Города красной ночи, стр. 38

– Сиии, сеньор капитан.

Зайдя в тюрьму, я собрал всех духовных лиц в маленькой комнате для допросов. Я уселся за стол, изучая бумаги, вооруженные партизаны выстроились за моей спиной. Келли, чтобы соответствовать своему костюму, оставил свое ружье в углу.

– Джентльмены, перед вами – отец Келли из Ирландии.

Келли улыбнулся и елейно кивнул.

Я просмотрел папку, лежавшую передо мной, и побарабанил пальцами по столу. Поднял глаза.

– Отец Гомес?

– Я отец Гомес.

Пухлое лицо, желтые близорукие глазки за стеклами очков, рассеянно-жестокое выражение.

– Отец Доминго?

– Я отец Доминго.

Тощее кислое лицо, пламя аутодафе тлеет в злобных серых глазках.

– Вы служители инквизиции? – осведомился я мягко.

– Мы духовные лица. Священники Господа, – ответил Доминго, свирепо сверкая на меня глазами. Он привык спрашивать, а не отвечать.

– Вы – псы инквизиции, присланные сюда из Лимы. Вы настаивали на том, чтобы наш коллега капитан Строуб был сожжен как еретик, а не повешен как пират. Вас отговорили епископ Гарденас и отец Эрера. Несомненно, вы ждете не дождетесь, чтобы отомстить этим честным людям за их гуманность.

Не разводя дальнейшего трепа, я выхватил свой двуствольный пистолет и выстрелил им обоим в животы. Положив дымящийся пистолет на стол перед собой, я хрустнул пальцами.

– Отец Келли! Срочное помазание!

Все прочие духовные лица задохнулись и побледнели. Однако они не смогли скрыть облегчения, когда я сказал, что как честным духовным лицам им нечего бояться. Покуда Келли производил свое шутовское помазание, я перезарядил свой пистолет.

– Ну что ж, джентльмены, думаю, вам не помешает выпить.

Я налил каждому анисовой водки в маленькие стаканчики, где было по четыре грана опиума.

На закате я сидел на балконе, обозревая залив и потягивая ромовый пунш. Я подметил, что обладание властью порождает причудливое ощущение легкости и свободы. (Интересно, многие ли из десятерых в караулке доживут до завтрашнего утра. Забавно думать, как они режут друг другу глотки за бутылку отравленного спирта.)

Безотлагательное устранение двоих инквизиторов основывалось на правиле, которым давно руководствовалась сама инквизиция. Это правило и было тем способом, с помощью которого им удавалось удерживать свою власть, невзирая на повсеместное противостояние и всеобщую ненависть. Жесткие санкции против меньшинства, из которого кто-то исключается по характерному признаку, неизбежно породят известное удовлетворение в тех, кто избавлен от такого обращения: «Как честным духовным лицам вам нечего бояться». Таким образом, сожжение на кострах евреев, мавров и содомитов приносит определенное чувство безопасности тем, кто не является евреями, маврами или содомитами: «Со мной такое не случится». Распространение этого механизма на самих инквизиторов дает мне такое ощущение, будто я взял на себя обязанности судьбы. Я стал дурной кармой инквизиции. Я также позволяю себе то удовольствие, которое получаешь от определенной дозы лицемерия – словно медленно перевариваешь вкусную пищу.

Смутьяны:

Любое скопление мужчин содержит в себе от десяти до пятнадцати процентов неизлечимых смутьянов. По правде говоря, большая часть бед на нашей планете происходит от этих десяти процентов. Бесполезно стараться их перевоспитать, поскольку единственное их предназначение – вредить другим и беспокоить их. Содержать их в тюрьме – бессмысленная трата сторожей и провизии. Чтобы пристрастить их к опиуму, потребуется слишком много времени, и, в любом случае, они непригодны для полезного труда. Есть лишь одно верное средство. В будущих операциях, как только подобные личности будут обнаружены – методом ли шпионажа или прямым наблюдением – они будут уничтожены под любым предлогом. Говоря словами Барда, «лишь дуракам жаль тех негодяев, что были наказаны, не успев натворить злодеяний».

