Стеклянные тайны Симки Зуйка, стр. 47

– Отдыхайте, герои. Я тоже пойду передохну… – Станислав Львович двинулся к дому.

– Дед, не вздумай… – негромко сказал ему в спину Мик.

– Это что за реплики под занавес? – Станислав Львович оглянулся и старательно свел седые брови.

– Я же видел на этажерке за книжками.

– Нечего совать нос… Это ацетон для чистки брюк.

– Будто я не знаю, как пахнет ацетон…

– А как пахнет дедов ремень, знаешь?

– Ха-ха, ты его не носишь…

– До чего вредный субъект! И в кого бы это?

– В тебя.

Станислав Львович сокрушенно покачал головой и, сутулясь, скрылся в доме.

Мик виновато глянул на Симку.

– У него астма. Иногда кашляет так, прямо заходится. Ему ничего нельзя: ни тяжести таскать, ни пить, ни курить. А у него «Беломор» под подушкой и четвертинка в укромном месте. Нет-нет да и присосется… Я уж перепрятывал, а толку-то…

– Может, ему от этого легче… – неловко сказал Симка.

– Может, легче. На пять минут. А потом-то?

– А он… лечится?

– Он говорит: в таком возрасте лечиться – все равно что разглаживать утюгом стиральную доску… Давай правда отдохнем.

Они сели в мясистые лопухи у сарая, привалились к бревенчатой стенке. Здесь была тень, но узкая. Перемазанные глиной, травяным соком и смолой ноги торчали на солнце, их крепко жарило лучами.

– Мик, а у тебя много знакомых ребят? Ну… с которыми ты играешь? – Симка не решился сказать «друзей». И вспомнил еще: «творец-одиночка».

– Целая куча… – спокойно отозвался Мик, глядя перед собой. – И на улице, и в классе… Только…

– Что? – с непонятным опасением спросил Симка.

– Я никому никогда не рассказывал ничего такого . Ни про деда, ни вообще…

Симка благодарно засопел. Подтянул ноги, уперся подбородком в колени. И спрятал благодарное чувство за обыкновенным вопросом:

– Мик, а ты в каком классе? В четвертый перешел?

– Почему? Я в пятый… Ты ведь тоже?

– Да. Но я думал…

– Ну да, я, наверно помладше. Ты в каком месяце родился?

– В феврале.

– А я в октябре. Разница почти год получается, да? Меня сперва не хотели в первый класс брать, потому что не хватало до семи. Но родители уговорили. Я уже в пять лет книжки читал…

– А я в шесть…

– Сим, а о чем та книжка? Которая запрещенная. Ты так и не рассказал про содержание.

– Про одного мальчишку. Он отыскал в старом заборе дверь, за которой оказалась старинная страна с индейцами, он к ним часто убегал. Может, ему это просто казалось, но все равно… по правде… Я… вчера, когда оказался у вашего забора, у щели, мне показалось… вдруг эта дыра вроде такой же двери…

Мик быстро поднял голову. Глянул Симке в лицо заблестевшими ярко-голубыми глазками. Но не успел ничего сказать – раздался треск, похожий на стрельбу. Это появился из калитки дядька с мотоциклом. Он остановился и яростно нажимал на педаль. Мотоцикл заглох. Дядька отчетливо матюгнулся и поволок его на середину двора.

Симка сразу узнал мотоциклиста – это он вчера утром ругался с женой. Ругался погано, не так, как дядя Миша, который любит вступать с тетей Томой в веселые перепалки («Египет тебя налево, старуха, совсем забодала бедного Мишу!»). У этого мужика были руки в татуировках, костистые подбородок и щеки и совсем не подходящий к ним бурый толстый нос пьяницы.

Мик сказал скандальным голосом – будто Симке, но громко, на весь двор:

– Это и есть Треножкин. Как вкатит на двор свою тарахтелку – стрельба, будто при взятии Берлина…

Треножкин не стал делать вид, что не слышит. Оглянулся.

– Ты повозникай еще, вша интеллигентная…

Потом пошел к дому и оглянулся опять:

– Если полезете к машине, ноги вырву из ж…

– Да кому она нужна, эта рухлядь трофейная! – Мик стеклянно рассмеялся.

– Трофейная, да получше нынешней… А на новую денег нет, мы золотишко не припрятываем, как твой дед, буржуй недорезанный…

– А вы дорезанный уголовник, – бесстрашно сообщил Мик.

