Обладатель великой нелепости, стр. 28
Он проснулся с хриплым воплем. Рядом в две дырки сопела эта корова; жаль, она почти не храпела той ночью: возможно, он проснулся бы раньше от ее позывных готовой к случке самки гиппопотама. После этого он уже действительно не смог заснуть до самого утра, продолжая ощущать на груди и плечах объятия того, кого он больше всего боялся в детстве и в кого верил куда сильнее, чем в Бога или Деда Мороза.
Наконец, внутренне содрогаясь, Маркевич повернул ручку двери и ступил в бывшую комнату сына. На какое-то мгновение ему показалось, что запах резко усилился. Но… только показалось. Ничего больше.
Никаких котов. И ничего, что могло бы издавать этот мерзкий запах. Док Маркевич уже в который раз растерянно осмотрелся по сторонам. Откуда же, черт возьми…
В самый раз было надевать респиратор. Такой ему, еще в студенческие годы, выдавали в морге…
О Господи! – Маркевича передернуло. Создатель никогда раньше не вызывал у него столько симпатии, как в эту минуту. Похоже, что прямо сейчас по его квартире бродит мертвец…
Маркевич снова вышел в длинный коридор, мысленно благодаря себя за то, что догадался оставить включенным свет везде, где проходил раньше. Заглянуть на всякий случай в большой коридорный шкаф было выше его моральных сил.
По мере продвижения назад Маркевич заметил, что запах усиливается, перерастая уже в настоящий смрад. Тяжелый приторный запах гниения глумился над обонянием и затуманивал голову.
Входя в гостиную, Маркевич уловил какой-то посторонний звук. Но вскоре выяснилось, что это всего лишь форточка – а-аай!
Ничего больше.
Он собирался было перевести дух, когда что-то тяжелое опустилось сзади на его плечо…
Глава 2
Алекс в бешенстве
Алекс носился по своему домашнему кабинету, не находя себе места. Несколько до зарезу важных договоров сорвались сегодня днем прямо в офисе компании. И единственной причиной этой неудачи являлся Герман, вернее, его отсутствие. Впрочем, стоит ли удивляться, что подписание данных договоров отложено на неопределенный срок (или даже навсегда) – в свое время именно Герман привлек людей, чьи интересы были представлены в этих бумагах. Разумеется, его отсутствие в такой момент не могло их не обеспокоить. Алексу же, несмотря на все его убедительные речи (иногда даже откровенные уговоры), они не доверяли. Герману – да, ему – нет.
Алекс встал перед столом и нервно мял не зажженную сигарету пальцами. На часах, вмонтированных в массивный кусок мрамора, из которого какой-то неведомый умелец сотворил прибор для письменных принадлежностей, было двадцать минут первого.
Не смотря на поздний час, Алекс не мог себе представить, чтобы вот так просто отправиться в постель и заснуть – лишь при одном упоминании самого незначительного из эпизодов сегодняшнего провала, назойливо прокручиваемых памятью вопреки его воле, все внутри закипало снова. Планы компании на ближайшее время полетели кувырком черту под хвост.
Все слова о перенесении сроков подписания сегодняшних документов были ничем иным, как тактичной формой отказа. И все из-за необъяснимой легкомысленности Германа! Возможно, даже предательства.
«А может, он действительно попал в какие-то трудные обстоятельства?» – в который раз мелькнула мысль. Или это все-таки была блажь человека, которому на все наплевать («…если вопрос только в этом, то мне на все наплевать…»)? В любом случае, Алекс практически уже не сомневался, что Герман намерен не объявляться к ожидаемому сроку. Прошло целых шесть дней после их разговора в офисе, а от него ни слуху, ни духу. А ведь поначалу Алекс не принял это всерьез. Абсолютно. Был несколько встревожен – да, но чтобы думать, что дело зайдет настолько далеко… К тому же, разве он не мог отнестись к ситуации надлежащим образом с самого начала, когда Герман отказался давать какие-либо пояснения своим взбалмошным планам? А ведь действительно, ни черта не захотел объяснить. Даже не попытался. И это после стольких лет…
Ни единого звонка с тех пор, неужели его не волнует, были ли подписаны эти гребаные договора? Кто-кто, а Герман забыть о них просто не мог. Невозможно. Ведь он сам посвятил несколько месяцев подготовительной работе.
