Западные земли, стр. 27

Зрители тоже полностью обнажены, если не считать изящных ожерелий в виде сколопендр и браслетов из золотых сегментов с опаловыми глазками; рты зрителей приоткрыты, воздух наполнен их зловонным дыханием, мышцы и кожа на черепах находятся в постоянном движении, корча различные рожи, расширенные зрачки похожи на сверкающие черные зеркала, в которых отражается гнусный идиотский голод.

– Мы едим вместе с пендрами.

Судя по всему, это lajeunesse doree 40 Пендравиля.

Неферти и Уилсон пробиваются в первый ряд. Робкие «пендры», как именуют местных жителей, уступают им путь.

Слышится звук текущей воды. Когда резервуар наполняется, механизм поднимает бронзовую решетку, установленную с одной из сторон театра. Оттуда показывается голова огромной сколопендры, от которой исходит вонь, словно от дерьма стервятника, нажравшегося дохлых земляных крабов. Человек, привязанный к топчану, начинает кричать, завидев сколопендру. Та поднимает голову повыше и оглядывается, явно реагируя на звук.

Неферти стоит в изголовье топчана, небрежно положив одну руку на стелу, и вытягивая вторую в направлении гигантской сколопендры, которая тем временем приближается с жуткой скоростью. Пальцы Неферти превращаются в шевелящиеся в воздухе лапки сколопендры, они прикасаются к стеле и одним незаметным движением стирают древние надписи, которые осыпаются пылью на землю.

Сколопендра на глазах сморщивается и наконец рассыпается облаком красной пыли, которое поднимается в воздух и медленно оседает на зрительные ряды. Связанный человек вырывается из кожаных пут, которые тут же превращаются в черный порошок.

Миссия выполнена.

5

Неферти пробирается по узким улочкам населенных сельской беднотой трущоб на окраине Мемфиса. Взгляды, давно потухшие от нищеты, болезней и голода, буравят ему спину. Встречные мужчины отворачиваются, а женщины прикрывают лица, ибо он принадлежит к ненавистной и страшной касте Писцов, к элите, в руках которой – власть.

Неферти родился на побережье в семье рыбака. Его родители были бедны, но не так, как эти жители долины. Есть такие ракообразные – их еще зовут морскими скорпионами, – которые в большой цене у богачей, а Неферти знал, где они ловятся, точно так же, как ему всегда было известно, живет ли в определенном доме скорпион или сороконожка. Он чует их примерно так же, как чует приближение опасности. От морских скорпионов исходит та же самая эманация – в более слабой концентрации, но он ее ощущает.

– Сушить весла! Морские скорпионы тут.

Когда он доставлял лакомый продукт богачам, ему часто делались различные предложения. Но он давно уже пришел к выводу, что предложения бывают разные – не все из них следует принимать. И вот не так давно он наконец получил стоящее: стать Писцом, пойти в ученики к старому педерасту Сезострису.

Неферти запоминает иероглифы с потрясающей скоростью. У Сезостриса еще никогда не было такого ученика. Неферти знает, что отклонения от нормы в любую сторону (а особенно в положительную) вызывают подозрения. Но у него мало времени.

Неферти расписывает заранее все встречи на каждый день и свое поведение в ходе этих встреч. Разумеется, ему приходится все этим заниматься в тайне от Сезостриса. Прогуливаясь, он мыслит иероглифами, составляет их из увиденного им по дороге: рогатой совы, ног, глаз, рта, раскинувшейся перед ним пустынной улицы. И сам он, на каждом шагу своем, выписывает некий иероглиф: «выступать вперед» – ноги и глаза (ожидание дороги), сноп пшеницы в поле (его эрегированный член под набедренной повязкой). «Выступать вперед, ожидая тебя, из тех, кто был прежде»: ноги, глаза, рот, дорога, указующий перст, эрегированный член, сноп пшеницы.

Каждый отдельный иероглиф можно написать многими способами. Затем иероглифы складываются в картинку, а картинка обладает способностью двигаться. Целые панели покрыты иероглифами, которые можно по всякому переставлять. Неферти изобретает собственные иероглифы, обозначающие отдельные панели и последовательность их соединения в целое. Если соединение произведено правильно, рогатая сова загорается ярким светом.

