Прохождение Венеры по диску Солнца, стр. 37
– Неси его на тахту! Он цел? Прекрасно. Подробности потом. Уложи… Ох и перемазанный…
– Не вздумай сейчас будить его.
– Я не глупее тебя. Достань одеяло… Укрой… А теперь иди на кухню, будешь рассказывать.
Вопреки ожиданию, для рассказа потребовалось очень мало слов: «Пошел… не нашел… вышел… стреляли… заслонил… появились… уговорил…»
Лидия уже совершенно обрела самообладание.
– Не понимаю одного: зачем было выключать телефон?
– Он сам. Случайно…
– Ты всегда был растяпой.
– Ага…
– А те твои… знакомые, они совершенно правы: будет масса бюрократической возни. Надо для начала восстановить хотя бы свидетельство о рождении.
– Может, попросить о содействии этого твоего… Челубея? То есть Кочелая. Он ведь большая шишка.
– Что значит «твоего»?!
– Извини, я нечаянно… А если не захочет так, можно сунуть ему несколько зеленых бумажек из той пачки.
– Обойдется, – решила Лидия, – без бумажек. Я и так знаю, на какой позвонок ему надавить…
Мы вернулись в комнату. Вовка спал на спине, укрытый до подбородка. Этакий смирный племянник, приехавший из Сургута. Но когда мы остановились над ним, Вовка открыл глаза. И брызнула из них синяя тревога.
– Иван… тетя Лидия… я…
– Спать, – велела Лидия.
– Ладно… Только я ведь никак уже не смогу вернуться туда… То есть я попробую, но…
– Я тебе попробую, – сказала Лидия.
8
Спал я до полудня. И проснулся от сдержанных подвываний, смешанных с бульканьем и плеском. Они доносились из ванной.
– Ну чево-во!.. Ну не надо… Ай… Ну маленький я, что ли!
– Не пищи, – звучали неколебимые ответы. – Экие мы взрослые. Экие мы церемонные… Будто не видала я вашего брата… – Буль-буль-буль… Ай! – И вообще… я теперь тебе кто?
– Ой!.. Кто? – Буль…
– Я…
– Ой-ёй…
– Твоя… – плеск и журчание, – хотя и приемная… но все равно… мама… – На несколько секунд тишина. – А мама должна знать свое чадо с головы до ног… до последней родинки… А ты ёжишься-корёжишься…
– Да я не поэтому… ай… корёжусь! Мыло же ядовитое! А мочалка… какая-то мойдодыровская… Ой, мамочка!…
– Вот именно мамочка… Мыло бактерицидное, а мочалка… специально для мальчишек, которые лазят по глине и мусору… Всё. Вытирайся…
Я торопливо умылся на кухне и вытерся посудным полотенцем – перед Лидией следовало предстать в бодром виде, а то, чего доброго, подвергнешься той же процедуре, что Вовка.
Лидия и Вовка вышли из ванной малость запыхавшиеся, но, кажется, довольные, хотя Вовка и притворялся сердитым. Волосы его торчали длинными сосульками, глаза поблескивали, ресницы щетинились. Был он босиком, но уже в одежде, в своей прежней.
И сразу же я заметил, что он стал помладше. Футболка с вождем-ирокезом была широковата и болталась, как платьице. Штаны, которые раньше едва прикрывали коленки, теперь свисали до середины икр… Впрочем, штаны, возможно, просто сползли, футболка растянулась… а лицо… оно было вроде бы то, что и прежде, только стало чуть помягче и круглее, но, возможно, это после «банной процедуры»… Но нет! Не зря же Те говорили про отмотанный в обратную сторону год.
Ну и что? До так называемого переходного возраста есть еще некий «буферный срок». Я хихикнул про себя. И опасливо глянул на Лидию. Она известила:
– Я сегодня не пошла на работу. Из-за вас, голубчики… Через полчаса будет завтрак. То есть уже обед. Засони… – И удалилась на кухню. Она явно давала понять, что ничего особенного не случилось.
– Что, попал в переделку? – сказал я.
Вовка посопел, покосился не дверь.
– Ага… И не поспоришь…
– И не вздумай спорить никогда. Это ведь «железная леди».
– Железная Лиди, – хихикнул Вовка. Он вдруг с размаха прыгнул на тахту, перевернулся на спину, поболтал руками-ногами, снова улегся на живот и… увидел свой альбом, который лежал на подоконнике, рядом с изголовьем.