– Я тебя сейчас на лямках повешу, мамина сопля!

– Не успеете. Дед вам из двухстволки так дробью задницу причешет… – Мик посмотрел на открытые окна в мезонине кособокого, обшитого кривыми досками дома.

Треножкин матюгнулся еще раз и пошел к дому, вихляя задом в широких галифе.

– Зачем ты с ним связываешься?

– А потому что гад, – брезгливо объяснил Мик. – Как напьется, никому от него житья нет. Иногда топором машет, поленницы разносит…

– А у Станислава Львовича правда есть ружье?

– Нет, конечно. А Треножкин думает, что есть. Он же трус, все психи трусы. Только на тех, кто слабее, лезут…

– А про какое золото он говорил?

– Ну, псих же! Вбил себе в башку, что отец деда, мой прадедушка, спрятал где-то в доме золото. Когда случилась революция. А откуда оно? Он же не купец был, не фабрикан, а редактор газеты. Называлась «Туреньский судоводитель»… Он умер, когда началась Гражданская война. А дедушка пошел в Красную армию, его ранило под Омском, легкое пробило…

– А с немцами он уже не воевал?

– Его не взяли на фронт. Он был преподаватель в артиллерийском училище. В том, которое теперь училище связи, рядом с музеем… Он форму носил и погоны…

Симка слушал и спрашивал, но уже как-то машинально. А внутри тикало, как специальный поисковый прибор, ожидание скорого раскрытия тайны. Конечно, ни в какое золото Симка не поверил. Но…

– Мик, значит, Станислав Львович здесь с самого детства живет?

– С самого рождения. Он родился еще в прошлом веке, в тысяча восемьсот девяносто восьмом году…

«Как Фатянин пятак», – вспомнил мельком Симка. И Соню вспомнил. Но сейчас это было не главное.

– …У прадедушки раньше весь этот дом был, а после революции деду и его маме оставили только верх, две комнаты, – рассказывал Мик. – И то потому, что он воевал за красных…

– Если за красных, то какой же буржуй… – машинально сказал Симка. А внутри все тикало.

– Вот поди докажи дуракам… – вздохнул Мик по-взрослому.

– Мик, мне надо сбегать домой. Я пообедаю и вернусь.

– А давай у нас пообедаем! Алёна обещала карасей пожарить!

– Какая Алена?

– Ну… она с нами живет. Дочка старых друзей деда, студентка. Дед в одной комнате, а она в другой… Да ты не думай ничего такого, она не любовница какая-нибудь. Просто помогает ему по хозяйству…

– Я ничего такого не думаю, – ошарашенно сказал Симка.

– Оставайся!

– Мне надо домой. Если не приду на обед, тетя Капа крик подымет: «Маме расскажу!» Ей и без того есть что рассказать, а тут еще…

– Но ты вернешься?

– Во! – Симка в знак клятвы куснул украшенный чернилами мизинец. – Я скоро вернусь. И… открою еще один секрет!

– Какой? – Глаза Мика засияли от любопытства.

– Важный! Почему я ночью оказался здесь…

Клятва над рекой

Симка вернулся во двор на Заовражной улице через полтора часа. Мик ждал его у козел с намотанной на бревно фанерой. Будто и не уходил с этого места. Симка глянул и понял: Мик истомился от ожидания.

Симка не стал тянуть резину. Вытащил из-под ковбойки свернутый план Турени.

– Вот. Я нашел это в стене, под старой картиной… Мы ведь не так давно живем в том доме, картина была там до нас. Я отодрал и нашел. И смотри – здесь знак.

Они расстелили карту на траве. Сели над ней, нагнулись. Значок Мика закачался над бумагой, от него запрыгал по отпечатанным изгибам реки и улицам солнечный зайчик.

– В точности где наш дом… – прошептал Мик, трогая чернильным пальцем крестик.

– В том-то и дело.

– Но… я не думаю, что здесь какой-то клад. Золота точно не было…

– При чем тут золото! Я не про него, а про нас… Когда я начал искать места с крестиками, вышел к вашему дому… Один крестик – там, где я живу, другой – на берегу, который обвалился, а третий… вот он… И мне кажется, здесь какое-то… совпадение…

– Какое? – тепло шепнул у Симкиной щеки Мик.

– Ну… будто кто-то нарочно сводил вместе… меня и тебя.