Трое с площади Карронад, стр. 36

Тим не ушел. Он сидел у ворот на старом перевернутом ялике. Он поднялся навстречу Славке.

– Тим! – поспешно сказал Славка. – Это был не снаряд! Это газовый баллон… Мне мичман сказал… Тим, ты что?

Тим протянул Славке его учебники, связанные обрывком фала. Не глядя. Потом повернулся и пошел.

– Тим… – сдавленно сказал Славка.

Тим не остановился.

Славка пошел следом. Тим не оглядывался.

– Тимсель… – позвал Славка. Это было как пароль. Как сигнал о помощи.

Тим замедлил шаги. Не обернувшись, он сказал негромко:

– Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты… хуже, чем враг…

Никогда не забуду…

Дома Славка сразу лег на диван. Лицом к стене. Он не удивился, что его не зовут обедать. Не удивился, что баба Вера -печальная и растерянная. Не удивился тяжелому молчанию в доме. Все так и должно было быть в этот черный день.

Сначала Славка ни о чем не думал. Он очень долго лежал, сцепив зубы, а в голове, как замкнутая в кольцо кинолента, крутилось воспоминание: белая дорога, Любка, мичман, баллон, Тим, последние слова Тима. И снова: дорога… баллон… Тим… И опять.

«Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты… хуже, чем враг…»

Но почему?!

«Тим, почему? Я же тебя не бросил, не обманул… Ну, пусть я виноват, но я же не хотел… А ты сразу – как насмерть!»

И вдруг появилась ясная мысль. Такая простая и легкая, что Славка сразу сел. Он даже улыбнулся и кулаком себя стукнул по лбу.

Тим просто не понял, вот в чем дело! Он увидел у Славки вину, которой не было! Их поссорила какая-то ошибка… Эту ошибку надо выяснить и убрать. Уничтожить! Надо не валяться здесь, не впадать в тоску, а поговорить с Тимом. Обо всем спросить и про все объяснить самому. Тим поймет. Это же Тим…

Ну а если не поймет?

Ладно… Тогда Славка скажет: «Тим, я дурак был с этим своим капитанством. Я просто потерял голову. Не прогоняй меня, Тим, прости».

И Тим простит. Не может он поставить на Славке крест. Они одной крови – Славка и Тим…

Славка вскочил. Если бегом – он увидит Тима через пятнадцать минут!

Он качнулся к двери, и в эту секунду вошла мама.

У мамы были сжаты губы. Она коротко глянула на Славку, обвела глазами комнату и сухо спросила:

– Где твой портфель?

– Что? – растерянно сказал Славка.

– Меня интересует, где твой портфель. Почему ты принес учебники, связанные веревкой?

Она смотрела мимо Славки. Лицо у нее было напряженным и холодным.

«Все уже знает, – со страхом подумал Славка. – Любка разнюхала адрес и притащила портфель». Стало ясно, что несчастья не кончились.

– Ну, что ты молчишь?

А что было говорить? Самое глупое дело – давать ответы, которые известны заранее.

Мама посмотрела на Славку слегка удивленно:

– Ты объяснишь наконец?

– Он остался у военных, – пробормотал Славка.

– У каких военных? Что ты там делал?

– Ну… что ты меня мучаешь? – вырвалось у Славки. – Ты же сама знаешь! Любка же рассказала!

– Любка? – удивилась мама. – Я не знаю никакой Любки. В чем дело?

Значит, Любки не было? Как по-идиотски он влип!

– Вячеслав! – сказала мама. – Я хочу немедленно знать, что произошло. Имей в виду, что мы договаривались: никогда не врать.

Врать он и не мог. Промолчать – другое дело. Но молчать уже было нельзя. Славка, глядя в пол, прошептал:

– Я отнес военным… одну штуку. Газовый баллон.

– Зачем? Что за баллон?

– Мы с Тимом его на свалке нашли…

– Ну и что?

– Мы его у ребят отобрали…

– Ну и что, я спрашиваю!

– Ну и… отнес.

– За-чем?

Тянуть было бессмысленно. Славка был измотан, он не мог сопротивляться. Он поднял глаза и проговорил:

– Я думал, что это снаряд.

Он не увидел на мамином лице ни страха, ни гнева. Мама, кажется, даже обрадовалась. Все так же сухо, но со скрытым облегчением она сказала:

– Очень хорошо. Иди поешь, а потом поможешь уложить чемоданы. Мы уедем сегодня.

– Мамочка… – шепотом сказал Славка. – Мама, ты со мной что хочешь… Только не это…

Потом крикнул:

– Не надо!

