SPA-чистилище, стр. 23
В беседке, где они пребывали с радушным бандюком, вчера явно происходило пиршество. Об этом свидетельствовали пустые бутылки в углу: из-под «Хеннесси», «Мартини», «Перье» и «Эвиан». Бутылок имелось примерно столько, чтобы хорошенько гульнуть вдвоем. На барбекюшной решетке лежали немытые шампуры. На тарелке, забытой на столе, засыхали кинза, укроп и крупно нарезанный болгарский перец.
И еще: на полу, рядом с бутылками, стоял наполовину полный пакет из «Рамстора».
Продолжая беседу с хозяином, Ходасевич, словно в задумчивости, встал и прошелся по беседке. Попутно заглянул в полиэтиленовый пакет. В нем лежали свежие грибы. И принесли их явно не с рынка, а из леса. Об этом свидетельствовали золотые листики вперемешку с грибами, и еловые веточки, и крошки земли. Дары леса явно еще не перебирали.
– А вы что, Роман Георгиевич, – вежливо перебил Жучкова полковник, – по грибки сегодня ходили?
– Я?! – хозяин изумился, словно Ходасевич спросил, любит ли он переодеваться в женское белье.
– Откуда же, если не секрет, грибочки?
– А, это Мишка где-то надыбал.
– Кто такой Мишка?
– Мой лакей. Живет здесь, пока я в Белокаменной вопросы решаю. За домом присматривает.
– О! Значит, он был здесь, в Листвянке, в минувшую среду? И мог что-то видеть или слышать… Могу я с ним поговорить?
– Да не вопрос!
Жучков раззявил пасть и проорал что есть силы:
– Мишка!!! Ко мне!
Через пять секунд на крыльцо псевдо-Горок выскочил лысый мужчинка лет пятидесяти. Его лысина (в отличие от Жучкова) имела естественное происхождение, и весь он был какой-то замухрышистый, типичный бич – бывший интеллигентный человек. На рысях он побежал на зов хозяина.
Когда Мишка предстал перед ним, как лист перед травой, Роман Георгиевич гаркнул:
– Ты, Мишка, где грибочки-то эти взял?! Которыми нас вчера с Лялькой потчевал?!
– Собрал-с, – вытянулся во фрунт пятидесятилетний Мишка.
– Где собрал? В лесу?
Присутствие внушительного, загадочно покуривающего Ходасевича сбивало приживальщика с толку: кто таков и о чем успел нажаловаться хозяину? Слуга шмыгнул носом, забегал глазами, опустил очи долу и наконец молвил:
– Здесь я их нашел, в поселке. Да вы не сомневайтесь: грибы хорошие, боровики, один к одному. И если про меня говорят, что я украл, то имейте в виду, Роман Георгиевич, врут. Ничего я не крал. Нашел просто. Кто-то потерял, а я подобрал.
– Так, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, молвил Жучков, – ни хера я не понял, давай-ка рассказывай все по порядку.
Мишка откашлялся, внутренне собрался и голосом, в коем изначально звучала вина, пояснил следующее.
Он в эту пятницу вечером на станцию, значит, ходил. За продуктами.
– За водкой бегал, байстрюк! – осклабился Жучков.
Да ведь не только ж за водкой, приложил руки к груди Мишка. И за продуктами для вас, Роман Георгиевич, чтобы хлебушек у вас свеженький был да молочко…
– Кто ж это с вечера за свежим хлебом-то ходит! Что ты пиндишь?! Я говорю: за водкой!
Пусть так, возразил лакей, как будет угодно, а только отношения это к делу, то есть к данному пакету, не имеет.
– А что имеет?!
А имеет то, что, возвращаясь из магазина и уже свернув на родимую Чапаева, увидел он у забора валяющийся пакет из «Рамстора», причем полный. Подошел потихоньку и решил осторожненько посмотреть: а вдруг там бомба или еще что-нибудь неприятное. Посмотрел – батюшки! – а там грибки. На первый взгляд вроде съедобные, насколько в темноте видать. Ну, он, Мишка, и решил их с собой взять. На свету дома оказалось, и правда хорошие. Видать, собрал кто-то в лесу, а до дому не донес. Может, перепил по дороге, потому и бросил. А может, тяжело ему нести показалось. А ему, Мишке, все впрок; все полезно, что в пузо полезло. Он вечером в пятницу грибочков отварил, а потом и поджарил. И сам ел, и вас, Георгиевич, потчевал. И вы, если помните, хвалили. А эти сырые, что в беседке остались, он, Мишка, приготовить не успел – да они уж теперь, наверно, слежались, надо будет выбросить…
Жучков по ходу рассказа постепенно наливался яростью, и в этом месте дал эмоциям выход. В несчастного Мишку полетела керамическая пепельница. Тот увернулся, пепельница ударила в перила беседки и разлетелась на осколки.
