Портфель капитана Румба, стр. 24
Гвоздик на руках у тетушки Тонги дрожал и всхлипывал.
"Так вот они какие, эти нямма-лопаи!.. Мало ли, что ребята болтают ради интереса! Тетушка Тонга лучше знает… Значит, эта пасть просила угощения, только и всего? А я-то чуть в обморок не свалился от ужаса!.."
Конечно, следовало забрыкаться, вырваться и убежать, чтобы в одиночестве пережить свой стыд… Но Гвоздик лишь сильнее прижался к Тонге Меа-Маа и всхлипнул опять.
– Не плачь, мой маленький кокосик, Меа-Маа не даст мальчика в обиду…
Тетушка Тонга принесла Гвоздика в свою хижину, усадила на мягкую циновку, развела огонь в камельке и стала готовить в глиняной чашке сладкий пузырящийся напиток кучапа – из тыквенного сока и сахарного тростника. Большущая, темно-коричневая, в седых кудрях, в серьгах и ожерельях, она сидела у огонька, иногда оглядывалась на Гвоздика и улыбалась большими белыми губами. Гвоздик смущенно вздыхал и тоже улыбался.
Потом он сел рядом с тетушкой Тонгой. Смотрел, как булькает в глиняной посуде сок, и придвигался все ближе, ближе, пока не коснулся щекой могучего локтя колдуньи. Она погладила его по голове широченной мягкой ладонью.
– Сейчас, моя рыбка, будем пить вкусный кучапа…
Гвоздик вздохнул опять, просунул голову между оттопыренным локтем и толстым боком тетушки Тонги. Вывернул шею, глянул снизу вверх тетушке в лицо. Как мышонок из норы.
– Ма-а…
– Что, мой ласковый бубенчик?
А он ничего. Просто так, само собой получилось. Вроде бы кусочек имени и в то же время похоже на "мама"…
По правде говоря, приторный горячий кучапа не очень-то нравился Гвоздику. Но он послушно выпил полную скорлупу кокоса и сказал "туи-хахабо" (спасибо, то есть)… И наконец решился: рассказал, как попал на поляне в лапы сыщику Нусу.
– Оваи-ваи! – заволновалась тетушка Тонга. – Я велю воинам проверить каждую нору, каждый кустик в округе!.. Но, наверно, этот пфуги-какабура уже изо всех сил гребет от острова на своей краденой лодке. Что ему теперь делать на Нукануке?.. Жаль, что нельзя послать погоню, духи не велят отплывать от берега после захода солнца.
– Разве уже заход? – удивился Гвоздик.
И в самом деле – в щелях плетеных стен не было солнечного света. Гвоздик вдруг почувствовал, что очень устал от переживаний и у него слипаются глаза. Надо было идти в шалаш к дядюшке. Но вместо того, чтобы подняться, Гвоздик прошептал:
– Маа, можно я еще посижу у тебя немножко?
– Иди ко мне, мой пушистый паи-паи…
Тонга Меа-Маа посадила Гвоздика себе на колени, обняла и стала покачивать, басовито и негромко напевая:
Гвоздик не разбирал слов песни и не знал, что называется она "Огонек, на котором жарят неприятеля". Старинная была песня из давних, непросвещенных времен. Однако пела ее Тонга Меа-Маа ласково и, наверно, сама не думала о словах. И Гвоздик уснул под эту колыбельную.
5. Заботливый король. – Торжественные проводы. – Неожиданная задержка. – Мудрое решение тетушки Тонги. – Плот уходит в океан.
Король Нукануки – Таи-Буанга-Меа Катикали Четвертый – очень заботился о путешественниках. Он не только приказал снабдить их запасами пресной воды и всякой пищи. Не только наградил каждого, в том числе и Гвоздика, крупной жемчужиной. Он еще подарил морякам бронзовую пушку – одну из тех, что попали на остров с французского брига. Точнее, это была маленькая широкая мортира. Формой и размером она походила на русский медный прибор для кипячения воды (называется он то ли "самохвал", то ли "самопал", Гвоздик не помнил точно). Такая штука была в свое время среди дядюшкиных редкостей в таверне. К мортире король выдал три пороховых заряда: один, чтобы салютовать при отплытии, а еще пару чтобы выпалить, когда на горизонте покажется какое-нибудь судно. Уж в этом-то случае плот будет обязательно замечен…
Накануне отплытия устроили большой праздник с плясками у костров и угощением. Танцевали все: и островитяне, и моряки. Даже дядюшка Юферс прыгал, ухватив за талию хорошенькую коричневую девушку. Только Гвоздик почти не веселился. Он задумчиво сидел у огня рядом с Тонгой Меа-Маа, и она гладила его отросшие пушистые волосы…
Отправление в рейс было обставлено со всяческой торжественностью. Жители острова стояли по берегам бухты Тагао и махали пальмовыми ветками. На уплывающих надели венки из цветов. Граммофон проиграл песенку о прекрасной Марианне. Загудела акулья кожа на барабанах, в которые ловко били юные королевские барабанщики – ими командовал, конечно, Туги…
К притихшему Гвоздику подошла необычно смущенная Цыца-ига и подарила свистульку из плоской перламутровой раковины. А потом убежала, растолкав провожающих локтями.
