Семь фунтов брамсельного ветра, стр. 67

– Но сперва надо переписать, – сказал Гле-Гле. – Перепишем и вернем.

– От вас дождешься! – Тон у Ильи сейчас был, как у обиженного мальчишки. По правде? Или… – Перепишите здесь! Я дам чистую дискету!

– Глеб Олегович, вам не кажется, что у юноши какой-то умысел? – сказал Иван Петрович.

– Не думаю. Я все сделаю сам… Ну, где же чистая дискета? Ее мы, кстати, потом тоже вернем, не волнуйтесь.

– Если не вернете, не разорюсь… – Илья вынул из ящика под компьютером красную дискету. – Пользуйтесь, капитан.

Гле-Гле опять обосновался в кресле и вставил отцовскую дискету в щель дисковода. Илья стоял у него за спиной. Спросил:

– Пароль-то помните?

Гле-Гле хмыкнул.

– Придется признать, что помним. Вы все равно не скажете… Что за ерунда? Почему не открывается диск “А”?

– Он и не откроется. Вы неправильно вставили дискету. Не той стороной.

– Вы что, за идиота меня считаете?

– Проверьте…

Гле-Гле дернул плечами, нажал кнопку дисковода. Дискета выскочила из щели наполовину. Илья рубанул пальцами сверху вниз. Дискета изогнулась, из нее высунулся полукруглый черный край. Илья дернул его и сжал в кулаке выхваченный пленочный диск. Отшвырнул скомканную пленку и шагнул назад.

– Извините, я такой неуклюжий. Хотел поправить… К сожалению, теперь дискета вам не пригодится, поверьте, я специалист…

Гле-Гле стремительно встал из кресла, отвел руку.

– Не смейте! – я кинулась к нему.

– Глеб, не надо, – быстро остановил его Иван Петрович. – Девочка, успокойся…

Я часто дышала, загораживая Илью.

– Дело не поправишь, – подвел итог Иван Петрович, не теряя спокойствия. – М-да, ситуация… Значит, вы, молодой человек решили: не нам и не вам?

Илья поправил очки, сложил на груди руки.

– Почему же? Только не вам . И то лишь на какое-то время.

– Вы… что же? Хотите сказать, что…

– Я не исключаю, что в нужный момент запись станет достоянием интернета. Пользуйтесь тогда на здоровье…

“Тарапунька” впервые скрипнул зубами:

– Успели, значит…

– Не вы одни работаете оперативно… – сказал Илья. По-моему, с удовольствием.

– Ты ответишь, – пообещал Гле-Гле.

– За что? – удивился Илья. – За то, что, помогая вам, случайно испортил свою собственную дискету? Ладно, подавайте в суд.

– Какой подонок, – сокрушенно выговорил Гле-Гле. Его физиономия стала совсем бабьей.

Илья улыбнулся:

– Зачем вы так себя, капитан? Не огорчайтесь. У каждого бывают неудачи…

– Мало тебе, сволочи, досталось в прошлом году! – Гле-Гле быстро и густо наливался свекольной краской. Белобрысые прилизанные пряди от этого казались вовсе белыми. – Старший сержант Панкратьев может снова…

Илья не дрогнул.

– Он все еще старший сержант? Его подвиги достойны офицерского чина… Кстати, челюсть у него не болит?

Гле-Гле просительно глянул на Тарапуньку:

– Иван Петрович, может, забрать с собой и…

У меня сердце колотилось, будто тысяча бешеных горошин в погремушке. Если сейчас эти двое сунутся к Илье, буду орать, визжать, драться когтями и ногами!..

В углу у дверей осторожно кашлянули.

3

В неслышно раскрывшихся дверях стояли двое. Видимо, входить бесшумно умеют не только оперативные работники.

Одного я узнала сразу. Это был длинный рыжий Борис, который в прошлом году ездил из редакции в лагерь “Отрада”. И конечно же, это я с ним совсем недавно говорила по мобильнику!

Второго я не знала. Кругловатый и лысоватый, с улыбчивым лицом. Похожий на инженера Карасика из старинного фильма “Вратарь” (что-то мне сегодня все лезет в голову старое кино).

– Извините, – сказал Борис. – Кнопку жмем, а звонок молчит почему-то. А потом видим: дверь приоткрыта, вот и вошли…

– Кажется не вовремя, – весело продолжил речь “Карасик”. – У вас гости. Еще раз простите… – У груди он держал видеокамеру – вроде той, которой мы во Дворце снимали “Гнев отца”.

