Полосатый жираф Алик, стр. 19

Да что там собаки! Я тоже чувствовал: аппетитные вареники проскальзывают внутрь и… будто маленькие воздушные шарики. Лопнули – и нет их. Даже тоненькой оболочки не остается.

Но почему же тогда Мухтар с таким удовольствием днем лакал придуманное молоко? Может быть, просто ничего не понял по малолетству?

Ладно, завтра что-нибудь придумаем. А сейчас… Позади был такой сумасшедший день, что тело стонало от усталости. Непонятно! На астероидах мы никогда не уставали так сильно.

Звезды над головой расплывались в разноцветные пятна…

Мне приснилось, что мы с мамой купили в магазине «Электрон» телевизор со встроенным видиком. Будто везем его на хозяйственной тележке по Тополиному бульвару, а навстречу девочка из нашего судомодельного кружка.

– Здравствуйте, Юлия Даниловна! – это маме. – Рындик, привет!

Только Иван Яковлевич да она звали меня так.

– Ты, Рындик, почему не ходишь на занятия? Надо ведь достраивать «Фермопилы», а без тебя – никак…

Я отчего-то очень застеснялся, хотя в жизни такого никогда не случалось. Мы с ней были давние приятели и, бывало, дурачились и тузили друг друга, будто оба мальчишки.

– Какие занятия? Ведь каникулы!

– Здрасте, откуда ты свалился! Уже октябрь! Юлия Даниловна, скажите ему!

В самом деле, деревья оказались почти голыми, зябкий сухой ветер срывал с них последние листья. Они шуршали на асфальте. А я весь такой летний, в тонкой футболке, со свежими пятнами загара на руках-ногах… Откуда я?

– Ты простудишься! – спохватилась мама. И стала натягивать на меня через голову свой пушистый свитер (от него пахло мамиными духами). Я перестал что-то видеть, только мягкая шерсть щекотала лицо. А девочка тянула меня за наполовину надетый свитер и повторяла:

– Идем же, идем, тебя ждут…

Потом что-то стукнуло меня по затылку.

…Это рыжая собака выбралась из-под меня и я тюкнулся головой о пористый песчаник. Собака зубами тянула меня за подол голландки. Разумно так. Деликатно, однако настойчиво.

Я сразу послушался.

Был серый рассвет, башни угрюмо чернели. Собака повела меня не к башням, а в другую сторону, к траве, окружавшей площадь у крепости. Из травы навстречу нам выползла еще одна собака. Крупная, темная. Она тихо скулила.

Я приложил все усилия и сотворил из пустоты круглый корабельный фонарь.

Собака оказалась серая, со светлыми лапами, остроухая, хвост серпом. Наверно, помесь лайки и овчарки. Да не все ли равно! Главное, что она была израненная. Шерсть на спине и голове слиплась от высохшей крови. Заднюю лапу собака волокла, как перебитую.

– Эй! Скорее сюда! – закричал я на всю планету. – Вставайте! Веранда, возьми сумку!

Примчались ребята. Примчались собаки, сели вокруг, тихонько заскулили. Веранда молча распахнула сумку, достала пузырьки и моток бинта…

Последними прибежали Коптилка и Аленка. Оно и понятно: неловко со зверями на руках. У Аленки – Мухтар, у Коптилки – Алик. Веранда поливала из пузырька марлевый тампон, протирала им на голове собаки рану. Собака повизгивала и пыталась лизнуть Веранде руки.

Мухтар вдруг извернулся на руках Аленки, выскользнул, плюхнулся на живот и толстые лапы. Кинулся к собаке, ткнулся мордашкой в ее морду, облизал, заскулил.

Никто ничего не сказал.

Сразу ясно – это его мама, которая чудом выбралась из-под завала.

5.

Веранда наложила на перебитую ногу собаки лубок. Забинтовала голову. Мы отнесли собаку на травяную подстилку между двух плоских камней, которые домиком соединялись вверху. Придумали глиняную плошку, набрали в нее для собаки настоящей воды – из родника, что пробивался у одной из башен и ручейком бежал к бухте.

Потом напились сами.

И сразу опять захотелось есть.

Мухтар не отходил от матери. Аленка бродила с непонятным лицом. Конечно, она была рада, что Мухтар больше не сирота. Но было понятно, что теперь покидать родную планету он не захочет.

