Рассекающий пенные гребни, стр. 17
Оська обернулся. “Сурепкин” поднял плечи и затвердел. Убраться бы отсюда и делу конец! Что ему, Оське, до этого незнакомого пацана? Плакса к тому же… “А сам не плакса, да? Мало, что ли, в жизни ревел – и от настоящих бед, и от пустяков!”
Оська шагнул назад. Раз, другой… Иногда чтобы подойти к человеку с хорошими словами, надо не меньше смелости, чем для драки.
Оська переступил в траве и сказал мальчишкиной макушке с желтым хвостиком:
– Если бы он случайно не застрял… твой кораблик… он бы обязательно первым пришел.
– Вот именно, – буркнул “Сурепкин” себе в колени. И плечи отмякли.
– Ну, тогда вот! – с облегчением сказал Оська. – Это, значит, твой приз. По справедливости… – Он стукнул по мокрыми от слез коленкам “Сурепкина” пистолетом. – Бери. А мне он даже и ни к чему…
“Сурепкин” вскинул лицо. Взметнул на Оську желтый взгляд – так, что искры с ресниц.
– Господи! Да при чем тут это ! Приз какой-то…
– Значит… просто обидно, да? – выговорил Оська. “Ну, чего я к нему пристаю?”
– Не в этом дело… – “Сурепкин” стал смотреть перед собой. И вдруг вздохнул – весь содрогнулся этим вздохом. – Я желание загадал. Думал, что исполнится, если побе…дю. Побеждю… тьфу! Он мотнул головой и опять полетели брызги – по Оськиным ногам. Как от мелкого дождика.
Оська осторожно спросил:
– Важное желание, да?
– Еще бы… – Видать накипело на душе у мальчишки, раз признался незнакомому.
Оська сел на корточки рядом.
– А ты, значит, веришь в загаданные желания?
“Сурепкин” глянул быстро и насупленно.
– А почему не верить? У меня раньше почти всегда получалось. Если сделаю, что задумал, желание исполняется… Только не надо загадывать невыполнимое…
“А сейчас было какое?” – чуть не спросил Оська. Не посмел. Сказал деловито:
– Если один раз не вышло, можно ведь попробовать снова.
– Это уже не будет считаться…
– Если то же самое условие, то не будет. А если задумка более серьезная… то есть суровая даже… тогда подействует.
– А какая суровая? – “Сурепкин” быстро вытер ладонями лицо. И смотрел нетерпеливо.
– Ну… например, мне рассказывала одна знакомая, она с Севера приехала. Там у них есть город Старотополь, а в нем церковь с якорями у двери. И все пацаны знают: если чего-то очень хочешь, надо сделать кораблик и поставить там перед образом Богородицы с Младенцем. Только прийти к нему надо до восхода, церковь открыта днем и ночью. Поставишь кораблик, зажжешь свечу и прошепчешь желание. А потом весь день, до заката, нельзя ни есть, ни пить, ни с кем разговаривать. И надо все время помнить, про что загадал…
– Этот Старотополь ого-го где… – со всхлипом вздохнул “Сурепкин”.
– Ну и что? У нас же тоже есть такая церковь, особенная. “Никола-на-Цепях”. В ней образ Николая Угодника с корабля “Святой Николай”. Корабль сгорел во время Первой осады, а икону спасли…
– К ней тоже надо ставить кораблик? Ох, жалко, я тот не взял. Но можно ведь другой, да?
– Там вообще не надо кораблика. И даже в церковь заходить не обязательно, тем более, что она обычно закрыта… – Оська говорил быстро, потому что чувствовал: желтый мальчишка буквально наливается надеждой. – Нужно только постоять у двери и подержаться за ручку. Там такие вот ручки, медные, старинные… И шепотом сказать желание… И не надо потом голодать и молчать, как в Старотополе, не обязательно это…
– Как-то слишком уж просто… – недоверчиво выдохнул “Сурепкин”.
– Не просто… – Оська поежился. – К церкви-то еще попасть надо. А она над бухтой, где Саламитские скалы. Там стометровый обрыв, и она как раз посреди обрыва, на площадке. А к площадке сверху цепи тянутся. И вот… надо по такой цепи.
– А другого пути, что ли, нет? – помолчав, прошептал “Сурепкин”.
– Есть, конечно. Только тогда желание не сбудется… Да про это все пацаны знают, хоть кого спроси…
– И они всегда исполняются… желания?
– Наверно, да. Мое, по крайней мере, исполнилось.
