Валькины друзья и паруса, стр. 17
Юрий Ефимович, не взглянув на Вальку, прошёл в учительскую. Сразу же выскочил в коридор Бестужев.
– Валька, слушай…
Было просто удивительно, как у него после такого дела хватало наглости лезть с разговорами. Валька пожал плечами и повёл к Петьке шестиклассников.
– Валька… – сказал за спиной Бестужев.
Может быть, в другой момент Вальку остановил бы этот Сашкин возглас. Но сейчас Валька его даже не услышал. С порога он увидел, как Зинка Лагутина листает его альбом, который учитель оставил на столе.
И тут словно взорвалась в Вальке бесшумная бомба. Он прыгнул к столу и размахнулся, чтобы выбить альбом из Зинкиных рук. Но ей, Лагутиной Зинке, видимо, не было дела до Валькиных переживаний. Она, как коза, отскочила к доске, показала язык и начала вертеть альбом над головой.
Было смешно и, пожалуй, бесполезно гоняться за Зинкой. Валька сдавленно сказал:
– Отдай.
Зинка продолжала улыбаться.
– Ну… – сказал Валька.
Класс, почуяв серьёзное, затихал. Зинка вроде бы тоже поняла, что сейчас не до шуток. Но, наверно, какой-то вредный бес сидел в ней и мешал просто так расстаться со своей добычей. Зинка стрельнула глазами в сторону двери. Валька успел перехватить её взгляд. Они бросились к выходу вместе, но Валька успел заслонить дверь, и Зинка прижалась к косяку.
– Врежь ты ей, Бегунов, – посоветовал Петька Лисовских.
Валька близко увидел Зинкины глаза – испуганные и злые. Он рванул альбом. Зинка выпустила и прижалась к косяку.
Наверно, ничего бы не случилось, если бы Анна Борисовна вошла в класс минутой позже. Зинка успела бы прийти в себя, Валька спрятал бы альбом и успокоился. Но именно сейчас, когда Зинка затравленно моргала и готовилась зареветь, Анна Борисовна возникла на пороге и пожелала узнать, что здесь происходит.
– Я тебя спрашиваю, Бегунов.
– Ничего не происходит, – сказал Валька, тяжело дыша. – Очень много любопытных для одного раза.
Он совсем не думал про Анну Борисовну, когда так говорил. Он думал о тех, кто интересовался его альбомом. Но ведь она этого не знала. И Валька увидел, как сжались её губы.
Лагутина тихонько захныкала.
– Перестань, – сказала Анна Борисовна. – После уроков во всём разберёмся. – И громко добавила: – После занятий никто не уходит домой. Кого не будет на классном собрании, тот завтра в школу без родителей пусть не является. Прошу это запомнить!
Антициклон. Валька, держи огонь!
На географии Валька сидел, ничего не слыша. Он был погружён в свои мысли. Впрочем, никаких особых мыслей не было. Просто свалившиеся разом несчастья придавили его какой– то сонливой усталостью. Валька разглядывал сучок на крышке парты и чувствовал, что всё теперь очень плохо.
Свою фамилию он услыхал, когда Светка толкнула его локтем.
– Бегунов, – повторила Оксана Николаевна, – ты что-то слишком уж задумался. Иди-ка отвечать.
Ужасно не хотелось вставать. Однако пришлось. Но идти к доске и рассказывать там про что-то было слишком уж тошно.
– Ты что, не выучил урок?
Валька пожал плечами. Он не помнил, выучил ли. Не всё ли равно? По сравнению с Сашкиным предательством это было таким пустяком.
– Да что с тобой? – Оксана Николаевна смотрела обеспокоенно и удивлённо.
– Со мной? – сказал Валька.
И тогда сзади раздался голос Серёги Кольчика:
– Пусть он сидит, Оксана Николаевна. Неприятности у него…
– Из-за одной дуры, – добавила Левашова и выразительно глянула на Зинку.
– Ну и ну, – медленно сказала Оксана Николаевна. – Ладно, Бегунов, сиди… А ты, Кольчик, отвечать пойдёшь? У тебя нет неприятностей?
– Только одна: не учил я ничего… – мрачно ответил Серёжка, но всё-таки пошёл к доске.
На собрание, кроме Анны Борисовны, пришёл Равенков. Он сел на заднюю парту и шёпотом спросил у Кольчика:
– Что опять натворили?
– Кажется, буфет взорвали, – звонким своим голосом сказал Серёга.