– Чтоб ты мне еще!.. – проревел Жучков. – По помойкам лазил!.. И меня г…м кормил!..
– Все! – залепетал дворецкий. – Виноват! Не подумал! Больше не буду!..
– Вы мне позволите, Роман Георгиевич, – мягко осведомился Ходасевич, – поговорить с вашим подчиненным лично?
– Да забирайте вы его! – отмахнулся Жучков. – Хоть к себе в подвалы Лубянки! Хоть иголки там ему под ногти загоняйте!
– И пакетик, разрешите, я с собой возьму. Можно без грибов.
– Нет уж, заберите-ка вы их все. А то этот, – уничижающий жест в сторону Мишки, – опять их мне на стол подаст… – И гаркнул слуге: – А ты что стоишь? Не слышал, что тебе сказали? Бери пакет и иди с товарищем полковником. Не будет же он сам эту грязь таскать!.. А потом приберешь здесь все. А то, ишь, грязищу развел!.. Дармоед.
Ввиду того, что пепельница была изничтожена, Жучков яростно раздавил окурок сигары в решетке барбекю и отправился к выходу из беседки.
– Последний вопрос, – остановил его Ходасевич. – Видеокамера, установленная у вас над калиткой, – пишущая?
– Только на одну кассету – на три часа. Потом запись стирается и начинается по-новой. А что?
– Тогда ничего. Вы рассказали мне даже больше, чем я рассчитывал.
Смотритель жучковского дома, проведший в Листвянке безвылазно всю последнюю неделю, ничего подозрительного в течение последних пяти дней не видел и не слышал.
Ходасевич с Мишкой (несшим пакет с грибами) не спеша, разговаривая на ходу, профланировали от калитки дома номер три к углу улиц Чапаева и Советской.
Здесь «хаускипер» показал место, где вечером в пятницу нашел пакет с грибами.
Оно, это место, оказалось прямо у забора Любочки, в пятнадцати шагах от ее калитки.
Глава 6
Кто знает, заметила ли полковника возле своего забора востроглазая Любочка.
Даже если заметила, из калитки не выглянула, виду не подала. Ее нелепый дом был повернут к улице тылом – ни единого окошка. Поэтому, может, и не увидела она Ходасевича – как он с пакетом грибов марширует от угла Советской. Он миновал сперва ее забор – коричневый, а потом Аллин голубой.
Следом начинались владения Василия. «Рейнджровер» возле калитки свежеиспеченного нового русского отсутствовал. С участка доносилось равномерное уханье бетономешалки.
Было похоже, что хозяин куда-то отбыл, а таджики тем временем трудятся.
Калитка, ведущая во владения Василия, оказалась не заперта. Валерий Петрович вошел на участок. Здесь царило полное запустение. Газон, казалось, не косили последние пятнадцать лет. Всюду рос бурьян в человеческий рост. Сквозь него пролегали тропинки. Старый дом (где, видимо, нынче проживали гастарбайтеры) казался раза в два меньше и запущенней, чем тот, коим владела Алла Михайловна. Зато перед ним на земле имелась разметка и подготовка под мощный фундамент. Часть его была залита бетоном. На свежей заливке таджик, одетый в халат, делал стяжку – то есть ровнял поверхность огромной клюшкой. На незабетонированной части другие азиатские рабочие сколачивали опалубку и ровняли землю. Возле крутящейся бетономешалки глубокомысленно стояли еще четверо азиатов с совковыми лопатами. Отца пропавшего Бури нигде видно не было.
Ходасевич подошел к служителям бетономешалки – все искоса оглядели и его самого, и пакет с грибами. Спросил:
– Где Имомали?
– Позвать?
– Давай зови.
Гастарбайтер бросил лопату и исчез в старом доме.
Вернулся, сообщил:
– Придет сейчас, – и, словно зачарованный, снова уставился на бетономешалку.
Через минуту появился Имомали.