Я больше не буду, или Пистолет капитана Сундуккера, стр. 22
Но японские военные моряки этого, увы, не знали…
Итак, Боб Бобсон вставил гарпун в пушку…
Кстати, этот капитанский помощник был не кто иной, как негритянский мальчишка с «Алабамы» – тот, кого Фома Сундуккер спас во время давнего сражения… Тогда они вскоре расстались, а потом случайно встретились опять – через много лет, когда Фома Иванович был уже капитаном. Оказалось, что дела у Боба идут скверно. Северяне победили, рабство по закону было отменено, однако неграм жилось все равно несладко. Боб мыкался кочегаром на разных пароходах, ходивших по Миссисипи.
Капитан Сундуккер по старой дружбе взял Боба в свой экипаж. С той поры они были неразлучны… Ох, я отвлеклась!
Ну вот, Боб Бобсон стоял у заряженной пушки, вымпел цифры «три» трепетал на ветру, а японский миноносец, конечно, не думал убираться.
Капитан Сундуккер вздохнул. Не был он любителем бранных утех.
– Стреляй, Бобби, делать нечего…
По сравнению с бригантиной миноносец был, разумеется, великая сила. Но по военным понятиям – не слишком грозная боевая единица. Даже без всякой брони под ватерлинией. А именно туда, ниже уровня воды, угодил гарпун.
Мало того, что дыра во-от таких размеров! Еще и паропровод перебило, горячий пар не давал матросам спуститься к пробоине…
Миноносцу под белым с красным лучистым солнцем флагом лег на борт и загудел, как раненый слон. Матросы флота его императорского величества посыпались с палубы в воду, как горох с наклонившегося стола. И поплыли к русским шлюпкам. Уже не ради захвата, а лишь бы не потонуть. Потом наш пароход-госпиталь доставил спасшихся в нейтральный порт…
Кое-кто их офицеров тоже оказался в воде. Но большинство из них, в том числе и командир миноносца, не выдержали такого скандала – поражения от деревянной посудины. Прямо на мостике гибнущего корабля гордые самураи сделали себе харакири… Знаешь, что это такое?
– Знаю, – вздохнул Генчик. – Все-таки их немножко жаль…
– Да. Капитан Сундуккер тоже жалел их, когда узнал о таком конце… Он так и сказал, когда дело разбиралось в американском консульстве.
– Где разбиралось?
– В американском консульстве, в Шанхае. Дело в том, что американцы тогда сочувствовали японцам, хотя открыто в войну не вмешивались. Капитана Сундуккера задержали в Шанхае и обвинили в незаконном вмешательстве в дела воюющих держав. Назвали его поступок пиратством… Уж не знаю, имел ли право американский консул устраивать такую разборку, но факт есть факт. Впрочем, Штаты всегда не очень-то считались с международными правами…
В общем, проводили капитана Сундуккера в консульство, чтобы учинить допрос и расправу… Но тут ему опять повезло: консулом оказался старый знакомый капитана – они вместе служили на крейсерском пароходе «Пума» во время войны северян и южан.
– Томас, старый хрыч, это ты?! Седой уже, а все еще безобразничаешь, как мальчишка! Японцы рассказывают, что ты утопил их миноносец с помощью какой-то секретной торпеды!
– Это китобойный гарпун!..
Капитан Сундуккер поведал, как все было. И чем больше говорил, тем недоверчивее качал головой его приятель.
Под конец капитан сказал, разумеется, что больше не будет.
– Знаю, знаю я это твое любимое обещание!
– Но честное же слово, Билли, я больше не буду… Посуди сам! Как я могу снова пустить под воду самурайское корыто, которое и без того на дне морском?
– Ты неисправим, Томми… Никому больше не рассказывай эту историю. Все равно никто не поверит, что можно потопить военный корабль плевком из гарпунной пушки. Опять будут говорить, что «капитан Сундуккер надувает свои мыльные пузыри»…
Вот так и кончилась эта история.
– А дальше что было?
– Дальше… еще много всего. Но капитана постоянно мучили две мысли. Одна – по поводу всего человечества: почему людей на Земле никак мир не берет? А вторая – о собственной судьбе: отчего он такой неудачник? Самое обидное, что не сумел открыть ни одного полюса…
И вот однажды в португальской таверне «Потроха барракуды» Фома Иванович в компании знакомых капитанов поклялся, что он все-таки найдет на нашей планете свой полюс. Никому еще не известный. И не какой-нибудь там магнитный или полюс холода, или, наоборот, жары, а совершенно особенный.