А может, сахарная барышня обиделась? Из-за его угрозы лишить Германа доли в компании? Или…
Он продолжал крутить между средним и указательным пальцами измятую сигарету, пока она не рассыпалась прямо между ними, как перст высохшей мумии. Алекс машинально отряхнул руку в пепельницу, вытянул из пачки новую сигарету и закурил.
Дождь монотонно барабанил за темным окном, со двора доносился унылый шелест желтеющей листвы на деревьях. За стеной кабинета спала Анжела – его жена, после его возвращения домой в далеко не самом лучшем расположении духа не сказавшая ему ни единого слова за весь вечер. Это было обычным явлением в последние год-полтора, – когда Алекс возвращался с работы не в духе, она старалась раньше, чем всегда, отправиться в постель. Может быть, стоило уже подумать и о детях – как никак, они целых три года в браке? Почему бы нет? Вполне… только не сейчас, не подходящий период. Немного позже.
«Кстати, – подумал Алекс, снова вернувшись в мыслях к Герману, – может, это связано с женщиной? После того случая с поездкой в Ригу прошло уже достаточно времени, чтобы… Или нет? Неужто за все эти годы у него не было ни единой бабы? Тогда как же, черт возьми, он справляется с этим до сих пор? Мастурбирует как прыщавый подросток?»
Докурив сигарету до фильтра, Алекс тут же достал из пачки следующую. Желудок быстро отозвался привычным жжением, глухо заворчал. Если он и дальше будет столько курить и нервничать, нервничать и курить – его давний гастрит запросто может перерасти в язву, притом, очень скоро. Угроза налицо.
Некоторое время он тупо смотрел на поверхность письменного стола, чувствуя, что постепенно у него вызревает определенное решение.
Ну что ж, Алекс не станет звонить первым. Может быть, он бы это и сделал… если бы были подписаны эти важнейшие договора. А теперь – нет.
Но и сидеть сложа руки тоже не будет.
С него хватит.
Глава 3
Бука
…Родив сдавленный писк, Маркевич начал оседать на пол, пытаясь оглянуться назад и одновременно ужасаясь того, что могли увидеть его вылезшие из орбит глаза. Но так и не решился закончить поворот головы к своему плечу, на которое опустилось нечто тяжелое, издающее жуткий смрад.
У Маркевича возникло ощущение, что мир под ногами опрокидывается, словно его втянуло в цепкий, как клещ, ночной кошмар, из которого невозможно выбраться. Пережитый им в первые секунды ужас был настолько глубок, что, казалось, разом вместил все до единого страхи, испытанные Маркевичем за предыдущую жизнь.
Бука, – как шилом пронзило мозг. – Его Бука!.. Он вернулся… Он все-таки пришел заним…
Маркевич наконец достиг пола и, уткнувшись лицом в согнутые колени, тонко заскулил. В этот момент он был готов расстаться даже со всем содержимым замурованного в кабинете тайника, где хранил все свои сбережения, только бы не поднимать глаз, не видеть, КТО нависал над ним.
– Я ничего не сделал… Это… Ош-шибка!.. – Маркевич был уверен, что Бука пришел его наказать.
Бука только для того и приходит…
К плохим детям, чтобы наказать.
Но…
В памяти неожиданно всплыл образ молодой женщины, находившейся на пятом месяце беременности. Она скончалась через два дня после того, как Маркевич убедил ее, что все обойдется, если провести аборт.
Он до сих пор до мельчайших деталей помнил выражение ее лица во время операции, хотя это происходило настолько давно, что он не смог бы точно ответить, в каком именно году. Однако тонкая струйка крови, бегущая по ее подбородку из прикушенной губы…
Это не Бука из его детства.
Потому что это она.
– Я не виноват!.. – Маркевич сделал попытку отползти в сторону. – Это с-случайность! Этого не должно было…