Стража Лопухастых островов, стр. 16

– Интересно, где мы ? Ига, а может, нам все это просто кажется? Или мы спим? Или…

– Что «или»? – насупился Ига.

– А вдруг нас нет на свете? Ведь кладовки-то нету… Может, мы уже умерли?

Игу опять щекотнуло мурашками.

– Щипни себя и узнаешь: живая или нет, – буркнул он.

– Я сама себя щипать боюсь. Лучше ты меня… – Она локтем вперед протянула к нему голую руку. Тощенькую, беспомощную. Ига понял, что не дотронется до нее.

– Нет уж, лучше ты меня… – И придвинул к ней ногу. Степка несмелыми пальчиками попыталась ущемить его икру.

– Не-а, у тебя мускулы крепкие, не щипаются…

– Ох уж, крепкие! – Ига с непонятной злостью ущемил пальцами кожу. – Уй-я… Нет, Степка, мы еще живые.

Она вдруг заливисто засмеялась.

– Тихо ты. Услышат…

– Да никто не услышит! Кладовки же нет на свете … Я теперь понимаю, почему бабушка меня ни разу не нашла, когда я здесь пряталась.

– А… зачем пряталась?

– Если все надоедало…

– Что надоедало? – спросил он с неожиданной тревогой.

– Ну, вообще… Дед с бабушкой…

– Они тебя обижают?

– Не-а… Наоборот. Притворяются, что любят.

– С чего ты взяла, что притворяются? Может, правда любят.

– Не-а. Я же знаю. Я им ни к чему… И сама я тоже, притворяюсь, что люблю их. Так и живем. Забавно, да?

– А почему ты тогда у них? Зачем здесь оказалась?

Степка сказала со взрослой умудренностью:

– Всякие обстоятельства… У нас там рядом с домом завод, от него дым всякий день, а у меня бронхиальная астма случилась. Еще и сейчас остатки есть, хрипы внутри. Послушай, если не веришь. Приложи ухо к спине… – И повернулась к Иге острыми, обтянутыми зеленым платьицем лопатками.

Иге что делать-то? Осторожно приложился щекой к платьицу. Ощутил расплюснутым ухом острый позвонок. Хрипов не расслышал, потому что громко стукали два сердца – Степкино и его. Но сказал с сочувствием:

– Кажется, похрипывает. Немного.

– Ну вот… А здесь климат хороший.

Малые Репейники и правда отличались замечательным климатом. Казалось бы, близкие болотистые Плавни должны нагонять всякую сырость и малярийные хвори, но ничего подобного не было. Комары, правда, иногда резвились, но в меру. И ни разу никому не попалось ни одного энцефалитного клеща, хотя вокруг недалекого Ново-Груздева их было полным-полно.

– Значит, ты всегда будешь здесь жить?

– Не знаю. Наверно, долго. Пока совсем эта астма не пройдет…

– А родители… Они с тобой не смогли поехать?

– Мама не смогла. У нее там… ну, в общем, никак не смогла. Вот и отправила к деду и бабке. А я их раньше совсем не знала…

«А отец?» – конечно же, закрутился в голове у Иги тревожный вопрос. И конечно же, Степка его ощутила. И сказала тихо:

– А папы уже нет. Его убили на войне.

Ига окаменел, словно в игре «скройся-умойся», когда водящий командует: «Замри!» Даже дышать стало трудно от холодного прилива всяких чувств. Здесь и щемящая жалость к Степке. И страх. И виноватость за свою благополучную жизнь, в которой молодые, здоровые мама и папа, которым (тьфу-тьфу!) ничего не грозит…

Да, где-то в южных областях гремели бои, где-то террористы устраивали взрывы, где-то наемные мерзавцы стреляли из укрытий в неугодных кому-то людей. Но все это не касалось ни Иги, ни его приятелей и знакомых. Все это было за пределами тихого доброго городка Малые Репейники, на который сейчас надвигалось теплое лето с цветущими тополями, с желтыми и коричневыми бабочками, с беззаботными каникулами…

Иге вдруг показалось, что недавно, на берегу Говорлинки, он не сумел увернуться, раздавил малыша-кнама…

Он встряхнулся. Спросил тихо:

– А давно это случилось?

– Два года назад…

– На Юге, да?

– Ага, под Харакутом… Но его не южане убили.

– А… кто?

