Картежник, стр. 4
Короче, покоя не было. А тут ещё попались Ганне навстречу Олеговы подсобники, Воха и второй – длинный. Сказали, что Олег их отпустил раньше времени, а сам задерживается. Пересмеивались, алкаши проклятущие. Тут уже Ганне всё стало понятно. Да и чего не понимать-то, давно к этому шло. И хотя дело было ясным-ясненько, но Ганна собралась и отправилась к Марьину ручью, твёрдо решив взять изменщика с поличным.
Где стоит бытовой вагончик, Ганна знала хорошо, не раз случалось проверять, чем там муженёк занимается. Бывало, что вагончик перекатывали на новое место, а Олег об этом умалчивал. Тогда ему вставлялся фитиль. Во время таких разборок порой отлетало и Ганне, но это уже дело житейское – крепко бьёт, крепко любит.
Уже в полутьме Ганна добралась к мокрой канаве, где трудился её суженый, и, стараясь не вспугнуть преступника, заглянула в крошечное окошечко, врезанное в вагонную дверь.
Преступные мечтания Олега Казина не шли дальше халявной водки под хорошую закусочку, но полевой синтезатор «Модус» работал на полную мощь и показал излишне любознательной супруге всё, что она втайне желала увидеть. Не зря переспрашивал злосчастный экскаваторщик, что за модус ему подсунули. На этот раз синтезатор с полным правом можно было назвать «половым».
Они были здесь – все разом! И в каком виде?! Даже нынче такое по телевизору показывают только среди ночи!
Казин в чём мать родила сидел посреди вагончика на круглой табуретке, которую только сегодня утром Ганна безуспешно разыскивала. Сволочь, всё из дома тащит, всё для разврата! На коленях у Казина расселась коровища Людка, тоже вся как есть голая, и Казин, гнусно лыбясь, лапал Людку за сиськи! Стерва Галка примостилась рядом. Эта-то зачем раздевалась, кого она своими прыщиками соблазнить хочет? А туда же, льнёт к чужому мужу, ручонкам шаловливым волю даёт! – Ганна с трудом набирала в грудь воздух для крика… А хуже всего – третья, не иначе – учётчица; молодая потаскуха, лет двадцати пяти, намазанная по-городскому, ноги от самых ушей начинаются. И была она не совсем голышом, а в кружевных трусичках. В таких интердевочек в кино показывают. Учетчица прогуливалась перед Казиным словно манекенщица по подиуму и явно собиралась трусики снимать.
Голос наконец прорезался, Ганна с истошным воплем рванула дверь, воплощённым возмездием явившись перед участниками оргии.
Казин, спихнув с колен Людку, вскочил. Опрокинутая табуретка отлетела в сторону. Учёная Галка ойкнула и полезла под стол. Лишь учётчица-манекенщица, не чая беды, с презрительной усмешечкой глядела на явившуюся супругу. Вот этой-то иногородней шлюхе и досталось в первую руку. Ганна подхватила удачно подвернувшуюся табуретку и с маху огрела развратницу по башке. Замахнулась было второй раз, но сисястая Людка, взбултыхнув выменами, подскочила и вцепилась Ганне в причёску. Пришлось бросить копорскую стерву и отоварить табуреткой подруженьку. Потом досталось и Галке, сдуру поверившей, что численное преимущество может принести победу. Учётчица пыталась вырвать из Ганниных рук оружие, но легче было казинский кран с места сдвинуть, озверевшая супруга мёртвой хваткой вцепилась в украденную мебель и охаживала соперниц по голому, так что шлепки разносились далеко окрест.
И вдруг полыхнуло перед глазами, и Ганна, отворив дверь спиной, вылетела из вагончика. Чугунный мужнин кулак в одно мгновение запечатал ей рот.
Оскальзываясь в грязи, Ганна поднялась. Казин чёрным силуэтом выделялся на фоне распахнутой двери. Торжествующая учётчица выглядывала из-за его плеча.
– Съела, дура? – глумливо закричала она. – Мотай отсюда, пока цела!
Казин обнял растелёшенную учётчицу за талию и, коротко хохотнув, захлопнул дверь.
Чего угодно ждала Ганна, но только не этого. Конечно, случалось ей пробовать мужниного кулака, но чтобы вот так, со всей силы, да ещё когда сам виноват!.. За шлюху заступился. Значит, жена ему больше не жена и ничего тут уже не исправишь.
