Топот шахматных лошадок, стр. 22

– Слушай, Белка Языкова, а ты думала про смысл жизни?

– Да! – сразу сказала она (и чуть не получилось "та-а").

– Правда? А часто?

– Не часто, – призналась Белка, ощутив, что в разговоре есть какой-то "второй слой". И что шутить не стоит. – Первый раз полгода назад, когда смотрела на Ниагару… Ты видел Ниагару?

– Не видел, – откликнулся Костя с уважением. – Я в Америке не был. В Скандинавии был, в Италии, Франции, в позапрошлом году ездил с… мамой… В Штатах мой старший брат учится, в экономическом колледже, а я за океаном не бывал ни разу… А что Ниагара? Впечатляет?

– Впечатляет… У меня в Канаде тетя живет, я к ней летала на Рождество. И там мы ездили посмотреть на водопад, к самой границе со Штатами. Ну и вот… Я глянула и сперва обалдела вся, до кончиков пальцев. Громада такая… необозримая. Просто целый водный космос! Рев несмолкаемый. Ветер брызги доносит, а они сыплются и замерзают, холод ведь был, зима. А я стою, ничего не помню, будто сама заледенелая. И долго так… А потом вдруг подумалось: "А зачем?"

– Что… зачем? Ниагара? – осторожно спросил Костя.

– Нет. Мы зачем? Люди… Вот этот водопадище… он такая силища, такая… своя жизнь… Понимаешь, он живет сам по себе, независимо от нас. И если бы люди исчезли, он все равно ревел бы так же, громадный. Мы ему совершенно не нужны…

– И горам, и океану… – тихо сказал Костик. – Так?

– Так… Значит, ты понимаешь?

– И всей планете мы ни к чему. Она летит себе и летит… – с непонятной угрюмостью подтвердил Костик. – Океаны плещут, ветры дуют, а мы… а люди как букашки на громадном звере. Зверь их не замечает, пока не начинают его щекотать и кусаться. А тогда он вздрагивает… Тряхнет шкурой – и многих будто и не было. Вот тебе и смысл…

– Это ты про цунами, что случилось перед Новым годом? Да?

Костя быстро глотнул мороженое и кивнул. И стал смотреть мимо Белки, далеко куда-то. А она, не зная, как разбить накатившую неловкость, проговорила:

– Теперь многие боятся, гадают: в какую заграницу поехать, чтобы там не тряхнуло?

Костя пожал плечами: это, мол, их проблемы…

Тогда, уже совсем не зная что сказать, Белка с ненастоящей бодростью заявила:

– А я, между прочим, думала, что ты нынче тоже где-нибудь в заморских краях…

– Как видишь, не в заморских… – рассеянно откликнулся Костя.

– Но собираешься куда-то, да? – ("Вот пристала к человеку, идиотка!").

– Что? – встряхнулся Костя. – Нет… Не знаю. Не с кем ехать. Отец весь в своих делах…

Белка открыла рот и сразу хлопнула губами. Но он успел заметить ее чуть не вылетевший вопрос: "А мама?"

И тогда он сказал про маму…

Он сказал это всего одной фразой: "Мама погибла зимой на Суматре, в том цунами". Но почему-то ему стало легче, будто выплакался.

А Белка сидела, как насквозь виноватая. Пробормотала:

– Я ведь не знала… Ты извини…

– За что? – усмехнулся Костя Рытвин. Не обидно, а даже ласково как-то. – Не грусти, Белка, все в норме…

В этих слова ей почудилась взрослая снисходительность. И непонятно было, о чем говорить дальше. Костя поставил вазу с мороженым на стол, нарочито зевнул. И тогда Белка – просто чтобы не молчать – показала подбородком на Костину ногу:

– Смотри, ты капнул.

На загорелой коже повыше колена белел похожий на крохотную ромашку след. Костя нагнул голову, тронул «ромашку» пальцем. Глянул из-под упавших волос.

– Это не мороженое, это еще давно. Капля кипятка…

Белка опять поежилась. И шепнула:

– Жуть какая. Больно было?

Костя ответил сразу:

– В первый миг и правда жуть. А потом будто отключка такая… Даже вот это было уже не так больно… – Он вывернул левую руку. От локтевого сгиба до запястья тянулся светлый ожоговый шрам…

Фаянсовый чайник

Его взяли в раздевалке школьного спортзала. Ловко так и без всяких там хитрых уловок. В дверь зала кто-то сказал: "Костя Рытвин, к тебе тут пришли, выгляни на минутку…" Он взглядом спросил позволения у преподавателя, шагнул за порог. Тут же к лицу прижали что-то влажное и пахучее… и всё исчезло.