Он вцепился в маму. Сам того не сознавая, он кричал слова, которые кричат дети, оказавшись в тисках жестокости и боли. Да он и был сейчас маленьким мальчиком, изнемогавшим от боли и отчаяния:

– Мамочка, не надо! Мама, я больше не буду, ну прости, мама!

Но она оторвала от себя Славкины руки:

– Прекрати истерику!

Славка упал на диван. Но он тут же вскочил! Надо было драться за себя и за Город!

– Ты не имеешь права! – крикнул он.– Ты обещала! Ты слово давала!

– Ты тоже давал слово. И нарушил.

– Но у меня не было выхода!

– Не кричи. У меня тоже нет выхода. Ты меня сам вынуждаешь на это.

– Я не поеду, – сказал Славка. Он вдруг почти успокоился. В самом деле: не поедет, и все! – Я руками и ногами, зубами цепляться буду. Не поеду.

– Поедешь, – сказала мама.– Ты не будешь цепляться ни зубами, ни когтями. И не будешь устраивать скандалы. Пожалей Веру Анатольевну. Сейчас ты пообедаешь, и начнем укладываться. Поезд уходит в половине десятого вечера.

– Ну и пусть уходит!.. Все равно ты не достанешь билеты.

– О билетах я позаботилась.

– Когда?

– Не твое дело.

«Но ведь Любки не было…» – подумал Славка. Любки не было, и о баллоне он рассказал сам. Сейчас. Значит…

– Значит, все это неправда, – сказал Славка и переглотнул.

– Что неправда?

– Все… Все твое вранье, – с отчаянной грубостью, но тихо сказал Славка, глядя ей прямо в лицо.– Ты все врешь. Ты едешь из-за Него .

Ни разу в жизни он так не говорил с мамой.

Ее щеки побелели.

На столике лежала пустая авоська, с которой Славка обычно бегал на рынок и в магазин. Этой авоськой, вытянутой в тяжелый жгут, мама хлестнула его по лицу. И еще, еще! В кожу впились твердые узелки.

Славка не увернулся и не защитился. Он только прикрыл глаза, но не от страха, а машинально. Он расстегнул пряжку и выдернул из петель флотский ремень.

– Возьми, – сказал он.– Пряжкой можно пробить до кости. Не бойся, шрамы придают мальчикам мужественный вид.

Мама бросила сетку и выскочила в другую комнату. Славка увидел, как она плачет у окна. Но он не пошел за ней. У него горели от ударов щеки.

Славка медленно продернул ремень в петли.

– Славик, прости меня, – сказала, не оборачиваясь, мама.

– Я не поеду, – ответил он.

– Славик…

– Не по-е-ду.

Он сел, положил на колени руки и стал смотреть на окно, как на киноэкран. В окне качались узорчатые листья винограда. От вечернего солнца на них был оранжевый налет.

Никуда он не поедет. Смешно даже думать. Он еще и с Тимом не помирился…

А на той неделе – отрядный сбор, выпуск новой стенгазеты. На базе – общее собрание экипажей. Потом экскурсия на крейсер «Суворов». Неужели Славка в это время будет уже в ненавистном слякотном Усть-Каменске?

Мама вернулась в комнату и села рядом. Пальцами провела по Славкиной макушке.

– Ты едешь из-за Него , – опять сказал Славка.

– Да… Если хочешь правду, то из-за него тоже.

– Он гад, – решительно сказал Славка.

Мама не рассердилась.

– Он несчастный человек, – тихо объяснила она. – Ты не знаешь, сколько ему пришлось пережить.

– Я его ненавижу.

– Я понимаю… Он виноват перед нами. Но я перед ним, видимо, тоже виновата.

– В чем?!

– Не кричи. Ты не поймешь.

– А я? – спросил Славка. – Я-то в чем виноват? Меня вы за что мучаете?

– Ты, наверное, не виноват… Ты, видимо, и сегодня поступил правильно, я тебе верю. Но я извелась от страха за тебя. И сегодня я поняла, что этот страх не пустой.

– Да как раз пустой! Как этот баллон! Ведь снаряда-то не было!

– Но он мог и быть…

– И поэтому ты заранее взяла билеты, – с жесткой насмешкой сказал Славка. Мама встала.

– Хорошо, издевайся надо мной, – сказала она. – Я виновата. Я тебя ударила… Еще я виновата, что люблю человека, которого ты не терпишь. Я не могу без него и не могу без тебя. Скажи, что мне делать?