Комманданте города сегодня Ганс: надраенный до блеска, чисто вымытый и гладко выбритый, в зеленом жакете с серебряным черепом и костями на плечах, штанах цвета хаки, в мягких коричневых сапогах, тщательно начищенных.

В сторожевом помещении пятеро заключенных мертвы. Нетрудно догадаться, что произошло. На сержанта Гонсалеса, вознамерившегося забрать весь спирт себе, напал капрал Хассанавич и еще один сообщник. Сержант убил обоих своим ножом, а затем влил в себя около половины всего спирта, спрятав оставшееся про запас. Сержанта вскоре забрало, оставшиеся схватили его нож и перерезали сержанту глотку. Затем победители допили то, что оставалось в бутылке, и это убило еще троих.

– Ну что ж, убирайте их отсюда.

Ганс указывает на трупы.

Партизаны возглавляют шествие, втыкают в землю лопаты. Мы оставляем заключенных копать могилы, подобно угрюмым Калибанам, и направляемся к казармам, где нас встречает запах конопли. Солдаты смеются и болтают, ставшие после удаления десяти негодяев сразу более расслабленными.

– Ахтунг!

К тому, как это говорит Ганс, прислушается всякий.

Теперь всех мужчин собрали вместе в кордегардии. Ястреболикий юноша по имени Родригес работает писцом, записывая ответы после того, как Ганс выстреливает вопросами.

– Имя? Возраст? Место рождения? Расположение и срок прежней службы? Какую подготовку прошел как солдат?

– Подготовку? – Мужик тупо смотрит.

– Чем вы занимались в течение дня?

– Ну, нам надо было драить казармы, готовить и мыть посуду, работать в саду у капитана…

– А как же ваши ружья? Вас учили ими пользоваться? Ежедневно тренировались в стрельбе по мишеням?

– Мы стреляли из них только на фиестах и парадах.

– Тренировались во владении саблей и ножом? В технике рукопашного боя?

– Нет, ничего такого. За драку нас могли внести в список.

– Полевые упражнения?

– Que es eso? [ 36]

– Это значит, вы отправляетесь в джунгли или в горы, изучаете местность и понарошку воюете.

– Мы никогда не покидали город.

– Значит, вы понятия не имеете об условиях и местности за десять миль от Панама-Сити?

– Нет, сэр.

– За время службы здесь вам случалось болеть?

– Много раз, сеньор.

– А какие болезни у вас были?

– Ну-у, сэр, малярия была, колики, расстройство желудка…

– Сифак?

– Да, сэр. Здешние шлюхи от него все прогнили.

– А как вас лечили?

– Не очень-то нас лечили. Доктор дал какие-то пилюли от сифака, от них мне еще хуже стало. Был еще чай от лихорадки, он немного помогал…

– До этого вы были расквартированы в Картахене. Какая там была ситуация с болезнями?

– Куда хуже, сэр. Тысяча солдат умерла от желтой болезни. Как раз тогда меня перевели.

– Работа там была такая же?

– Более-менее, только еще нам надо было сторожить караван мулов.

– Так значит, ты иногда покидал город?

– Да, сэр. Иногда на неделю.

– А что вез караван мулов? Можешь не говорить. Золото. Что еще интересует испанцев? Да, чтобы все это золото охранять… тамошний гарнизон, должно быть, был побольше здешнего… быть может, тысяча людей?

– Десять тысяч, сэр, – говорит солдат с гордостью.

Ганс делает вид, что это произвело на него впечатление, и тихо присвистывает.

– И, без сомнения, галеоны, чтобы увезти золото? Когда все моряки сошли на берег, в Картахене, надо думать, был недурственный бедлам, verdad? [ 37]

– Verdad, сеньор.

Большая картина оказалась с подвохом

Мы возвращаемся в штаб, который мы устроили в просторной спальне губернатора на первом этаже. Это самая прохладная комната в доме, но даже здесь давит жара; и мы должны закрывать окна москитными сетками, которые перекрывают доступ любому шевелению воздуха, хоть отдаленно напоминающему ветерок. Здесь есть огромная богато украшенная кровать, на которой могут отдохнуть изможденные партизаны, прибывающие с депешами, а штабные офицеры – урвать час-другой сна или удовлетворить внезапные приступы сексуального голода, которые случаются в долгие бессонные часы интенсивного умственного напряжения.