Прохождение Венеры по диску Солнца, стр. 27
– А… да! Но сначала он постоянно ломался, прямо посреди пути, его приходилось толкать к пещере толпой. А когда нашелся осколок, паровозик сделался как новенький, еще красивее, чем прежде. И больше не сломался ни разу. И двигался благодаря волшебной энергии…
– И это конец сказки?
– Да. Но не конец моей истории. Не совсем конец… Когда Брис закончил рассказывать и объявил, что продолжения не будет, пока не отшлифуют зеркало (а это еще неизвестно через сколько лет), Инка достала карманное зеркальце и сказала:
«Пусть это будет словно тот самый осколок. На минутку. Давайте поглядим в него: что мы там увидим?»
Она поглядела первая и ойкнула. Потому что увидела паровозик. Он отбрасывал передней частью круглой топки солнечный блеск и широко двигал шатуном.
И все увидели это. Но почти сразу поняли, что это не паровозик, а мальчишка. Он двигался по узкоколейке и прорубался сквозь репейники деревянным мечом. А может, и не прорубался, а просто махал им… А еще у него был щит, сделанный, скорее всего, из крышки оцинкованного бачка. Эта круглая крышка была похожа на переднюю часть паровозика. Мальчик был постарше Матвейки и Ташки и помладше Инки, Бриса и Баллона.
«Эй!.. – окликнула мальчика решительная Ташка. Тот остановился и поднял голову. Лицо у него было славное и вроде бы не испуганное.
«Ты кто? Ты рыцарь или паровозик?» – спросил Матвейка, и это получилось не сипловато, как всегда, а звонко и весело.
Мальчик не удивился вопросу.
«Я сперва играл в Спартака, а потом увидел рельсы и превратился в паровозик», – негромко, но отчетливо сказал он снизу. Запрокинув лицо он смотрел на незнакомых ребят.
«Интересно, какими мы ему видимся оттуда? – подумала Инка. – Главным образом подошвы. А лиц, наверно, он и не разглядит как надо…
Но мальчик, видимо, разглядел. Как надо. Потому что вдруг растянул в улыбке губы и засунул меч за широкий ремень, надетый поверх зеленых трусиков с желтыми лампасами.
«Иди к нам», – сказал Брис.
«Ага, я иду…» – И мальчик стал забираться по тропинке на склоне овражка.
«Спорить могу, что его зовут каким-нибудь модным навороченным именем», – сказал ворчливый Баллон. – Какой-нибудь Бенджамин или Крутислав…»
«Баллон, я тебя убью».
«Вот увидишь…»
«Давай спорить. Если нормальное имя, ты отдашь мне одного пластмассового гномика», – предложила Ташка.
«Да я и так отдам, хоть всех…»
«Так не интересно», – вздохнула Ташка.
Мальчик подошел, встал за спинами у сидевших. Матвейка и Ташка раздвинулись.
«Садись», – сказала Ташка.
«Ага, я сяду…»
Он повозился, вытаскивая меч из-за пояса. Положил его рядом, а звякнувший щит – у себя за спиной.
«Осторожнее, не сыграй вниз», – сказал Брис.
«Ага, я не сыграю…»
«Хочешь яблоко?» – спросила Инка.
Он мигнул чуть удивленно, поглядел на нее из-за Матвейки.
«Ага, я хочу…» – подумалось всем.
«Я… да, спасибо», – полушепотом сказал мальчик.
Инка передала ему, желтое, гладкое, как солнышко, яблоко.
«Спасибо…» – тем же полушепотом сказал мальчик. Поднес было яблоко к губам, но кусать не стал, раздумал. Постукал им о коленку. Потом взял яблоко на ладонь, погладил мизинцем.
«Как тебя зовут, паровозик?» – спросил Брис.
Мальчик, нагнувшись, посмотрел направо, налево. На каждого. Опять погладил яблоко. И сказал очень серьезно:
«Меня зовут Вовка».
Все стали смотреть на Баллона.
«Ну и что? – не растерялся Баллон. – Тоже неплохо»…
– Вот теперь все, – сказал я. – Конец моей истории…
С минуту мы шагали молча. Потом Вовка заметил с одобрением:
– Ты этот конец как по книжке прочитал.
– Потому что это финал. Я его запомнил почти наизусть.
– А всю историю? Не запомнил наизусть?
– Нет, конечно!.. Да и зачем?
