Сердце Зоны, стр. 56

Возле устройства стоял большой стол, заваленный радиодеталями, рулонами ватмана, листами плотной бумаги и кальки – все это было покрыто нарисованными от руки картами. Там же лежали разноцветные карандаши, фломастеры, линейки, треугольники разных размеров, лекала и циркули.

Картограф сел на один из двух стульев и принялся крутить верньер настройки. Шипение стало громче, а потом сквозь него донесся испуганный голос: «Первый, первый! Атака на северо-западе, возле второго блокпоста! Зомби под управлением мощного контролера. Необходима срочная помощь! Ты слышишь, первый? Прием!» – Картограф продолжал крутить настройку, и голос уплыл, сделавшись тише, потом совсем смолк. Некоторое время слышны были лишь помехи, после чего заговорил другой человек, на английском.

– И что интересно, иногда слышатся голоса на совсем незнакомых языках, – произнес Картограф задумчиво. – Таких, которых на Земле и нет.

Химик решил, что выглядит глупо, переминаясь с ноги на ногу в дверном проеме за спиной хозяина, шагнул вперед и сел верхом на соседний стул. Картограф покосился на него и, кажется, тут же потерял интерес к гостю – принялся двигать рукоятками, нажимать на кнопки, меняя частоты, увеличивая или уменьшая громкость в зависимости от интенсивности шума.

«Монолитовцы откуда взялись?! – проорал вдруг голос Бегуна, и Химик подался вперед, скрипнув стулом. – Микаян, прием! Ты слышишь?! Монолитовцы! Их же не было здесь никогда…»

Он смолк, мгновение тишины – и заговорил другой голос, спокойный, рассудительный, но заметно растерянный.

«Росток исчез, – произнес он. – Я не могу объяснить это вам, но весь район пропал. Говорят, не стало также территории, где находится „Сто рентген“. Что? – Пауза, собеседника слышно не было. – Нет, конечно, никакая не черная дыра в земле, что за глупости вам там рассказывают? Просто это место заняла какая-то другая территория, незнакомая. Возможно, переместившаяся туда с северной окраины Зоны. Я слушаю… А! В том-то и дело, дорогой мой, почти никаких разрушений. То есть они, конечно, есть, но… Серия легких землетрясений, несколько трещин… Еще, говорят, на севере видели большой провал. Подобный катаклизм должен был бы сопровождаться небывалой катастрофой, своеобразным коллапсом всей территории. Однако же – ничего такого. Будто кто-то встряхнул калейдоскоп, участки перемешались, часть исчезла, возможно, появилось что-то новое – и…»

– Все насмарку, – Картограф покачал головой. Голос в динамике смолк, когда он щелкнул тумблером. – Вся работа, все карты теперь никуда не годятся.

– Почему не годятся? – спросил Андрей.

Черные косички качнулись, лицо с бородкой повернулось к нему. Глаза у Картографа были очень странные – бездонные, с едва различимыми светлыми зрачками, края которых почти сливались с белком. Казалось, эти глаза видели много такого, чего не видел ни один человек в мире.

– Все перемешалось.

– После последнего выброса?

– Да, да, да! – Картограф встал и широким движением руки смахнул со стола большинство карт. – Теперь – все заново. Заново!

И вдруг Андрей понял: Картограф не огорчен. Во всяком случае – не очень-то огорчен, возможно, в душе даже рад. Ему нравилось бродить по закоулкам пространства, выискивая странные, необычные пути, пузыри, карманы, прорехи в реальности – кротовьи норы, соединяющие различные участки земной поверхности. Быть может, за долгие годы он изучил все или почти все? Возможно, не только пузыри, расположенные в границах Зоны, но и другие – какие-нибудь протяженные пространственные мосты, ведущие к Бермудскому треугольнику, к месту падения Тунгусского метеорита, в иные необычные места. И теперь он рад, что сверхвыброс смешал все это, образовал новые складки пространства, дыры в ткани реальности и переместил старые, то есть вновь создал… создал неизведанное.

Карманные часы, висящие на косе возле левого плеча, звякнули. Хозяин взял их, откинув крышечку, поглядел на циферблат.

– Из-за чего произошел этот выброс? – спросил Химик. – Почему он был таким необычным?

Не глядя на него, Картограф пожал плечами.