“Если, конечно, на это хватит моей жизни”, – добавил он с осторожным вздохом.
С той поры больше никто не видел капитана Сундуккера и его бригантину. Какое-то время ходили о ней всякие слухи, но потом и они позабылись. Людям было не до того: Первая мировая война, революция в России, по всей планете дым коромыслом. Кому какое дело до старого чудака-капитана, который известен был только всякими своими фантазиями. Этакий капитан Врунгель начала двадцатого века…
– Жалко…
– Да. Но, может быть, это и правильно, когда старые капитаны не умирают на пенсионной постели, а вот так уходят в неизвестность… Как ты думаешь?
– Не знаю… Наверно, правильно. Только плохо, что мы не знаем: открыл он свой полюс или нет?
– Да, это огорчительно, – покивала Зоя Ипполитовна и подхватила очки. – О! Да ты уже кончил всю работу!
– Я уже давно кончил. Просто сижу и слушаю.
– Ты молодчина, Бубенчик! Просто не знаю, как тебя отблагодарить. От денег ты в тот раз отказался…
– Этого еще не хватало!
– Да… Но награду ты все-таки заслужил. От меня и… от капитана Сундуккера. Может быть, ты выберешь какую-нибудь вещь из капитанской коллекции? А? Конечно, если это не портрет…
Генчик неловко повздыхал, поцарапал босой пяткой половицу. И не выдержал:
– Я бы, наверно, выбрал… Только это, наверно, очень ценный… экспонат… Конечно, его нельзя…
– Скажи, о чем речь?
– О… пистолете…
– Господи Боже ты мой! – обрадовалась Зоя Ипполитовна. – Разумеется, я тебе его подарю! С величайшим удовольствием!.. Да, это памятная для меня вещь, Фомушкина игрушка, но… ты ведь тоже теперь не совсем равнодушен к капитану Сундуккеру! А?
– Еще бы!
– Только обещай исполнить два условия…
– Хоть тыщу!
– Во-первых, ты никогда не будешь стрелять ни по воробьям, ни по кошкам, ни… вообще ни по кому живому…
– Само собой! – Генчик даже слегка обиделся. – А второе условие?
– Ты будешь иногда заходить ко мне в гости.
– Я и сам хотел попросить! Вы же не все еще рассказали про капитана! А я не всю коллекцию разглядел!… Хотите, я в ней генеральную уборку сделаю? Все рамки на фото починю, все медяшки надраю… И надо ведь еще паруса на бригантине привязать! Я помогу!
– Договорились!
Склейка разбитых сердец
Прекрасная Елена рыдала у себя за перегородкой. Ну, не совсем рыдала, однако шумно хлюпала носом и подвывала в подушку. Опять у нее случились неприятности. Какие именно, спрашивать было неразумно. В ответ услышишь: «Иди отсюда, дурак, не суйся не в свое дело!»
Генчик и не совался.
Свесив ноги со второго этажа, он сидел на подоконнике и постреливал из пистолета. По всяким случайным мишеням, что попадались на глаза: по пустой яичной скорлупе, валявшейся у сарая, по бельевым прищепкам на веревке, по мячику, который забыли в траве Вова и Анютка.
Мячик от каждого попадания подпрыгивал, как синий испуганный поросенок. Прищепки вертелись на шнуре, будто акробаты. А скорлупа – та вмиг разлетелась белым фейерверком. Длинный тяжелый пистолет бил без промаха. Плохо только, что «калибр» требовал лишь самых мелких «пуль». Приходилось их долго выбирать из рассыпанного на подоконнике гороха.
Удачные выстрелы радовали Генчика. Но больше ничего не радовало. Не будешь ведь целый день торчать в окне с пистолетом. А чем еще заняться, Генчик не знал.
Погода была так себе: теплая, но сырая, порой сыпал мелкий дождик. Зоя Ипполитовна уехала на два дня в деревню к какой-то своей знакомой. Возиться в игрушечном городе было не с руки – Генчик укрыл его от дождя широким куском полиэтилена. Да и не хотелось без помощников, а Вова и Анютка куда-то ушли с родителями.