Степка шмыгнула носом, заговорила холодным шепотком:

– Он был командир батареи самоходных гаубиц, старший лейтенант. А у него был еще начальник, полковник Буханов… Он напился однажды, какой-то праздник у него был. И ему показалось, что из ближней деревни кто-то выстрелил по его палатке. И он велел папе: навести на деревню гаубицы и открыть огонь… Папа сказал: «Не буду, там же мирные жители, детей много!» Полковник снова приказал, а папа снова: «Нет»… Полковник тогда кинулся на него, и другие, кто пил с полковником, кинулись. Стали бить ногами, пока он не потерял сознание… А потом он попал в госпиталь, но там его вылечить не смогли. Потому что у него были еще другие ранения, раньше…

«А что стало с полковником?» – чуть не спросил Ига. И прикусил язык. Что бы там ни стало с полковником, Степке было уже не помочь. Ничем. Иге захотелось придвинуть Степку к себе, прижать, погладить по голове, сказать: «Эх ты, кроха…» Так делала с Игой мама, когда он, маленький еще, вздрагивал от слез после какой-нибудь беды. Но все вместе Игины беды было не сравнить с одной Степкиной…

Снаружи опять прокричал петух. В 1960-м году…

Степка повозилась, спустила с сундука забинтованную ногу.

– Болит? – сказал Ига. Просто чтобы не молчать.

– Не-а. Ни капельки не болит. Только сперва болело, когда оса ужалила. Будто ядовитая кобра… Ига, а здесь водятся змеи?

– В болотах иногда попадаются. Но ядовитых мало… Да они и не страшны, если есть кнамий шарик.

– У меня ведь нету…

– Я же обещал подарить.

– А те мальчики сказали, что дареные не считаются. Надо самой найти…

– Мальчики не всё сказали… Если шарик подарит хороший друг, он действует как надо…

– А твой… он будет действовать, да?

Ига решительной ладонью обнял ее за цыплячье плечо, качнул, прислонил Степку к своему боку. Потом той же рукой взъерошил ей волосы. Торчащая кисточка при этом упруго прижалась к ладони

– Эх ты… Степка.

Они посидели рядом еще несколько минут.

Степка спросила: не возьмет ли Ига все-таки банку с кинолентой себе?

– А то вдруг кладовка больше не откроется?

– А ты спрячь банку куда-нибудь в другое место. Себе под подушку…

– Ладно! – Степка, видимо, осталась довольна таким решением.

– А сама в кладовку лишний раз не суйся. Мало ли что…

– Без тебя не буду, – пообещала Степка. Так пообещала, что он сразу поверил: и в самом деле не будет.

Часть вторая

ТРЕТИЙ ЯЩИК

Фокусы Домби-Дорритова

1

Наконец Ига и Степка отнесли тяжеленный утюг в музей….

Краеведческий музей города Малые Репейники располагается в длинном здании девятнадцатого века. В давние времена его построили для госпиталя ветеранов Русско-турецкой войны. Дом одноэтажный, но высокий. Он изгибается плавной дугой. Посредине – широкий вход со ступенями и колоннами. Над входом белеет башенка с курантами – похожими на те, что на городской управе.

Перед домом зеленеет широкий двор, его отделяет от улицы садовая решетка, отлитая много лет назад все на том же заводе «бр. Алексhевыхъ». Посреди двора – круглый бассейн фонтана с двухметровым каменным постаментом в центре. К сожалению, фонтан уже много лет не работает, и никаких скульптур на постаменте нет.

Ига и Степка пришли сюда утром. Пахло цветущей по краям двора сиренью, пахло яблонями (хотя и не так сильно). А еще пахло свежей тополиной листвой от двух могучих деревьев перед решеткой и теплым дождиком, который недавно пробежался по асфальту и ничуть не испортил погоду.

Неподалеку от бассейна рыхлили клумбу директор Яков Лазаревич и его пожилая помощница Моника Евдокимовна. Оба распрямились и заулыбались навстречу посетителям.

Однако, узнав о причине визита, Яков Лазаревич перестал улыбаться.

– Утюг… гм. Ну, что же, весьма благодарен Валентину Валентинычу за щедрый дар. Хотя нельзя сказать, что сей предмет – большая редкость. Впрочем, дареному коню… то есть утюгу… ну ладно. В любом случае спасибо вам, молодые люди, за старание. Не сочтите за труд, поставьте этот экспонат пока вон туда, на край бассейна…