Рыжее знамя упрямства, стр. 27
Мама Нессонова приоткрыла (уже не первый раз) дверь и сообщила, что "на дворе" первый час ночи. Не пора ли кончать затянувшиеся литературные чтения?
– Рыжик-то совсем замотанный, давно спать пора.
– Не, я еще не совсем… – тихонько откликнулся Рыжик.
– Все равно пора. Ксения, ну-ка на диван…
Ксеня послушалась.
Когда она ушла, Словко шепотом спросил Игоря:
– А когда доскажешь эту историю?
– Вот как соберемся в следующий раз… Ну, давайте спать.
Спать так спать… Но Словко вдруг ощутил, что от балконной двери слишком тянет холодком. Он забрался в спальник, задернул молнию "до пупа" и закрыл глаза. И уже начал дремать, как вдруг – будто толчок. Словко очнулся, прислушался. Игорь ровно дышал, небось, уже видел сон про свои планеты. А наверху…
Словко бесшумно отдернул молнию. Тихо вылез, встал. Положил подбородок на край верхней койки. Шепнул:
– Рыжик, ты чего?
– Я… ничего… – сказал Рыжик тоже шепотом.
– Ты всхлипываешь…
– Я не всхлипываю… Я пыхтю…
Словко протянул руку. Ладонью нащупал ершистые волосы, потом щеку. Щека была мокрая.
– Рыжик, не надо… Ну, понятно, столько всего было… Но ведь прошло уже… И мама скоро вернется. Это сперва кажется, что долго ждать, а потом не успеешь оглянуться…
Рыжик всхлипнул уже не таясь.
– Мы же все с тобой… – прошептал Словко. – Ты у нас такой… такой наш барабанщик. Не плачь…
В сумерках можно говорить слова, какие трудно сказать днем. Тем более, когда печаль маленького барабанщика вдруг цапнула тебя за душу, как своя.
– Рыжик… Хочешь, принесу завтра "Принца и нищего"? Ты как-то спрашивал, а я забыл…
– Ага… хочу… Словко… а ты можешь взять меня в свой экипаж? Ну, не сейчас, а когда будет место?
– Конечно, – сразу сказал Словко, хотя за секунду до этого не думал ни о чем таком. – Конечно, возьму. Вот Игорь и Ксеня уйдут в командиры, и сразу… Будете вместе с Сережкой.
– А это ничего, что я легкий?
– Сбалансируем… Матвея Рязанцева возьмем, он увесистый…
– Тогда хорошо…
– Да. А ты больше… не пыхти, ладно?
– Ладно… – выдохнул Рыжик.
– Ну, спи..
– Ага…
Словко нащупал Рыжкину руку, сжал тихонько ладонь, ощутил ответное слабое пожатие мокрых пальцев. Шагнул назад, забрался в спальник. Прислушался. Дыхания Рыжика не было слышно, однако и всхлипов – тоже. "Как он там в лесу один-то, бедняга, пробирался…" – подумал Словко. И стало казаться, будто он – Рыжик. А лес не простой. Он из корабельных мачт разной толщины. Между мачтами – непроходимая чаща запутанного такелажа. Хорошо хотя бы, что сквозь нее светит негаснущий фонарик…
Маленькое колесо оловянной кареты
1
Проснулся Словко рано. Увидел, как дрожат на белом косяке утренние лучи, отраженные стеклами соседнего дома. Глянул на часы, которые не снял на ночь: было начало седьмого. Тихо отошла дверь, скользнул из передней в комнату Рыжик. Робкий, тощенький, в одних полосатых трусиках. Наверно, ходил в туалет. Словко сразу прикрыл глаза – будто спит. Рыжик не полез к себе на верхнюю койку. Он обошел притихшего в спальнике Словко, осторожно приоткрыл балконную дверь, "просочился" наружу.
Словко опять открыл глаза, прислушался. Игорь посапывал, а Рыжика на балконе не было слышно. Словко почему-то забеспокоился, вылез из мешка. Увидел через стекло, что Рыжик стоит, навалившись грудью на перила, ежится от утренней зябкости. Отблески лучей искрились на волосах и зайчиками сидели на плечах. Словко мягко шагнул на балкон, встал рядом с Рыжиком. Тот быстро глянул на Словко и снова стал смотреть перед собой.
С высоты третьего этажа было виден двор с гаражами и густыми кленами. Было пусто. Лишь оранжевый кот пресекал по диагонали середину двора. "Тоже Рыжик", – усмехнулся про себя Словко. Но эта усмешка не прогнала тревогу. Словко положил руку на острое Рыжкино плечо. Это было как вопрос: "Всё ли в порядке?"
