Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I, стр. 19
– Какие проблемы?
– Тачка нужна.
– Заходите, побазарим… Какая именно?
– Такая, чтобы за неделю не развалилась, а потом и выкинуть было б не жалко.
– Ха. Или хм. Не знаю. Щас совместно мозг напряжем…
Через час Алексей и Саня выехали из "салона" на старенькой тесной "Хонде-Балладе" с не очень хорошо отрихтованным помятым левым боком.
До наступления темноты предстояло покрыть двести шестьдесят километров.
Глава шестая
Кузня
Курорт "Горькое озеро" был в своё время построен благодаря Московской Олимпиаде, хотя какое отношение он имел к тем играм народов – Бог весть. Но два ласковых Миши всё ещё смотрели с ворот друг на друга и на гостей. Последнее пятилетие бурь и пожаров не миновало стороной и эту тихую обитель, однако популярностью курорт продолжал пользоваться, особенно летом – из-за целебных купаний; зимой и в межсезонья было сравнительно малолюдно – в рабочие дни. По выходным сюда приезжали и зимой: гулять по сосновому бору, пить минеральную воду прямо из источника и запивать её водкой. Так что на исходе воскресного дня Алексей и Саня ещё успели застать бурный разъезд отдохнувших за два дня горожан…
– Подождите только, пока в комнатах приберут, – сказала девушка-администратор, выдавая ключ от "люкса" – трёхкомнатного номера с ванной. – У нас вчера и сегодня выпускники мединститута сколько-то-летие выпуска отмечали – так там у них был бар. Бутылок одних…
– Мы подождём, – согласился Алексей.
Впрочем, ждать пришлось не так долго – с полчаса. В комнатах сильно пахло освежителем, плохо перешибающим табачный отстой. Алексей открыл окно. Шторы – светло-коричневые, с зигзагами – надуло, как паруса.
– Будет ветер, – сказала Саня.
– Возможно… – Алексей всмотрелся в небо. Ещё сохранившее накопленный за день сумеречный свет, оно было покрыто клочковатыми облаками. Облака летели быстро. – Ты права. И как бы опять не метель…
– Но здесь ведь не страшно… – спросила Саня.
– Не знаю, – сказал он. – Как твой глаз?
– Совершенно спокоен. А что? Он тоже имеет какое-то отношение?..
– Скорее всего, имеет. Это, по легенде, будто бы и есть метка Белого Льва: золотое пятнышко, позволяющее видеть… как бы правильно сказать… не то чтобы суть вещей – этого не вынесет никто, – но приоткрывать маски. Я думаю, по этой метке он тебя и ищет.
– Лев?
– Да. Белый Лев. Всегда называй его полным именем.
– Хорошо…
– Ты устала?
– Нет. Вернее, я успела отдохнуть в машине.
– Тогда давай сделаем так: я лягу – и часа три меня не будет. Никуда не уходи – вот, сиди в комнате, чтобы я тебя чувствовал. Если что-то тебя обеспокоит… Даже – мысль какая-то странная, или опять что-то в глазу возникнет – сразу меня окликай. Потом поменяемся. Эх, хоть бы сегодня ещё ночь спокойная оказалась…
– Хорошо. Я поняла.
Саня стянула с ног ботинки и забралась в кресло. Из кармана вынула уже помявшийся покетбук "Мёртвые не спят", виновато улыбнулась: схватила первый попавшийся, оказалось – такая чушь… Алексей достал Аникит из коробки, к которой тот уже, похоже, привык, – и лёг, не раздеваясь и положив на меч открытую ладонь. Тут же, будто рухнула где-то плотина, в лицо хлынула тьма.
– Алёша… Алёшенька…
Шёпот слаб, потому что заглушаем переливчатым воем ветра. В комнате темно.
– Что?
– Свет погас… И ходит кто-то… Слышишь?..
Алексей сел. Взмахом пальцев отбросил от лица остатки сна. Стал слушать.
Сквозь ветер донеслось тяжёлое мерное поскрипывание снаружи. Под окнами шёл кто-то медленный и двуногий весом с быка. Или потяжелее быка.
– Как глаз?
– Обыкновенно…
Алексей послушал ещё, потом очень осторожно приоткрыл дверь в коридор. Коридор тоже был тёмен. Откуда-то сверху, с лестницы, что ли, тянулась равнодушная ленивая поганая ругань.