Подполз, дотянулся, положил его на диванную подушку. Расправил, раскрыл. Со страниц метнулась пестрота фантастических бабочек. Вовка покосился на меня через плечо. Я показал ему кулак. Вовка движениями тела изобразил виноватость и смущение. А еще (или мне показалось?) что-то такое: зато, мол, исполнилось желание, которое я загадывал по правде.
Возникла Лидия. Она держала плечики с висевшей «баскетбольной» одежкой.
– Вот, я постирала и заштопала.
И когда успела?!
Штопка серыми нитками была такая, что едва разглядишь. Две шероховатых чешуйки.
– Где это ты, Вольдемар, откопал такой наряд?
– Аркашин, – буркнул он, животом прикрывая альбом. – Вчера… забежал к нему… и вот…
– Полагаю, его следует вернуть. – Требовать подробностей Лидия не стала. Со свойственной ей мудростью она рассудила, видимо, что подробности никуда не денутся, все в свое время.
– Да! – подскочил Вовка. – Давайте я сейчас отнесу!
– Чево-о? – очень удачно скопировала его Лидия. – До завтра из дома не высунешь носа. У вас, милостивый государь, сегодня карантин. В целях медицинского наблюдения и реабилитации организма.
– Ну че…
– Цыц!
– И ведь не улетишь обратно теперь… – проворчал Вовка, когда Лидия, повесив плечики с одеждой на стул, покинула нас.
– Я вот тебе улечу, – сказал я почти так же, как вчера Лидия. И суеверно сцепил за спиной пальцы. И сел рядом с Вовкой.
Он смотрел с пониманием: будешь расспрашивать?
– Вовка, все рано ведь от разговора про все проэто не уйдем. Расскажи уж сразу…
Он не стал упрямиться, говорить «а про что рассказывать-то» и неохотно бубнить. Начал четко, с явным желанием объяснить понятно и быстро, раз и навсегда:
– Когда ты ушел за мобильником, я сбросил одежду и сразу оказался в рубахе и с крыльями. Сам не знаю как. И сразу шагнул в пустоту… Был полет, но я его помню плохо. Не знаю, сколько времени. Помню только, что меня будто растянули, как тонкую резину, по всему пространству. Это не больно, но и… хорошего мало… Потом эта резина будто лопнула. От страха, как от удара. Я почувствовал, что с тобой случится что-то очень плохое… То есть я уже знал что. И знал где. И сразу – назад… Но я же не мог быть здесь в своей рубахе и с крыльями… Крылья сразу исчезли, как только я упал в траву, а в рубахе я помчался к Аркаше. Хорошо, что было темно… Я специально приземлился рядом с его домом…
– Почему?
– Оттуда до кладбища гораздо ближе, чем с этой улицы. Я уже и так не успевал, каждая секунда дорога… Я постучал ему в окно, он открыл тут же, я попросил одежду…
– А мама его?..
– Она ничего не знала, спала в другой комнате…
– А он сильно удивился, наверно?
– Нет, он сразу понял… Дело в том, что он тоже… ангел-хранитель.
– Не может быть!
– Почему не может? Правда… Только он не такой, как я… как был я… Он никогда не уходил с Земли, а стал сразу… Так иногда бывает, хотя и редко…
– И… чей же он…
– Своей мамы.
– Вот как… – И я подумал, что уже дней десять не звонил своей маме, в Тальск. Скотина… И разозлившись на себя, спросил у Вовки ворчливым тоном:
– Когда он успел тебе это рассказать?
– Пока я одевался. И когда он провожал меня… Он показывал самый короткий путь, пустырями, и говорил на бегу… А потом я велел ему возвращаться. Объяснил, что так надо по правилам, что я должен один… А у него там мама одна…
– Фокусники вы… – совершенно идиотски высказался я. Вовка не обиделся, сказал очень серьезно:
– Вань, ты не думай, что я хотел это… как Александр Матросов… Думал только предупредить тебя. Но не успел. Ну и вот… А дальше ты знаешь…
Я не стал ничего говорить. Просто не знал, какие тут слова… Я подтянул Вовку ближе и положил его голову себе на колени – как тогда, у шоссе. Вовка улыбался и смотрел в потолок. Будто там сидела одна из его бабочек.
Мы молчали минуты две.
Потом я все же спросил:
– Больно было… когда пули?..
– Не-а… То есть я не помню. То есть помню обрывками… Кажется, приходили Те?..