Значит, зря мы летели сюда через тысячу пространств?

– Может, есть еще щенки без матерей? – неуверенно спросил Минька.

– Ц-нету, – отрезал Локки. – Я спрашивал.

– Что же делать? – угрюмо спросил Голован. – Не ждать же нового несчастья.

Локки сказал, что это было бы «цвинство».

Солнце взошло и сразу стало изрядно припекать.

Мы искупались в настоящем море.

А что дальше?

Ушли в тень – в капонир с нашим боевым заслуженным орудием. Оно остыло за ночь, но все еще резко пахло порохом и обожженной медью.

Собаки за нами не пошли, мы были одни.

– Корабль-то мы поднимем и восстановим, – сказал Голован. – Придется, конечно, повозиться, это ведь не там, не в Поясе, но как-нибудь справимся… А что потом? Возвращаться на астероиды?

Я посмотрел на ребят и понял: никто не хочет возвращаться. Даже Веранда. И я не хотел. Было там беззаботно и… безнадежно. Хотя и весело порой. И красиво. Мы там всё могли. То есть почти всё. Только – зачем?..

– Можно остаться здесь. Плавать по морю и делать открытия, – неуверенно предложил Минька.

– И, может быть, найдем людей, – поддержал его Кириллка.

– Людей нет, – сумрачно сообщил Локки. – Они улетели много веков назад. Что-то случилось, и все они отправились на другие планеты. Это сказали собаки… Люди бросили здесь домашних псов, те стали вольными и сделалось их много. А других крупных об… биб… тат…

– Обитателей, – подсказал Доня.

– Ц-да. Других нету. Мелочь только.

– Ну… – еще неуверенней сказал Минька, – можно ведь и одним жить. Пока… А потом мы, может быть, тут сделаемся взрослыми. И тогда… – Он порозовел.

Все поняли, что хотел сказать простодушный Минька.

– Это были бы придуманные дети, – угрюмо отозвался Голован.

Я не был с ним согласен. Почему придуманные?.. Но… как мы тут семеро и одна Аленка? Белоснежка и семь гномов… Веранда не в счет. Потому что она хотя и спасла Алика, но кто же такую унылую швабру возьмет в жены?

– Вероятно, есть смысл после ремонта корабля продолжить путешествие. Возможно, мы откроем новые планеты, – предложил Доня. Он сидел в уголке и пытался соорудить новый аккордеон, только ничего не получалось.

Голован сердито сообщил, что новых планет мы не откроем. Надо знать координаты. У этой-то координаты были известны – обратные Планете Кусачих Собак (которая нам совершенно не нужна). А где другие? Тыкаться по всему космосу, как слепые котята?

– Можно и потыкаться, – вполголоса сказал Коптилка. – Вдруг… наткнемся на Землю?

– Никогда не наткнемся, – отрезал Голован. Безжалостно, чтобы не было напрасных надежд. – Вы забыли? «Обратной дороги нет»…

С минуту мы сидели примолкшие. Коптилка вдруг предложил:

– Пошли, искупаемся еще раз. Алик посохнет на пляже. А то он все еще набухший.

И мы пошли. Собаки проводили нас до кромки берега. Сидели и смотрели, как мы бултыхаемся в прогретой воде на отмели. Вежливо нюхали сохнувшего Алика.

Мы выбрались из воды и растянулись между собак на мелкой гальке. Рыжая опять легла со мной рядом. Мы хорошо накупались, только есть хотелось еще сильнее. До стона в желудке.

– Надо улетать, – будто прочитал мои мысли Голован. – Му скоро помрем тут с голоду, придуманная пища не годится. Здесь почти земные законы. А еды нет.

– Но ведь собаки чем-то питаются, – возразил Доня. – Не едят же они друг друга. Канибаллизм в собачьей среде не развит.

Локки объяснил:

– Они ищут яйца морских черепах. Некоторые умеют ловить рыбу. А еще охотятся на песчаных кротов и сусликов.

– Мы тоже можем искать яйца и ловить рыбу, – сказал Кириллка.

– Ох уж из нас рыболовы, – заметил Голован.

– Или ловить сусликов, – вставил Минька. Непонятно, всерьез или так, дурачась.

– Гадость, – сказала Аленка. – И жалко их.

– Сперва жалко, а с голоду кого не сожрешь, – вздохнул Коптилка. – Даже живьем…

– Пфы…