И – полузнакомый тревожащий запах вмешался в и без того не слишком изысканный букет ароматов этого дома. Что-то из времён обучения у премудрого старца Филадельфа…
Стоп, сказал он себе. Самые неверные подсказчики памяти – запахи.
Он запер дверь на ключ и вернулся к окну. Нет, ничего нельзя было увидеть по ту сторону стёкол. И всё же он стал ждать, когда вернутся шаги. Настраиваясь при этом на внутренний слух.
Он прождал минут десять. Паутина внутреннего слуха медленно протягивалась от него, цепляясь за спящие деревья, за корни оживающей под снегом травы, за мышей в норах…
Нет. Ничто не тревожило их покой. Ни сию минуту, ни час назад.
Но он же сам слышал шаги!..
Тихо. Тихо. Ещё тише…
Растворение в тишине. Вот сейчас…
Что-то загудело за спиной. Потом зажглась лампа.
Это было – как напильником по сорванному ногтю. Как огнем в глаза… Алексей с трудом удержался от вскрика.
И Саня, которая всё это время не дышала рядом, поняла, что испытывает сейчас Алексей.
– Прости… – зашептала она. – Прости, что я заставила… Мне, наверное, показалось…
– Всё нормально, – сказал Алексей. – Всё уже нормально. Нет, тебе не показалось. Там что-то было. Только… Не для всех. В общем, непонятно… – признался он, вдруг сконфузясь. – Который час? – спросил он и сам же поднес часы к глазам. – Господи, скоро два. Ложись немедленно и спи.
– Я вот совсем-совсем не хочу. Ни вот столечко.
– Без дискуссий. Завтра, вполне возможно, спать не придётся. И послезавтра тоже.
– Слушаюсь, мой слав. А можно – здесь? – она показала на примятое покрывало. – Я… Не хочу туда идти… – она кивнула на тёмные внутренности люкса, которые сейчас и Алексею показались вдруг холодной каменной пещерой, населённой неизвестно кем.
– Хорошо, – кивнул он. – Только я буду, наверное, шуметь.
– Это не страшно, – засмеялась Саня. – Я могу спать хоть под камнедробилкой. Ты ещё не знаешь Птиц…
Птиц, повторил про себя Алексей. Птиц…
Не из времен старца Филадельфа был запах в коридоре. От Валюхи Сорочинской пахло так тем давним (уже позавчерашним!) субботним утром, когда Алексей зашёл за Санечкой в её обитель. Это были духи, подаренные Валюхе новым ухажёром.
Но почему при этом запахе вспомнился Филадельф?..
Завалы в памяти нужно прочищать, но делать это следует медленно и как бы исподволь, незаметно для себя. Иначе всё перемешается. Алексей знал, что теперь не остановится, пока не получит ответ – но это будет не сию минуту. Надо отвлечь себя… А кроме того, надо подготовиться к завтрашнему дню. И, может быть, к послезавтрашнему.
Санечка легла, не раздеваясь, только ослабив ремень. Тут же ровно засопела носом.
Алексей посидел ещё какое-то время, чего-то ожидая от окружающего. Потом открыл свой рюкзак и стал осторожно вынимать сегодняшние покупки: всяческая пластмассовая и железная мелочь, мешочки с аммиачной селитрой, металлические банки с краской-серебрянкой, завёрнутые по десяткам в синюю бумагу коробки спичек, пластиковые бутыли с кислотой, бензином, нашатырным спиртом, антифризом, аптечные пузырьки с глицерином и йодом, таблетки перекиси… Пиво в банках, желатин в коробочках, тюбики клея, гидравлические, в солидоле и тонкой бумаге, цилиндры для домкратов, паяльник, тисочки, маленькая ручная дрель… Первым делом он вспорол мешочки с селитрой и разложил их по горячим батареям – сушиться, – а пока занялся изготовлением взрывателей. Это была тупая кропотливая работа.
Ещё дважды кто-то несуществующий тяжело топал и пыхтел под окнами. Алексей даже не вставал: мало ли что можно увидеть в такую ночь.
Главное, это не враг. Враг не мог подкрасться так, чтобы золотое пятнышко не заметило его и не подняло тревоги. Это просто сама Велесова кузня так реагирует на чужого. Теперь уже – чужих. Двоих.
Отторгает, изгоняет…
И ещё он подумал, что после гибели Еванфии и Санечка не сумела бы здесь выжить. Рано или поздно все, кто пытался поселиться в Кузне (вынужденно, или из любопытства, или по каким другим соображениям) без чародейских сетей, накинутых на разум, начинали сражаться с чудовищами.