Вовка пнул валявшийся на асфальтовой дорожке огрызок огурца (наверно, тот был горький).
– Вань, а «Вовку» ты придумал только сейчас. Ради меня. Да?
– Еще чего! Просто совпадение! Это же самое обычное имя! – заспорил я. Кажется, излишне горячо, потому что на самом деле мальчика звали Стасик. Стас… Что поделаешь, не таким, как хотелось бы, стал мальчик-паровозик, когда вырос…
2
Улица Лесорубов изогнулась и вывела нас опять к заросшему логу. На той стороне лога торчал кривой телеграфный столб – с роликами на двух перекладинах, но без проводов. На верхней перекладине сидела растрепанная ворона. Вовка вытащил монокуляр и посмотрел на ворону. И вдруг сказал:
– В твоем рассказе есть одна неточность…
– Подумаешь! – откликнулся я слегка уязвленно. – Там не одна, а тысяча неточностей. Потому что выдумка…
– Я не про выдумку, а про Венеру. Ты сказал, что, когда глядели в секстан, Венера была на верхнем края Солнца. А сейчас, когда мы наблюдали, она была на нижнем…
– А вот здесь ваша придирка, сударь, необоснованна, – заявил я голосом Лидии. – Вы не учли одно обстоятельство.
– Какое?
– В секстане астрономическая трубка. Она дает перевернутое изображение, как в телескопе.
– А зачем?
– Не зачем, а просто такой эффект оптического прибора. В биноклях и подзорных трубах есть специальная система обращения, а в телескопах она ни к чему. Для астрономических расчетов неважно, что светило или созвездие находится в поле зрения вверх тормашками…
– Во как… – слегка растерянно сказал Вовка и почесал монокуляром затылок. Снова посмотрел на ворону, и мы пошли тропинкой по берегу лога. Вовка начал насвистывать, и я вдруг угадал в этом свисте песню про гитариста Васю Опарышева:
И в каком же бою это, барышня,
Потеряли вы руки свои?..
Мне это не понравилось, тревожно стало. Но Вовка оборвал свист и глянул на меня через монокуляр, повернутый задом наперед. Я сразу представил, каким крохотным он меня видит. И рассматривая меня таким образом, Вовка спросил:
– Вань, а никак нельзя раздобыть тот журнал, в котором ты написал свою повесть?
– Ты что! Я же сказал: бросил в кочегарку…
Вовка непонятно хихикнул:
– Я где-то слышал, что рукописи не горят…
– Эрудированный мальчик… Видел бы ты, как она горела!
Вовка снова затолкал монокуляр в карман у колена и подтянул штаны, потому что они съехали от тяжести.
– А та дискета… Ты с нее точно стер запись?
– Ну конечно же! – Я скрутил в себе непонятное раздражение. – Стер, а потом записал туда текст реферата профессора Боулинга «Аномалии гравитационного поля в сфере двойных звезд»… Кстати, абсолютно дурацкий реферат. И к тому же меня все эти темы очень скоро перестали интересовать… Надо бы давно очистить все дискеты от этой муры, да руки не доходят…
– Зря, – сказал Вовка.
– Да… Ну, как-нибудь займусь.
– Я не про очистку, – сказал Вовка и снова поддернул штаны. – Зря стер свою историю.
– Я же не нарочно… А теперь понимаю, что все правильно получилось. Перст судьбы. А то взялся бы перечитывать и опять вообразил бы себя Гайдаром или Брэдбери…
– Ну ладно… А то я подумал…
– Что? – спросил я с непонятной для самого себя подозрительностью.
– Я подумал… Только ты не злись… Подумал, что ты, когда смотрел на Венеру, загадал: пускай, мол, отыщется эта повесть…
– Боже мой, да как она отыщется?! Нету ее в природе!
– Я же просил: не злись…
– Я не злюсь, но…
– А тогда что ты загадал? – перебил Вовка. И глянул то ли с лукавинкой, то ли с беспокойством. – Можешь сказать?
– Не могу.
Я в самом деле не мог. И неловко было, и почему-то казалось, что Вовка может не одобрить меня. И сидело в душе суеверное опасение, что если расскажу про загаданное желание, оно не сбудется.
– Ну и не надо… – Вовка надул губы.
– Вов, я правда не могу… Это же нельзя. Можно сглазить.
– Подумаешь… Сам говорил, что Матвейка и Ташка не боялись признаться друг другу…