– Не мое дело. Осознание решило добить Чистое Небо…

– Что?

– Чистое Небо давно исчезло, очень давно. Хотя три человека остались. Они скрывались, прятались… Теперь, наверно, решили закончить старое дело. Вас наняли, да? Вы двое, вы уже попадались мне? Твое лицо помню.

– В пузыре под названием Долина, – сказал Андрей. – Ты тогда дал мне сборку из артефактов, которые засекают мягкие места. Ты… ты был совсем другим тогда.

– Тогда была ночь. Ты видел не меня.

– Как это? – не понял Андрей.

– Ночью я становлюсь другим. Другая сущность, анти-я. Черный Картограф, ха!

– Я не понимаю…

– Неважно, неважно. При свете дня меняюсь обратно – и хорошо, и ладно. Это следствие частых перемещений, бродяжничества по пузырям, оно странно действует на человеческий организм. На психику. Да. Так Чистое Небо наняло вас?

– Небо… – повторил Химик. – Я не знаю никакого Неба. Это Слон, бывший сталкер.

– Неважно. Осознание против и пытается вас остановить. Вот и сгенерировали мощный выброс.

Он помолчал, прохаживаясь вдоль аппарата, хрустя валяющимися на полу бумагами, калькой и листами ватмана. Наконец спросил:

– Для чего наняли вас?

– Перевезти к ЧАЭС одну штуку. Черный Ящик, как мы его называем.

– Что внутри?

– Не знаю. Я у тебя хотел спросить.

– Я не знаю, – покачал головой Картограф.

– Ладно, тогда скажи: что произошло, когда я открыл обе двери?

– Создал слишком резкий перепад напряжений, включилась аварийная система.

– Ну, так и что я увидел там? Какая-то пустыня…

– Тебя должно было выбросить во мрак между пузырями. Там ничего нет. Ни материи, ни энергии, ни жизни. Скучное место. И смертельное.

– Да нет же! – настаивал Андрей. – Там была белая пустыня, вроде как солевая. До горизонта, и небо такое… пустое совсем.

– Правильно. Это же мрак, небытие. Оно такое, каким ты его видишь. Это зависит от твоего сознания, твоего разума. Попадая во мрак, ты оказываешься внутри своего сознания, навсегда. Пленник самого себя, выбраться не можешь. Как в замкнутом пузыре, помимо которого ничего нет. Твой разум – горячая солевая пустыня? Плохо. Значит, ты циничен, эгоистичен, самолюбив и нетерпелив. Но я еще хуже. Как-то заглянул во мрак… Мое сознание – дремучий жаркий лес. Лианы, змеи, огромные муравьи, ядовитые черви под слоем пожухлой травы. Джунгли, ядовитые джунгли. Хорошо, что лишь заглянул, не остался там. Заключенный разума – худшей участи нет.

3

В стенке грузового вагона был широкий проем, и Никита с разбегу вскочил туда, развернувшись, впечатал каблук в морду выдры. Та с визгом отлетела и сшибла еще двух, одна из которых вцепилась в бедро появившегося сбоку морлока. Синекожих осталось четверо; лаборанта он пристрелил минуту назад, раздробив ему башку двойным выстрелом из обреза.

Чтобы убить морлока, требовалось потратить минимум четыре, а то и шесть пуль, да еще смотря куда попадешь. Никита уже сообразил, что самыми уязвимыми местами являются лицо, шея и нижняя часть брюха – если выстрелить туда, монстр не подыхал, но терял возможность быстро двигаться и ковылял, воя, истекая темной кровью. Когда пули впивались в другие части тела, то просто застревали в толстой синей шкуре или твердых мышцах, почти не причиняя вреда.

Вагон наполняли сколоченные из досок ящики, пахло здесь гнилыми фруктами. В другом конце вагона потолок был проломлен, Никита побежал туда. Он нырнул в проход между штабелями, свернул в одну сторону, в другую, на ходу ухватился за торчащую вбок сломанную доску, рванул – ящики сзади посыпались, затрещали, когда выдры запрыгали по ним. Патронов у него почти не осталось, хотя была еще граната и ремень с пряжкой. Но гранату Никита решил придержать на крайний случай – если положение станет безвыходным, он, по крайней мере, сможет подорваться на ней, прихватив с собой на тот свет несколько подземных монстров.