Картежник, стр. 19

– Гляди, не обмань, – строго сказал Казин. Помолчал и добавил нехотя: – Разносолов не обещаю, а жрачкой поделюсь. Только выдача с завтрашнего дня будет, а сегодня и попоститься не мешает, чтобы не умом, а брюхом понять, что экономить надо. Лететь нам ещё долго, а еды у меня на всех не запасено.

– Понимаю, надо экономить, – согласился экономист. – Давайте составим кратенькую опись, что у нас имеется, и примерную раскладку, скажем, на две недели…

– Сам справлюсь, – отказался от международной помощи гордый россиянин.

– Хорошо, хорошо, – не стал настаивать Пресняк. – Вы пока отдыхайте, да и мне уже спать охота. Но помните, я всегда на вашей стороне.

– Договорились, – грубовато пошутил Олег. – Ежели дойдёт до… ну вы понимаете… то – никакого жребия! Первым сожрём американца. Конечно, он не такой упитанный, как некоторые, но договор есть договор.

Симеон Пресняк ушёл в смятении.

Глава 4

Продолжение банкета

Если по совести, то нужно было, едва на минуту оставили в покое, блокировать двери, а потом уже заниматься инвентаризацией. Вскоре эта нехитрая истина стала для Олега Казина очевидной. Задним умом мы все крепки, галактические граждане в этом смысле не являются исключением. Едва Казин успел выпроводить одного назойливого гостя, как в дверь снова постучали. Казин поспешно глянул сквозь дверь и увидел, что там со строгим видом стоит Пётр Иванович.

Первым побуждением было притвориться спящим, а потом сказать, что, мол, дрыхнул без задних ног, ничего не слыхал, ничего не видал. Однако Олег сообразил, что генерал мог видеть Пресняка, выходившего из его комнаты, а значит, враньё лишь усугубит вину морально-нестойкого механизатора. Лучше уж честно признаться, что выпивал с врагом народа.

Войдя, Пётр Иванович первым делом глянул на мешок, стоящий в углу, затем пронзил взором Олега Казина, принюхался и мечтательно произнёс:

– «Камю».

– Чево? – спросил Казин.

– Писатель такой есть – Альбер Камю. Очень мне его произведения нравятся.

– Не читал, – как на духу признался доблестный мелиоратор.

– И не надо, не наш это автор. Но пишет высокохудожественно, – генерал перевёл проницательный взгляд на Казина и вопросил: – О чём с Пресняком болтал?

– Да так, о разном… – уклончиво ответствовал Казин.

– А поконкретнее?

– Выспрашивал он, что я с собой везу. Покоя ему мои шмотки не давали.

– И что ты?

– Ничего я ему не сказал! – заторопился Казин, вновь чувствуя себя подследственным. – Я же понимаю, в армии как есть два года оттрубил, присягу давал, а теперь что, буржуям тайны выдавать стану? Ничего ему не сказал, ни единого сведения!

– Какие у тебя в мешке тайны, мне известно, – промолвил Иванов, заставив Олега облиться холодным потом. – Всех твоих тайн: хлеба чёрного – две буханки, булки – один батон, икры кабачковой – банка, «Завтрака туриста» рыбокрупяного – три банки, леща вяленого – два…

– Один, – поправил Казин.

– Теперь один, – согласился разведчик, бросив взгляд на стол, заваленный чешуёй. Затем генеральский взор остановился на муровине, неловко расстеленной посреди комнаты. – А это что за брезент? – грянул начальственный вопрос.

– Товарищ генерал! – жарко зашептал Казин, становясь от усердия на цыпочки. – Разрешите доложить: под видом представителя монополистического капитала на вверенный вам корабль проник людоед! Семён Пресняк пытался споить меня и предлагал, когда кончатся продукты – фарш рыбокрупяной и всё остальное, – поочерёдно лишить жизни членов международной делегации и употребить их в пищу!

Ах, почему тракторист Илюха не слышал этого монолога?! Косноязычному Илюхе такого под угрозой расстрела не выговорить. Он бы понял, что тракторист против крановщика, что утка перед лебедем, и вперёд не стал бы спорить, что сильнее, трактор или кран! Даже на матёрого контрразведчика генерала Иванова подобное сообщение подействовало.

– Это как это? – спросил генерал ошарашенно.