Рыжик быстро глянул опять. Потерся подбородком о плечо – рядом с пальцами Словко. И вдруг сказал полушепотом:
– Думаешь, я вчера… почему так…
В этом так было признание ночных слез.
– Заскучал, да? – понимающе сказал Словко. И снова как бы впитал в себя вчерашнюю Рыжкину печаль.
– Ну… да… – тихонько признался Рыжик. – Я колесико потерял… Сперва думал: "Ну, потерял и потерял, не беда. Главное, что вернулся… Целый день так думал. А вечером… зацарапало так…
Словко сразу понял, о чем речь. Рыжик всегда носил на груди, на суровой нитке, серебристое колесико. Оловянное, наверно. Размером с рублевую денежку… Многие носили что-нибудь так, на шнурке или на цепочке. Кто крестик, а кто шестиконечную звездочку или какой-нибудь амулетик: пластмассового крабика, дырчатый камушек, монетку с корабликом… Про это не говорили. Раз носит человек, значит ему так надо… Словко понимал, что колесико связано у Рыжика с его большим колесом, которое… Которое непонятно, с чем связано. Про то колесо Рыжика больше не расспрашивали даже те, кто помог его установить. Лишь однажды Кирилл Инаков спросил на ходу:
– Рыжик, вертится та штука?
– Ага. Если раскрутишь, вертится долго-долго, – охотно отозвался Рыжик…
"Да, недаром он попросил подкручивать его, когда уезжал", – вспомнил Словко.
– В лесу обронил? – спросил он, ощущая всю горечь Рыжкиной потери.
– Не… В лесу оно было со мной, – отозвался Рыжик сипловато (уж не со слезинками ли опять?). – Я точно знаю, где. У самой дороги, напротив столба "тридцать два километра". Там такой завал из сухих деревьев. Когда начал перелезать, оно еще было со мной, а потом, в машине уже… прощупал, а его нет…
"Может, съездить туда, поискать?" – мелькнуло у Словко. Рыжик сразу догадался об этой мысли.
– Если туда и доберешься, разве найдешь? Там такой бурелом… Как иголку в сене… Теперь уж всё…
– А другого такого колесика нет? – спросил Словко. Просто не знал, что еще сказать.
– Нету… Оно было от маленькой кареты, от старинной. Ну, моделька такая. Я ее нашел на свалке, давно еще. А мама потом выбросила, когда дом от мусора чистила. Только одно колесико осталось…
Счастливое воспоминание было как фотовспышка:
– Рыжик! У меня где-то есть такая карета! Она ведь из набора с оловянными солдатиками! Будто там в ней генералы или сам король! Я поищу!
Рыжик глянул с недоверчивой радостью.
– А не жалко отламывать колесико?
– Да ты что! Я же ей сто лет уже не играю, валяется где-то… Лишь бы нашлась!
– Хорошо бы… – выдохнул Рыжик, светлея от надежды. – Это колесико маленькое, переднее…
– Да, я постараюсь найти…
Казалось бы, что ему Рыжик с его колесами? Но было уже четкое понимание, что отыскать Рыжику его амулет он, Словко, обязан. А попутно вертелось в голове воспоминание про еще одно колесико – то, что золотисто горело над стеклянным цилиндром со Звездным камнем. В ночной сказке Игоря… Может быть, Рыжик заплакал как раз тогда, когда услыхал об этом чуде?
– Я пошел домой, у меня там куча дел, – шепнул Словко тоном заговорщика. – Буду искать. После обеда встретимся на базе. А сейчас ты ложись и досыпай.
Рыжик с радостной готовностью закивал, на цыпочках шагнул в комнату, полез на койку. Они обменялись улыбками сообщников. Словко натянул носки, шорты, футболку, свернул спальник, но брать с собой не стал: "Заберу потом". В передней надел кроссовки и неслышно отодвинул на двери язычок замка…
Через пятнадцать минут он был на своем дворе. Глянул на окна второго этажа. Шторы были задернуты. "Спят, или уже укатили?" – подумал Словко о родителях. Достал ключ…
В квартире было пусто. Оно и понятно. Выходной день, те, у кого сады и дачи, торопятся туда на самой зорьке. У Словутских был садовый участок с дощатым домиком. Словко в июне, в июле туда не ездил. В августе, когда "уборка урожая", а в отряде почти нет занятий – другое дело. А начало и середина лета – время парусов. Словко поэтому был освобожден от "сельхозработ", родители проявляли сознательность.