– Гости уже уходят, – в той же веселой тональности откликнулся Илья. – Мы, по-моему, исчерпали тему нашей беседы… Видите ли Юрий Юрьевич, это, так сказать, гости без приглашения. С давней службы нашего отца. Им вдруг показалось, что у папы есть дискета с какими-то важными материалами. Они так ее просили, что я дал переписать, но при этом нечаянно сломал. Вон, в дисководе…

– Ай-яй, какая неприятность, – покачал рыжей головой Борис. Юрий Юрьевич – тоже. И нацелился объективом на компьютер с опустевшей оболочкой дискеты. Потом повел камерой по комнате.

– Зачем вы нас снимаете! – взвизгнул Гле-Гле.

– Да что вы, мы не вас, – невозмутимо разъяснил Борис. – Мы снимаем интерьер квартиры Мезенцевых, а вы в нем случайно… Мы, собственно, пришли к Жене, как и договаривались. Надо взять у нее интервью для газеты и нашего канала. Женя – победительница конкурса на лучшее школьное сочинение, а мы готовим статью и передачу об итогах учебного года. Ну и вот…

– Не эту статью вы готовите! – ощетинился Гле-Гле.

– Да вам-то откуда знать? – Юрий Юрьевич навел на него объектив.

– Немедленно прекратите съемку. Выньте кассету и дайте ее сюда, – не терпящим возражений тоном потребовал Иван Петрович. Резко встал.

– С какой стати вы мне приказываете? Господин… э-э… не знаю кто.

– Сейчас узнаете… – уже знакомым жестом Иван Петрович предъявил “корочки”.

– Ну и что? – ничуть не испугался Юрий Юрьевич. – Батюшки мои! Мы ведь не в вашем ведомстве, а в гостях у детей капитана Мезенцева.

– Мы здесь по служебному делу!

– Но и мы по делу, – сказал из-за спины Юрия Юрьевича Борис. – Тоже по служебному… Есть закон о средствах массовой информации, который позволяет снимать все, кроме секретных объектов. И субъектов. Вы – секретные? Тогда не вертитесь перед объективом…

– Немедленно отдайте кассету, – с нехорошим звоном сказал Иван Петрович. – Вы опасно шутите…

– Ва! – Борис бесцеремонно сел на диван и облокотился на поставленный рядом чемоданчик-дипломат. – Не надо пугать. Мы журналисты, а не беспаспортные бродяги…

– Мы сейчас вызовем патруль! – Гле-Гле вытащил из брючного кармана мобильник.

– Патруль – это уже серьезно, – Юрий Юрьевич нацелился объективом на Гле-Гле с телефоном. – Ну, валяйте.

– Я требую последний раз, – выговорил Иван Петрович со зловещим придыханием.

Борис вдруг сказал с зевком:

– Да отдай им, Юра, пусть успокоятся. С этой конторой связываться – сплошной визг получается…

– А как я буду снимать Женю?

– Я взял запасную…

Юрий Юрьевич открыл камеру, достал кассету.

– Возьмите, господа. Только не забудьте вернуть, когда посмотрите. Вещица дорогая.

– Вернут, вернут, – сказал Илья. – Они все возвращают, когда сотрут…

Иван Петрович и Гле-Гле пошли к двери. На пороге Иван Петрович обернулся, сказал Илье:

– Я не уверен, молодой человек, что это наша последняя беседа.

– Я тоже не уверен, – ответил Илья. – Возможно, мы вернемся к вопросу о вашем вторжении в частное жилище. Сделанное, к тому же, обманным путем, через соседку…

Иван Петрович и Гле-Гле бесшумно исчезли.

– Жаль все же кассету, – задумчиво сказал Илья.

– Ха! – откликнулся Борис. Открыл дипломат, вынул такую же камеру, как у Юрия Юрьевича. Из опустевшего дипломата высунул палец – через глазок, незаметный на фоне черной кожи. Пошевелил пальцем, как щенячьим хвостиком. Это было так смешно, что я принялась смеяться неудержимо. Смеялась, смеялась, пока Илья не прикрикнул: “Цыц, мучача!” Тогда мне захотелось плакать. Я достала из дисковода лопнувший чехол дискеты и прижала к груди.

– Давайте глянем, что получилось, – сказал Борис. Они с Ильей тонким проводом подключили камеру к телевизору. Юрий Юрьевич сходил в прихожую и запер дверь.

…Все получилось! Начиная с того момента, как Илья рубанул по дискете! Значит, Борис и Юрий Юрьевич сперва снимали из прихожей, через дверь, тихо и незаметно. Правда, иногда кадр прыгал и метался – не так-то просто снимать камерой, спрятанной в чемодане. Но все было видно и понятно. Как рассказывает Илья о сломанной дискете, как нервничают и грозят те двое, требуя отдать видеокассету…