Не разбирая дороги, прижав к груди спасённую табуреточку, Ганна похромала прочь от замолкшей бытовки. Если бы вдруг вздумалось ей вернуться и заглянуть сквозь стекло, то не увидела бы она там ни Людки, ни Галки, ни придуманной копорской дивы. Проклятый «Модус» кончил работать, и пропали видения, опустел вагончик, лишь противнозелёный син трёт ручишками мордочку да Казин, очумело тряся головой, облизывается, с трудом понимает, что не было ни выпивки, ни закуски, и со вздохом принимается сливать перекипевшую картошку.
Не видит этого убитая горем Ганна, не замечает даже, что круглая табуретка куда-то исчезла, и губы целёхоньки – после такого-то удара! Бредёт домой, судорожно соображая, что дома у неё больше нет. Даже если вернётся Казин поутру, нельзя его прощать. Двадцать лет прожили вместе, и всё порушил поганый бабник! Ну и пусть живёт с этими, со всеми тремя разом… а она к маме вернётся. Двадцать лет назад пришла она к Казину, девчоночкой в зелёном беретике. Берет и сейчас висит в сенцах на гвозде, у хорошей хозяйки ничто не пропадает. Теперь в дому будет хозяйничать учётчица, а Ганна уйдёт…
Эх, бабы-дуры, не меняйте богоданных имён! Да разве могло такое приключиться с деревенской тёткой Агапой? Вот Ганне такие беды в самый раз.
Входит Ганна в дом, не глядя, берёт берет и выходит на улицу. Пропадай всё хозяйство, пусть учётчице достаётся и Людке с Галкой. В чём пришла, в том и уйду.
Как было спето в оперетте: «Кто там в зелёновом берете?»
Глава 6
Три карты, три карты, три карты!
– Ничего не скажешь – купил кота в мешке! – сокрушался Казин. – На что мне твоя киношка, ежели после неё ни сытости, ни похмелья? Баловство одно.
– Хороший синтезатор избирательного действия, – не уступал син. – Эта модель «Модуса» очень дорого стоит.
– Да уж не дороже телевизора «Сони», – Казин уже сообразил, как можно использовать «Модус», и продолжал ворчать больше для виду. – Ну ладно, я не отказчик, поставлю дома, пусть бабе голову дурит. Картошку жрать будешь?
Инопланетчик покачал головой и опасливо отодвинулся от кастрюли.
– А я поем, – произнёс Казин, перебрасывая горячую картошину с ладони на ладонь, – а то после твоего угощения брюхо подвело.
Покуда Олег ужинал, син сидел, забившись в угол, и печально посверкивал глазками на бывший свой синтезатор. Казин слопал штук восемь картошин и обвёл бытовку скучающим взором.
– Спать ты небось тоже не умеешь, да и обидно было бы дрыхнуть в такой-то день. – Казин взял с края стола пухлую колоду карт, в которые Воха и Лёха во всякую свободную минуту азартно резались в «очко». – Может быть, в картишки перекинемся? В «очко» я играть не стану, а побурить по маленькой было бы неплохо… А то – на спички, – Казин высыпал на стол коробок спичек и разделил на две примерно равные кучки.
Учеником син оказался превосходным, он с первого раза понял несложные правила «буры» и за полчаса выиграл у Казина все спичины. И это при том, что скрывать чувства инопланетник напрочь не умел. Когда приходила негодная карта, личико его вытягивалось, он морщился, вздыхал печально и чуть что ни плевался. Зато если карта пёрла, круглые глазки сина начинали блестеть особенно ярко, а четырёхпалые руки, которыми больше трёх карт и не удержишь, принимались азартно дрожать. Но при этом он ни разу не удвоил ставки, если у Казина на руках оказывалось хоть на одно очко больше, так что все спички неуклонно, одна за другой перекочевали к инопланетчику.
– Чего ж ты не удваивал? – злился Казин, предъявляя крюк против синовских пятнадцати очков. – У тебя же хорошая карта!
– Но у тебя лучше, – пискливо ответствовал инозвёздный гость. – Удвоил бы и проиграл со своей хорошей картой в два раза больше…
«Подглядывает!» – решил Казин.
– Ничего я не подглядываю! – обиженно заявил син.
Казин вздрогнул, но ничего не сказал. Сдал по три карты, открыл козыря, выставил на кон предпоследнюю спичину, поднял карты, так, чтобы при всём желании син не мог ничего увидеть. Первой картой шла никчемушная девятка червей. Осторожно сдвинул карту. Следом явился валет крестей.