Серебристое дерево с поющим котом, стр. 10

– А я знаю, в чём дело! – оживился Пим-Копытыч. – Он сам виноват! Зачем-то вставил слово “кукуруза” вместо другого, научного. Побоялся лишней сложности. Надо-то вот так:

А у него: “Шиш на мыло, кукуруза…” Сразу такое… диссонанс между лингвистической структурой и магик-полем. А кулексам того и надо… Я эту ошибку только вчера открыл. Вы её вставьте на место, “гипотенузу”-то…

– Вставим! Спасибо, вам, Пим-Копытыч! – Андрюша обрадованно дрыгнул покусанными ногами. – Всем расска­жем!

– Ага… Ну, мы пойдём, – решил Пека. – Значит, до вечера…

– До свидания, – почтительным шёпотом сказал Олик.

Пим-Копытыч заметно опечалился:

– Уходите, значит… Опять мне одному тут. Поговорить не с кем…

– Мы ещё придём, – виновато пообещал Андрюша.

– Оно конечно. Придёте, а потом опять домой… Эх, мне бы сюда какого-нибудь постоянного жителя. Всё ду­маю, котёночка бы где найти. Он бы мурлыкал под боком, а я бы его гладил…

– Тут вроде бы котов хватает, – неуверенно заметил Пека.

– Да они все большие, самостоятельные. И характер бродячий, разбойный. А мне надо маленького, чтобы лас­кать да заботиться…

– Мы поищем, – пообещал Андрюша. – Поспраши­ваем у соседей. Вам какого надо? Рыжего, серого или ещё какого-нибудь?

– Да всё равно. Лишь бы ласковый…

Когда шли обратно, Олик сперва молчал, потом стал что-то бормотать и напевать. Кажется, песенку “Жили у бабуси…” Но скоро он запел громче, и оказалось, что слова другие:

– Почему это “у Кука”? – поинтересовался Андрюша.

– Так придумалось. Ну будто на островах Кука в Ти­хом океане.

– Серый и белый – это ещё ладно. А кто из бамбу­ка-то? – подозрительно спросил Пека.

– Разумеется, я! Мама говорит, что я тощий, как бам­буковая удочка!

“И голова у тебя бамбуковая”, – подумал Пека. Но не сердито уже, а почти добродушно.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Антошка

Оказалось, что преобразователь конструкции Маркони устроен совсем не сложно.

Со двора заволокли на чердак деревянную, бочку, вы­били у неё дно. Опоясали бочку ровными витками кабеля в свинцовой оплётке. Кабель в свою очередь обвит был тон­ким ленточным проводом. Провод Маркони подключил к “Проныре”, а концы кабеля вывел к щитку с рубильником. И объяснил:

– Главное-то не в этой системе. Главное в программе.

Он был сегодня сумрачен. Судя по всему, любовь к без­жалостной Глории снова съедала его душу. Это было опас­но: угнетённое состояние могло сказаться на результате эксперимента. Чтобы отвлечь Маркони от сердечных мук, все наперебой кинулись расспрашивать: что за программа и как она составляется?

Маркони отвлёкся:

– Что значит “какая программа”! Сами не соображае­те? Кап должен превратиться в человеческого ребёнка, а не в крокодила какого-нибудь. Значит, нужна обобщённая схе­ма личности лет десяти. По-моему, ему примерно столько по человеческим понятиям.

– А по-моему, он чуть постарше, – заметил Сеня. Ему хотелось, чтобы Кап оказался ровесником.

– А мне кажется, что, наоборот, помладше, – сказала Варя.

– Возьмем среднее. А там сработает автоматическая коррекция.

– Чего? – спросил Пека.

– Влияние схемы индивидуума на сконцентрированное биополе с закодированными данными.

– А-а, – сказал Пека с удовлетворением.

Матвей-с-гитарой перестал дергать струны и спросил озабоченно:

– Долго её составлять, программу-то?

– Чего там долго. Я же по готовым образцам… Ты, Матвей, не бренчи, сидите все тихо. Я начинаю… Это уло­витель информации… – Маркони взял со стола фанерную коробку с жестяной воронкой. От воронки тянулся к “Про­ныре” красный провод. Маркони навёл воронку на Сеню. Экран замигал, на нём появились круглые пятнышки.

