SPA-чистилище, стр. 35
Но сейчас-то… Сейчас чего ему выжидать? Кто он в данной ситуации? Просто частное лицо, пенсионер. И что плохого случится, если он проникнет на территорию участка господина Ковригина? В крайнем случае, в милицию заберут и пожурят. Даже дробью в бок получить шансов немного. Не такой человек пианист, чтобы дома ружье держать.
А может ли он вспугнуть преступника?
Да, может. Но и в подобном повороте имеется положительный момент: напуганный человек обычно начинает действовать. Он, например, уничтожает улики. Пытается скрыться. И потому – может выдать себя.
– Что ж, Иван, – кивнул Ходасевич. – Хорошо. Давай рискнем. Только дай мне десять минут на экипировку.
Лицо юноши просияло.
Когда полковник ушел, Люба в мастерской поднялась на полати. Зажгла свет. Расставила четыре портрета, на которых был изображен Иван Иванович, вдоль стены.
Подтащила стул, села. Долго смотрела на них. Она никому не показывала эти полотна. Даже Алле. Тем более – ей.
И сама не глядела на них уже очень давно. И не пыталась продать их – из какого-то суеверного страха: что тогда она лишится последнего. Картины были хороши. И так хорош Иван Иванович!..
Она сидела перед ними и курила. Боже мой, как нелепо все тогда получилось!..
Зачем она рассказала Ходасевичу? Сначала одну историю – про исчезновение Ивана. Потом вторую – про их связь. Ведь он ее за язык не тянул. Даже ни о чем не спрашивал. Может, потому и поведала, что у него вид такой, располагающий, так и хочется ему довериться?.. Но сказавши «а», приходится говорить «б», а потом дело доходит и до «в»…
Она смотрела и смотрела – на себя, молодую, на Ивана, на Аллу…
А потом ее вдруг пронзила мысль: «А вдруг… Вдруг все, что со мной случилось потом, – это просто божье наказание? За мой грех? Все, все плохое, что было, – пьянка, безденежье, творческий неуспех, зависть, кодирование, вынужденная трезвость, отсутствие мужа – вдруг это все не что иное, как расплата ?.. Но если так… Если так – может, я уже расплатилась за все?.. Сполна?..»
Любочка вскочила со стула.
Кажется, она поняла, что надо делать. Прямо завтра.
Завтра, завтра…
Надо покончить со всем. И облегчить наконец душу.
А в другом доме на улице Чапаева шел странный для посторонних ушей разговор.
– Папа, я сложил.
– Ну, хорошо, Павлуша, молодец.
– Папа, посмотри.
– Я сейчас не могу. Ты же видишь, я занят.
– Пожалуйста, посмотри.
– Поиграй еще. Я подойду.
– Когда?
– Через три минуты.
– Это сколько секунд?
– Сто восемьдесят.
– Сто восемьдесят?.. Единица, двойка, тройка, четверка, пятерка – хорошие мальчики получают только пятерки, – шестерка, семерка – в одной неделе семь дней, – восьмерка…
– Вот молодец. Считай, считай…
Глава 9
Когда Валерий Петрович с Иваном вышли из дома, из облаков выглянула луна. Она сразу залила сад неправдоподобным, химическим светом.
Экипировка полковника включила в себя то, что он захватил фляжку коньяку и небольшой, но мощный фонарик, найденный в хозяйстве у Аллы Михайловны. Впрочем, пока нужды в нем не было. Небесное ночное светило соперничало в яркости с фонарями, горящими на участке Любочки и на далекой Советской. На траву ложились четко очерченные тени.
Дождавшись, пока луна скроется за тучкой, пенсионер вместе с юношей вышли за калитку. Рядом с забором Василия опять стоял «Рейнджровер». Видно, хозяин решил заночевать на даче или ехать в столицу совсем уж на ночь глядя.
Иван с Ходасевичем дошли до тупика – забора, ограждающего владения пианиста. Не успел Валерий Петрович вымолвить слова, как юноша схватился за верх ограды, одним движением подтянулся, перебросил через забор тело и спрыгнул вниз, в темноту.
«Неужели он надеется, что я, с моим пузом, последую за ним?» —усмехнулся про себя Валерий Петрович.