Анна Борисовна посмотрела на него долгим взглядом и постучала карандашом о стол. Потом сообщила:
– Школа у нас новая. И коллектив тоже новый. Вы прекрасно чувствуете и понимаете, что это создаёт свои трудности…
Светка рядом с Бегуновым шумно вздохнула.
– Кто-то вздыхает, – заметила Анна Борисовна. – Видимо, этим он хочет сказать, что я говорю известные вещи. Да, известные. Но я вынуждена их напоминать, раз вы забываете. У нас свои трудности. Не хватает нескольких преподавателей, до сих пор нет старшей вожатой. Вы учились без классного руководителя. Но это ничуть не значит, что можно распускаться и позволять себе, что угодно. Тем более, что вам повезло: у вас отличный вожатый, один из лучших активистов школы. Я не боюсь сказать это при нём…
Все шумно заоборачивались, словно видели Равенкова первый раз.
– Ах, ах… – тихонько сказал Лисовских.
Равенков недовольно опустил глаза и забарабанил пальцами. Шум не утихал.
– Тихо… Тихо! – Анна Борисовна болезненно морщилась.
Валька слушал и не слушал. Всё, что говорилось, было привычным. Привычные слова складывались в привычные предложения: «Вместо того чтобы больше заботиться об успеваемости… Без дисциплины не добиться… Думать о чести школы… Коллектив отвечает за каждого…» И вдруг он услышал про себя:
– А Бегунов позволяет себе такие дикие выходки. Я уж не говорю, что он полностью игнорирует распоряжения школьной администрации, абсолютно плюёт на коллектив: на репетиции хора не является, на сборы тоже… Да ещё заявить своему преподавателю, завучу школы: «Вы слишком любопытны!» Нет, Бегунов, это не любопытство. Это моя обязанность вмешиваться в подобные безобразия и добиваться, чтобы их не было! И будь уверен, что…
Мгновенно вся усталость, всё равнодушие слетели с Вальки. Нужно было отстаивать справедливость! Он вскочил.
– Я не вам говорил, а ей! Она сама…
– Сядь! – Анна Борисовна хлопнула ладонью о стол. – Потрудись хоть сейчас вести себя прилично! Тебя ещё спросят, как это она сама… Не хватает даже мужества признаться. Или ты думаешь, я ничего не видела и не слышала?
Валька медленно сел. Но класс уже гудел, и голоса в поддержку Бегунова ясно выделялись в общем шуме.
– Интересно вот что, – перекрывая шум, заговорила Анна Борисовна. – Бегунова защищают те, кто сам не в числе лучших: Лисовских, Кольчик, Воробьёв… («Раньше она сказала бы ещё: Бестужев», – подумал Валька. Но сейчас Сашка молчал.)
Маленький Витя Воробьёв смешно сморщился: «С чего это я в худшие попал?»
– Да-да! И ты, Воробьёв! Ты тоже последнее время распустился… И меня удивляет, почему молчат наши активисты?
– Можно, я скажу? – Эмма Викулова на передней парте вскинула руку.
– Очень хорошо. Скажи.
– Все мальчишки считают, что если они сильные, значит…
Мальчишки подняли гвалт.
Встал Равенков и резко потребовал:
– Тихо! Пять секунд на установку тишины. Раз…
Тишина повисла над партами, тяжёлая, но непрочная.
– Непонятно, почему молчат пионеры, – сказал Равенков. – Почему молчит командир отряда Левашова. Она, кстати, соседка Бегунова по парте.
Светлана встала.
– Я в командиры не просилась. И в соседки к Бегунову не просилась. Пусть Бегунов сам говорит.
– Хорошо, пусть, – согласилась Анна Борисовна. – Говори, Бегунов.
Что говорить? Опять доказывать одно и то же?
– Я уже говорил.
– Мы пока ничего не слышали, кроме грубостей. Может быть, ты объяснишь своё поведение?
– Я вырвал свой альбом. И я не грубил, я про неё сказал.
– А ты не мог не вырывать, а сказать спокойно, чтобы она отдала.
– Будто она понимает! – крикнул Витька Воробьёв. – Она как обезьяна!
– Она дразнилась!.. Сама виновата! – зашумели мальчишки.
– Ти-хо!
– Разрешите, я скажу, – попросил Володя Полянский. И, не дожидаясь ответа, вышел к столу.
Высокий, в отутюженном чёрном пиджачке, подтянутый и какой-то слишком взрослый. Вальке он не нравился. Казалось, что Полянский считает себя умнее остальных и в класс ходит только по необходимости. Говорят, он занимался в драмкружке Дворца пионеров и даже по телевидению выступал. Может быть. Валька не знал.