– Это что? – поежился Сеня. – Он, значит, все мои данные отпечатывает?

– Не все, а основные параметры… Потом перенесу на перфокарту… Можешь, Абрикос, быть свободен.

– Хочу тоже, – заявил находившийся тут же Никита. Сеня сказал:

– Ты ещё маленький. Из-за тебя Кап получится таким мелким. И приставучим.

– С меня тоже не надо записывать, – предупредил Матвей и укрылся за гитарой. – Я уже чересчур… Пере­рос, в общем.

– Потом сниму данные с Уков, и всё сбалансируется…

Уки начали приглаживать волосы, как перед фотосъем­кой.

Варя сказала:

– Пеку не надо, он неряха. Зачем программировать та­кую обормотистость?

– Я запишу и Олика, – объяснил Маркони. —Полу­чится среднее арифметическое.

– Вроде меня, да? – с пониманием вставил Андрюша. Пека мстительно сказал:

– А с Варвары ничего писать не надо. Схема разва­лится.

– Это почему?! – возмутилась та.

– Потому что ты девчонка. А Кап – он же пацан!

– А с чего ты это взял?

– Как это “с чего”? Ребята, она в своём уме?

– Нет, это, наверно, вы не в своём, – заявила Варя. – Почему вы все решили, что Кап – мальчик? Потому что имя такое? Но оно ведь даже и не его собственное, это Егор Николаевич придумал…

И тут все растерянно запереглядывались. А Маркони за­скрёб в затылке.

– Ёлочки-сосеночки… Вопрос-то и правда невыяснен­ный.

– Да ладно, – беспечно сказал Матвей. – Автомати­ческая коррекция сама, небось, это дело решит…

– Ну да, “решит”. Расхлёбывай потом… Кап!

По правде говоря, про самого-то Капа в перепалке за­были. Он сидел, как обычно, на краю банки, мерцал, бол­тал прозрачными ножками, но сказать ничего не мог – “Сверчок” был выключен. Маркони торопливо нажал кла­вишу. Из сверчка послышался кукольный голосок:

– Привет! Вы что это тут громоздите?

– Привет, Кап! Это преобразователь, тот самый, – бодро объяснил Маркони и слегка засмущался. – Слушай, тут такой вопрос. Невыясненный… Ты мальчик или девоч­ка?

– Как это?

– Ну… разве у вас нет разделения на мужской и жен­ский род?

– Я что-то не врубаюсь…

– Вот бал… то есть напряги соображение. У тебя сколь­ко родителей? Два?

– Два! Ипу-ннани и ипу-ддули.

– А кто из них папа и кто мама? – вмешалась Варя.

– Я не врубаюсь…

– А ты врубись, елки-палки! – начал раздражаться Маркони. Но сдержался. – Они разве совсем одинаковые?

– Нет, что ты! Ипу-ддули заботится об энергии, и доставляет её ипу-ннани и мне. Он любит путешествовать… А ипу-ннани чаше всего рядом со мной. Воспитывает меня и жалеет… – Голосок в “Сверчке” заметно дрогнул.

– Всё ясно, – сказала Варя.

– Ничего не ясно, – нахмурился Маркони. – Может, у них-это… матриархат… Кап, а кто тебя на свет родил? Или как там у вас? – Он покосился на Варю.

– У нас это очень просто! Когда две капли хотят, что­бы появилась третья, ипу-ддули сплющивается в линзу. И направляет на ипу-ннани тоненький лучик от Лау-ццоло. Появляется искорка, и от ипу-ннани отделяется живая ка­пелька. Только она сперва беспомощная…

– Ясно, – вздохнул Маркони. – Хотя опять ничего. не ясно. Ты когда вырастешь, кем станешь? Ипу-ннани или ипу-ддули?

– Я ещё не знаю… Но ипу-ннани говорит, что я весь в ипу-ддули, такой же непоседа.

– Конечно, мальчишка, – разочарованно сказала Ва­ря. – Сразу было понятно. Девочка ни за что не отстала бы от экскурсии.

– Полной уверенности всё же нет, – строго возразил Маркони. – Вот что, Варвара, ты принеси на всякий слу­чай какой-нибудь сарафан и всё что полагается. А ты. Аб­рикос, мальчишечьи шмотки. Он ведь… или она… появится в чём ипу-ннани родила. '