Через минуту он получил ответ: щелкнул замок, изнутри открылась ковригинская калитка и в проеме показалась голова Ванечки. Юноша сделал приглашающий жест. Полковник шагнул в чужой сад.
Луна снова выглянула из облаков и осветила им путь.
Бетонная дорожка вилась среди настоящего леса: березы, елки, кустарник и подрост. Никто за садом не следил. Точнее, ухаживали за ним минимально: палая листва с дорожки была сметена и сложена в кучи по краям.
Ходасевич с юношей подошли к дому. Коттедж пианиста Ковригина, конечно, потерялся бы где-нибудь на Рублевке или Новорижском на фоне новорусских особняков – но здесь, в демократичной Листвянке, он выглядел весьма фешенебельно.
Все окна первого этажа светились. Валерий Петрович сделал предостерегающий жест – мол, тихо, а потом потянул Ивана в сторону от дорожки. Под ногой хрустнула ветка.
Они, внутри кустарника, встали напротив окна – там, куда не падал свет.
Шторы оказались не задернуты.
Была прекрасно видна огромная комната на первом этаже – та самая, о которой только что рассказал Ванечка.
Посреди помещения стоял рояль. У стены, от пола до потолка, громоздились книжные полки. А рядом с ними, за письменным столом, вполоборота к окну сидел Ковригин. Он увлеченно разглядывал экран в портативном компьютере. Временами, не отрываясь от ноутбука, щелкал клавишей. Что он рассматривал на экране, с улицы видно не было.
Иван прошептал:
– Стопудово – детскую порнографию смотрит.
Валерий Петрович усмехнулся:
– А может, изучает график собственных гастролей.
– Что вы собираетесь дальше делать?
– Иди, осматривай участок, – прошептал Ходасевич и протянул парню фонарик. – Начинай с дальнего забора. Пройди последовательно. Сначала по периметру забора. Затем постепенно сужай круги по направлению к центру. Обращай особое внимание на свежевскопанную землю. И, может быть, увидишь детали одежды бабушки или аксессуары: пуговицу, очки… Старайся не шуметь. И еще – сделай все, чтобы свет фонарика не был виден в доме и за границами участка. Пианиста я отвлеку. Все понял?
– Шур!
– Действуй! Встречаемся у калитки через сорок минут.
Молодой человек, весьма вдохновленный поручением частного детектива, скользнул в кусты и, производя немало шума, скрылся в запущенном лесу, коим порос участок пианиста.
А сам полковник поднялся на ковригинское крыльцо и нажал кнопку звонка.
Колокольный звон отозвался в доме – а через минуту, не спросив кто, Ковригин отворил дверь. Пару секунд он растерянно моргал. Сперва пианист, видимо, пытался разглядеть, кто явился, а затем старался узнать. Наконец, признав, нахмурился.
– Чем обязан?
Валерий Петрович улыбнулся со всей своей милотой.
– Ужасно скучно здесь вечерами. Даже словом перемолвиться не с кем. Вот, решил зайти в гости по-соседски.
И он достал из кармана куртки трехсотграммовую фляжку коньяку.
– Можно?
– Ну, я, вообще-то, не пью, – протянул пианист. – Да и не убрано у меня…
Ковригин явно смутился. Стало очевидно, что он совершенно не заинтересован в визите полковника.
Ходасевич поднажал:
– Значит, выгоните в ночь своего нового соседа?
На лице пианиста отразилась душевная борьба. Он слегка покраснел. Пальцы его рук чуть задрожали, и он сунул их в карманы старой курточки с истертыми манжетами.
– Ну, если вы желаете… Проходите, конечно…
– Вот это дело! – бесцеремонно бросил Ходасевич, играющий роль мужичка-нахала, и плечом слегка потеснил хозяина внутрь дома. – Чай-то вы хоть пьете? Или, может, кофе?
Хозяин пробормотал, словно загипнотизированный напором полковника:
– Да, у меня есть хороший чай… И кофе…
– Вот и чудненько!
Пианист наконец распахнул перед полковником дверь своего дома и промямлил:
– Проходите!
Волей-неволей Ковригину пришлось проявить гостеприимство. Он усадил Валерия Петровича на диване – не на том ли самом, где пятнадцать лет назад пытался соблазнить малыша Ванечку? Сам хозяин исчез в крохотной кухоньке: поставил чайник, гремел посудой.