Как такое могло случиться в элитной гимназии, набитой электронными датчиками и охраной? Скорее всего купили кого-то… Потом Костя узнал, что его вынесли в картонной коробке, вместе с другими коробками и прочим строительным мусором, оставшимся от ремонта…

Пришел в себя Костя с тяжелой головой и комом тошноты в желудке. Ему совали под нос вату, пропитанную резкой вонью. Костя дернулся. Оказалось, что он привязан к стулу. Икры и щиколотки были примотаны чем-то липким к ножкам, туловище – к спинке. Плечи и руки остались свободными. Он был такой, каким его выхватили с урока: в синих атласных трусиках, в белой маечке с черной витиеватой надписью:Гимназiя№ 2. В этой школе любили старинные традиции…

Костя с трудом повел глазами. Комната была, видимо, подвальная. Тусклые окошки высоко над полом, поломанная мебель по углам, серый бетон стен. Перед Костей оказались двое: девица – вроде тех, кого печатают на журнальных обложках, и молодой мужчина. Он лицом, фигурой и движениями был похож на тренера, только одет не по-спортивному, а в темный костюм с галстуком. Двигая торчащей, как у черепа, челюстью мужчина проговорил:

– Очнулся, Рытвин? – Голос бы какой-то механический. Стриженные ежиком волосы поблескивали под горевшей у потолка лампочкой.

Костя изо всех сил нагнулся, его стошнило, забрызгало ноги. «Тренер» брезгливо шагнул назад.

– Перестань блевать, Рытвин и слушай. Чем скорее кончим, тем лучше…

– Дайте попить, – сказал Костя.

Девица кокетливо пропела:

– Мистер Икс! Мистер И-и-икс! Мальчик просит водички!

Дальше начался маскарад. Или кино! Из-за косого громоздкого шкафа (видимо, за ним была дверь) появился длинный человек в таком же, как у «Тренера», костюме и в глухой черной маске – наверно, из капронового чулка. Он изгибался на ходу. В длинных пальцах он держал фаянсовую кружку с мирным таким рисуночком – желтый утенок с красными лапами. Протянул кружку Косте. Руки "Мистера Икса" двигались мягко и волнообразно, словно водоросли. Костя взял кружку, прижался губами. Вода была с запахом ржавчины и хлорки – видимо прямо из-под крана, без фильтров. Ладно, теперь-то не все ли равно! Он выпил до дна.

"Мистер Икс" мягко вынул кружку из Костиных пальцев. «Тренер» заговорил опять:

– Ну, хватит церемоний, Рытвин. Ты, надеюсь, понял, что с тобой случилось?

Костя кивнул. Конечно, он понял, Слышал про такое и читал. И думал не раз, что когда-нибудь это может случиться и с ним. Но думал, правда, без страха, не всерьез: охрана-то не зря деньги получает… И вот оказалось – зря. Ну, что же…

– Не будем тянуть волынку, – продолжал «Тренер» бесцветным своим голосом. – Мы не в кино и не в детективной книжке…

"Как раз будто в кино", – снова подумал Костя, глянув на "Мистера Икса". Тот, словно прячась от взгляда мальчишки, мягко слинял за шкаф. А «Тренер» говорил, как динамик диспетчера:

– …Пока ты приходил в себя, папочке мы все сообщили и назвали сумму. Папочка поторговался и уступил…

– Долго торговался? – вдруг выскочило у Кости.

– Не очень, – хладнокровно отозвался "Тренер". – Как раз пока ты отходил от наркоза.. – Теперь ему нужно только одно: ты должен подтвердить, что гостишь у нас…

– Спасибо за гостеприимство, – сказал Костя.

– Пожалуйста, – кивнул «Тренер» (а девица хихикнула). – Сейчас мы свяжемся с господином Рытвиным по телефону, и ты подтвердишь, что шутить с тобой не собираются. И попросишь папу поторопиться…

"Тренер" протянул руку, девица дала ему мобильник.

– Андрей Андреевич? – учтиво (хотя по-прежнему механически) – выговорил "Тренер". – Ваш сын на связи. Общайтесь… – И протянул телефон Косте.

Голос отца показался Косте на удивление спокойным:

– Это ты, Константин?

– Я… – сказал Костя хрипловато.