– Но вас, товарищ генерал, – в озарении нёсся Казин, – я из-под удара вывел. Первым решено сварить американца… Вообще-то итальянец помясистее будет, но вы понимаете, я действовал, исходя из политических соображений, гастрономические доводы отвергая напрочь!

Петр Иванович невольно втянул начинающее выпирать брюшко и в некотором смущении пробормотал:

– Если уж на то пошло, то самый упитанный среди нас – твой приятель, с которым ты тут пьянствовал.

– Вот и я о том! – подхватил Казин. – Мне с самого начала показалось подозрительным, что он такой… упитанный! Мальчишками мы таких дразнили: «Жиромясокомбинат, маргариновый завод!» А он, оказывается, вот до чего докатился!

– Г-хм!.. – Пётр Иванович с трудом продрался сквозь разливы болтовни к остаткам здравого смысла. – Ты вот что, пошутил, и хватит. Я понимаю, коньячок, то-сё… но чтобы больше бесед по ночам не было. Тем более что продукты транжирить тоже не следует. Давай-ка, покуда суд да дело, инвентаризацию проведём, какие у нас продукты наличествуют. Кстати, вот ещё вопрос: приборчики у тебя какие-то замечены были, пара штук. Прежде было решено тебя не тревожить по этому поводу, а сейчас, будь добр, объясни, что это за штуковины?

Мгновение Олег Казин судорожно пытался сообразить, как бортовой климатизатор, прозванный некогда штуковиной, мог попасть на глаза всезнающему генералу, и лишь потом до многострадальной головы дошло, что Иванов назвал универсальным словом малявину и фиговину, которые не были заранее упакованы.

Да что же это такое творится?! Ночью собирался, в родном гараже, свет притушив и окошко занавесив, а они всё подсмотрели и теперь ответа требуют! Болтают про демократию, брешут о свободе, врут насчёт неприкосновенности личности! А сами так и зырят, как бы отнять честно заработанное!

– Нет у меня ничего! – огрызнулся Казин. – И никогда не было! Напутали твои соглядатаи. А и было бы, хрена я бы вам отдал! Хватит, отцаревали, кончилось ваше времечко! Теперь у нас частная собственность и конфинденциальность личного сосуществования! Ясно?

– Конфиденциальность, – машинально поправил высокообразованный генерал.

– Во-во! А вы тотальную слёжку устраивать? Каждую сраную консервину сосчитали. Эх, начальнички!

– Ну ладно, – грубовато сказал Пётр Иванович. – Будет тебе. Тоже пойми, инопланетяне привалили, дело о жизни и смерти идёт, понимать надо.

– Я понимаю, – пел своё Казин, – я всё насквозь вижу!

– А если видишь, так и ещё кое-что увидь, – жёстко сказал генерал Иванов. – Сколько нам лететь – никто не знает, но когда-нибудь прилетим. В смысле – домой вернёмся. Так что я бы на твоём месте крепко подумал, прежде чем резкие слова говорить.

Правильно было сказано в одной книжонке про сучец в чужом глазу! Подумал бы многотерпеливый Пётр Иванович, прежде чем угрожать, глядишь, добился бы своего, ибо Олег готов был впасть в истерику и сдаться на милость победителя. Однако контрразведчик нажал чуть сильнее, чем следовало. Недаром сплетничали старухи, будто казинская бабка согрешила некогда с проезжим цыганом, и оттого у Олежки не только кудри смоляные, но и нрав горячий.

– Ах ты, прыщ гнойный! – взревел Казин, вздев мозолистые рабоче-крестьянские кулаки. – Да я тебя!..

Петра Ивановича вынесло из комнатушки как ветром. И хорошо, что не замешкался, а то и в шею получить мог. Давненько не случалось такого с товарищем генерал-полковником.

Олег Казин, тяжело дыша, навалился на дверь, которая и без того захлопнулась на замок. Всё, больше сюда ни одна сволочь на ступит. Мой чулан – моя крепость! А генерала – запереть и пусть под замком сидит… И вообще всех запереть, ничего с ними за сутки не сделается.

Сильный удар заставил Казина вздрогнуть. Кого там ещё принесло?

Казин бросился к потайному пульту управления и облегчённо вздохнул, поняв, что под дверями никого нет, а удар приключился оттого, что летящий астроплан столкнулся с шальным астероидом.