– Ух ты… А это здорово страшно спускаться по цепи? – “Сурепкин” не скрывал, что ему – страшно.
Оська вспомнил, подумал. Поежился опять.
– Ну… так. Средне…
– Значит, у тебя было большое желание? Раз ты полез…
– Было… Отцовское судно арестовали в Аргентине. За какие-то долги пароходства. Отец был старший помощник на этом теплоходе, на “Соловьевске”. Их задержали в Росарио-де-Санта-Фе, это порт на реке Парана, а мы сидим тут и ничего не знаем. Оказалось потом, что полиция там опечатала рацию и весь экипаж арестовала… Мама в слезах, Анка… ну, это наша родственница, она тоже. Ревут, когда вдвоем. А меня увидят – и улыбаются: “Ничего, ничего, не бойся, скоро все будет хорошо”. А чего уж там хорошего… – Оська снова зябко повел плечами. – Нету ничего хуже на свете, когда неизвестность… Ну, я пошел на обрыв… И полез…
– А желание? – нетерпеливо сказал “Сурепкин”.
– Пришел домой, ржавчину смыл, а мама говорит: “У нас радость, радиограмма от папы!”
– Значит, все хорошо?
– Ну… да. То есть их еще не отпустили, только капитан прилетел, чтобы здесь дела с долгами улаживать, а папа там остался за него. Но теперь-то у них на “Соловьевске” все в порядке, продукты есть, тюрьма больше не грозит. А то ведь сперва всех в тюрьму посадили, говорят: ”Есть сведения, что везете наркотики”. Потом оказалось, что это просто для испуга. Наш консул вмешался, всех вернули на судно…
Оська, рассказывая, все еще сидел на корточках. А желтый мальчишка уже стоял над ним – с высохшим лицом, танцующий от нетерпения.
– Пойдем! Покажешь, где эта церковь!.. Или надо обязательно до восхода?
– Да хоть когда можно. Только…
– Пойдем! – И он признался с неожиданным жаром: – Я понимаю, я не зря тебя встретил!
– Значит… очень большое желание? – неловко сказал Оська.
– Да! Не меньше, чем твое… Если хочешь, я расскажу!
Оська хотел. Но вспомнил еще одну примету.
– Сейчас не надо. Про желание лучше никому не говорить, пока не спустишься по Цепи.
– А далеко эта церковь?
– Если есть деньги, можно на автобусе. Минут двадцать.
– У меня есть!
Оська вручил пистолет встречному, обалдевшему от радости первокласснику.
– Держи! На память о чайных клиперах!
И они с “Сурепкиным” зашагали из парка.
2
На автобусе, что ходит от центра вокруг Большой бухты в Каменку, доехали до остановки “Гора Артура”. На самом деле гора была еще далеко, а здесь тянулась улица Матросских вдов – старая, односторонняя, с побеленными домиками среди кривых акаций.
От дороги до обрыва было шагов двести. Между улицей и обрывом лежал обширный пустырь. Кое-где торчали остатки бетонных дотов. Пространство сплошь покрывала уже высохшая до серости трава-мартынка. Высокая и твердая.
– Поищем тропинку? Или напрямик?
– Напрямик, – нервно сказал “Сурепкин”.
Затрещали ломкие стебли. Шипастые шарики хватались за штаны, за подолы рубашек, оставляли на коже белые царапины. “Сурепкин” иногда тихо ойкал, поджимал и почесывал ноги. Сразу видно, непривычный.
В мартынке шипел ветер. Не сильный, но какой-то неуютный.
В автобусной толчее Оська и “Сурепкин” молчали, а теперь молчать было неловко.
– Меня зовут Оська…
– Полное имя, значит, Осип, да?
– Нет. Оскар.
– Ух ты, – почему-то удивился “Сурепкин”. – А меня: Норик…
Странное было имя. Но Оське понравилось. Сразу. И он после этого никогда уже не думал о желтом мальчике: “Сурепкин”.
– А как полное?
– Не догадаешься?
– Не-а…
– Никто никогда не может догадаться. Полное имя – Норд… Отец захотел, чтобы так назвали. Он был геолог и весь такой… северный герой. И всегда у него на уме Нансен да Амундсен. Да Роберт Скотт… Ну и хотел, чтобы я был такой же. А я вот…
– Чего… вот? – Оська сбоку неловко глянул на Норика.
– Отец сказал один раз: “Какой человек может получиться из мальчишки, если он боится взять в руки безобидного ужа”…