Под гул барабанов был распущен четырехугольный парус (бывший марсель "Милого Дюка"), и плот медленно двинулся к выходу из бухты. Взлетел на мачту оранжевый флаг королевства Нуканука. С крепости грянуло салютом орудие, выбросило тугой белый дым. Охохито приложил к запалу мортиры фитиль, и та бухнула в ответ с такой упругой силой, что плот вздрогнул и все присели.
Только Гвоздик не вздрогнул. Он будто даже не слышал грохота. Стоял неподвижно и смотрел на берег. Потом…
Потом случилось то, что сломало всякую торжественность.
– Нет!! – крикнул Гвоздик и бросился с плота в воду.
Плавать научился он здесь отлично. Поэтому в несколько взмахов достиг отмели, выскочил на песок и помчался туда, где в своем парадном платье и ожерельях стояла громадная седая Тонга Меа-Маа.
Гвоздик обхватил тетушку Тонгу, как могучее дерево. Прижался к ней.
– Маа…
Она тоже обхватила его большущими ладонями.
– Маа… Не поеду, не хочу без тебя!
Конечно, был убран парус, и плот подтянули к берегу. Толпа обступила Тонгу Меа-Маа и плачущего мальчика. Коричневые сморщенные старики качали головами. Мальчишки и девчонки смотрели насупленно и понимающе. Взрослые шумно обсуждали неожиданное событие. Сквозь толпу протолкались дядюшка Юферс, шкипер Джордж и Чинче.
– Дикки… Ты что же это… Пойдем, ехать надо… А, Дикки… – Дядюшка топтался вокруг, будто у кипящего "самопала" (или "самохвала"), когда неизвестно, как его ухватить.
А Гвоздик уже рыдал в полную силу. Это были не те наполовину притворные слезы, когда его не хотели брать на Акулью Челюсть. Сейчас было настоящее горе. Нестерпимое. Гвоздик отчаянно держался за тетушку Тонгу и вскрикивал, что никуда не поедет без Маа. А она прижимала его, что-то бормотала и сердито ворчала, поглядывая на всех из-под седых бровей.
– Но, Дикки… Если ты не поедешь… тогда как же я?.. – жалобно сказал дядюшка Юферс.
– Не знаю… Оставайся тоже…
– А как же наша таверна? И коллекция… Так славно все было задумано… Неужели ты всего этого не хочешь?
– Хочу… – Рыдания опять встряхнули Гвоздика. – А без Маа не хочу!
Дядюшка Юферс осторожненько взял племянника за плечо, но Гвоздик дернулся и лягнул воздух ногой. А Тонга Меа-Маа заурчала как тигрица, у которой трогают детеныша.
Совершенно растерявшийся папаша Юферс оглянулся на шкипера Джорджа. И на Чинче. Коротышка Чинче важно сказал:
– Тут, капитан, дело нешуточное…
Шкипер Джордж сдвинул с затылка на лоб шляпу.
– Так что же, по-вашему, разве я не понимаю?.. Когда меня первый раз увозили от мамы, я рыдал почти так же. А ехать-то было всего полсотни верст, в гости к тетушке Соне…
Хорошо, когда капитан помнит свою маму.
Однако никто ничего не мог придумать. И оторвать от тетушки Тонги Гвоздика не могли. Да и не пытались. И тогда все решила сама мудрая Тонга Меа-Маа.
Она обвела всех насупленным взглядом и сообщила вот что. Раз уж так получается, она едет с мальчиком в Европу. Да! И не надо попусту вопить, бренчать погремушками и рвать на себе от горя мочальные юбки. Король уже достаточно умный и взрослый, чтобы обходиться без няньки. У всех мальчиков и девочек на острове есть свои маа, а у этого мальчика нет. Когда малыш станет большим, Тонга Меа-Маа вернется на Нукануку, время летит быстро. А посмотреть, как живут в других королевствах, ей давно хотелось. Может быть, найдет там что-то полезное и для своей страны… А кроме того, она так полюбила своего паи-паи, что если расстанется с ним, то высохнет от горя, как старая банановая кожура на солнце… Поэтому пусть братец-король выписывает иностранный паспорт!