировым облаком защитных полей.

«Ишь как зашустрил… – с обидой подумал Казин. – Хоть бы для приличия спасибо сказал или попрощался по-человечески».

Возможно, син услышал недовольную мысль или просто пробудилось в нём доброе чувство, но он помахал Казину лапкой и произнёс:

– У тебя теперь есть хороший астролёт и галактическое гражданство, поэтому мой тебе совет: собирайся и улетай отсюда как можно скорей.

– Зачем это? – не понял Казин.

– Тут дикая, ничейная земля. Но я ещё вчера застолбил её, оформив заявку на своё имя, так что теперь она принадлежит мне, а я собираюсь пустить её в переработку. Скоро здесь не останется никаких жидкофазных систем.

– Что?! – взревел Казин, бросаясь вперёд. – А ну, стой, сукин син!

Голубой свет плеснул ему в глаза, подставка на бандурине опустела.

Книга вторая

Лягухи на дороге

Глава 1

Оставляется вам дом ваш пуст

Долго возмущаться Казину было некогда. Конечно, син вместе со своей свиноматкой оказался сукиным котом, но уже давно известно, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Впрочем, даже если и застолбил поганец землю, это ещё ничего не значит. Тоже мне, нашёл ничейное добро… АО «Дубрава» так просто от своих планов не откажется, а ребята там собрались крутые. Уж как-нибудь потягаются с зеленорылыми тарелочниками. А хоть бы и уступили – чему Казин втайне был бы рад, – что с того? Всё равно, без Казина у сина ничего не получится. Что он, технику и рабочих из Синляндии повезёт? Так его на таможне облупят почище, чем вчера. Да и что у них за техника? Электроника, конечно, клёвая, с этим за бугром всегда нормально, а вот как настоящая техника в здешних болотах забухает, Казин уже видал. Так что никуда син не денется, прибежит в ПМК, народ нанимать. А это значит – импортный заказ. Так что всё на свете к лучшему.

Под такие мысли Олег дошагал до дома. Первым делом потихоньку проник в сарай, который именовался гаражом, хотя машины у Казина вовек не бывало, и оставил пухлый рюкзак под верстаком. Незачем Ганне туда заглядывать. И лишь потом вошёл в дом…

…и долго не мог понять, что случилось…

Погром встретил его. Зона стихийного бедствия. Словно торнадо прошел по кухне и двум уютным комнатам, а следом – взрыв Кракатау и террористическая акция бомбистов. Казинские вещи были вывалены из шкафа и комода, и всякая рубаха распорота от подола до самого ворота. Зеркало, висевшее в простенке, и посуда в серванте зверски расколочены, и даже зеркальный шкаф, купленный в последние предперестроечные годы, развален ударами топора. Должно быть, с такою же ненавистью ликующий вандал громил античные статуи.

И нигде ни единой Ганниной вещи.

Олег Казин ничего не знал об индонезийских вулканах и анархических движениях начала века. И когда в школьные годы его одноклассники знакомились с удручающими событиями середины пятого века, Олежек, укрывшись за поленницами на школьном дворе, изучал пригодившееся позднее искусство игры в «буру». Так что обычаи германского племени вандалов тоже были ему неведомы. Но зато нрав супруги Казин знал преотлично. Хотя такого Ганна себе никогда не позволяла. Ну, случалось, саданёт в сердцах об пол треснувшую тарелку или гранёный стакан, но чтобы мебель курочить?..

С трудом въехав, что случившееся не сон и не шуточки инозвёздного модуса, Казин побагровел и помчался на расправу во двор. Где ещё, как не в хлеву, может прятаться от мужниного гнева вздуревшая жена?

Дворовая дверь, печально поскрипывая, качалась на ветру. Ганны не было и здесь, а кроме того, не было коровы. Лишь изголодавшийся поросёнок Борька встретил хозяина божественным хрюканьем. Пол в хлеву густо покрывали куриные перья. Нетрудно представить, как несушкам в спешке сворачивали головы и запихивали бьющиеся тела в мешок, чтобы унести всех разом.

Грабёж… разбой… вандалам такое и не снилось. Корову она куда дела?

Потерянный и охромякнутый Казин выскочил на улицу и там наткнулся на Людку – вдову закадычного корешка Витяя. Людка явно караулила Казина, любопытствуя узнать новости. Всю правую сторону рыхловатого Людкиного лица густо заливала вздувшаяся грозовая синева кровоподтёка. Видать, досталось Людке с размаху и не кулаком – от кулака фингал под левым глазом бывает, – а чем-то тяжёленьким. Сейчас, впрочем, Казину было не до чужих синяков.

– Ганну не видала? – отрывисто спросил механизатор.

– Покуда глаз целым был, так видала, – с вызовом ответила Людка. – Пошла глянуть, что у вас за ор стоит, а твоя Ганна на меня с топором метнулась. А до этого – шкаф лобанила, только щепки летели.

Казин наконец перевёл взгляд на Людкино телесное повреждение.

– Кабы топором, у тебя не так было бы… – неуверенно произнёс он, стараясь понять, что же приключилось в доме.

– Кидалась с топором, а докинулась сковородником, – уточнила Людка.

– «Скорую»-то вызвали? – гнев Казина вдруг куда-то улетучился, придушенный жуткой догадкой.