Официальная должность Аббаты – Надсмотрщик над Писцами, и хотя Писцов так много, что работы на них на всех не хватает, он сохраняет свою власть над ними, выполняя обязанности, в чем-то похожие на обязанности современного художественного критика.

Писцы разделяются на множество школ традиционалисты, натуралисты, функционалисты, ситуационисты, пунктуалисты, хаотисты, головоломщики. Аббата неизменно поручает работы самым зашоренным, консервативным и банальным писцам, поэтому рынок постоянно завален их безжизненными и лишенными всякой художественной ценности произведениями. Но его положение становится шатким: торговцы начинают советоваться со своим собственным Надсмотрщиком. Даже самые безвкусные и вульгарные парвеню из среды нарождающегося купеческого класса начинают жаловаться, что от фресок веет скукой, что все они нарисованы в одной перспективе и при одинаковом освещении.

– Нам нужны работы головоломщиков!

В работах писцов, принадлежащих к школе головоломщиков, все иероглифы образуют в совокупности большую картину: глаз, фаллос, вода, птицы, животные рассказывают целую историю. Вначале кажется, что перед тобой – просто какая-то несколько странная картинка, но затем на небе и на водной глади начинают проступать иероглифы, они выскакивают юркими ящерками, проносятся через картину прыткими зайцами минут, выползают неподвижными жабами столетий, вылезают из кучки экскрементов, брошенных злобной обезьяной, брызжут каплями из ручьев, мальчишка мастурбирует в тени совиных крыльев, флюгер-вертушка вращается на ветру.

Власть Аббаты зависит от его способности заставить других Надсмотрщиков поддержать его линию. Это ему с каждым днем удается все хуже и хуже.

Всем становится очевидно, что его вкусы наносят ущерб состоянию дел на рынке. Остальные надсмотрщики начинают сторониться Аббаты, избегая витающего над ним запаха поражения, и, как поговаривают, Старец «заказал» его своим ассасинам.

Кинжал может ударить из-за любого угла, из любого дверного проема. Да, у него конечно же есть телохранители, но любой из них может оказаться агентом Аламута.

Времена стояли тревожные. В небесах шла война:

единственный Бог возжелал истребить всех прочих и завладеть абсолютной властью. Жрецы переметывались с одной стороны на другую. Революция начиналась на Юге, надвигалась с Востока и из Западных пустынь. Богатые безраздельно владели не только землей и богатствами: они безраздельно владели Западными Землями. Ведь только членам определенных семейств дозволялось мумифицировать себя и таким путем достигать бессмертия.

Сам Неферти примкнул к бунтовщикам, последователям Многобожия. Жрец Единобожников недавно выпустил новый эдикт, запрещающий содомию. Она карается отныне сажанием на кол. Теперь его отношения со старым педерастом Сезострисом стали источником повышенной опасности.

Покровитель Неферти – добрый, беспомощный старик, предпочтения которого меняются изо дня в день. Он никак не может решиться, какую сторону занять ему в жестоком конфликте, вспыхнувшем по вопросу о количестве богов. Неферти медленно подталкивал его к мысли, что нейтралитет в данном случае невозможен – особенно в свете последнего эдикта. Его враги только и поджидают, чтобы воспользоваться подобным случаем. Пытаясь же не заводить себе врагов, Сезострис добьется только того, что у него не останется друзей, на которых он мог бы понадеяться.

Неферти намеревался завладеть секретным папирусом Западных Земель. Считалось, что писцам его уровня не полагается даже знать о существовании подобного папируса. На случай ареста он постоянно носил при себе алавастр с ядом и стилет с бороздкой, наполненной ядом кобры.

Ученики Писцов проживали в общих опочивальнях, где царила суровая дисциплина. Впрочем, Неферти удалось избежать этой сомнительной чести в силу своих особых отношений с Сезострисом. Особое положение Неферти в сочетании с исключительными способностями делали его легкой мишенью для ненависти и зависти окружающих, мощных как удар кулака и острых как лезвие топора.