Оранжевый портрет с крапинками, стр. 9

Но когда она пришла к себе, легла не раздеваясь и начала грустно размышлять, что же с Юркой и с письмом, а Фаддейка возник в окошке, она обрадовалась. Потому что письмо, наверно, завтра придет, и сидеть одной весь вечер в тоске и печали – это уж чересчур.

Фаддейка высунул из-за подоконника голову и вопросительно кукарекнул.

Юля улыбнулась ему.

Фаддейка обрадованно взгромоздился в оконный проем и вдруг встал на подоконнике на голову, а прямыми, как трости, ногами в «языкастых» кедах лихо уперся в верхний карниз. Майка опять съехала на грудь.

– Откуда вы, сударь? – поинтересовалась Юля.

– "Сударь" опять смотрел кино вниз головой, – сообщил он, пребывая в перевернутом состоянии.

– Падай сюда, – пригласила Юля.

И Фаддейка со стуком рухнувшей поленницы свалился на пол.

ЮРКА

Деловито поплевывая на ладонь, Фаддейка потер ушибленный локоть, уселся на подоконнике, свесил ноги, покачал ими. Проницательно глянул на Юлю.

– Почему ты кисло-вареная?

Юля не стала хитрить и отпираться:

– Письмо жду, а его нет.

– От кого письмо-то?

– Все тебе надо знать… От одного знакомого.

– От того моряка, да?

– Фаддей… – вздохнула Юля. – У тебя ногти не стрижены и пальцы в цыпках. Не лезь ими в мою страдающую душу.

Но Фаддейка полез:

– Он твой жених, что ли?

Юля скорбно сказала:

– Нахал. Иди, я тебе ухи надеру.

– Пожалуйста… – Фаддейка хихикнул. – Если твоей страдающей душе будет легче от этого…

Он подошел, сел на край топчана, подставил тонкое розовое ухо с чешуйками облезающей кожи.

Юля засмеялась:

– Сперва пыль с них отряхни… Ох и дурень ты, Фаддейка.

– Я же еще и дурень!

– А кто? Я!

– А может, я?.. У всех девушек бывают женихи, и все почему-то делают из этого секрет. Смех, да и только.

Юля вдруг сказала с перепадом в голосе и настроении:

– Ох, Фаддейка, я секрета не делаю, просто это для меня самой секрет. Мы про такое с ним никогда не говорили.

Но она сказала неправду. Про такое говорили. Юрка говорил. Еще в девятом классе, весной. Он пришел к ней после футбольной свалки, которую сам деловито организовал с пятиклассниками на покрытом грязью и талым снегом пустыре. Штаны его были мятые и перемазанные, а старый школьный пиджак лопнул под мышкой.

– Зашей, – сказал Юрка.

Юля зашивала и пилила его за то, что такая верзила, а все как маленький. Он и в самом деле вел себя иногда, как первоклассник: прорезалась в нем этакая октябрятская дурашливость. Но чаще было наоборот – рассуждал Юрка обстоятельно и умудренно. Тоже сверх меры.

Сейчас, из коридора, где Юрка чистил штаны, донеслось:

– Не скрипи, не жена еще.

– Че-го? – изумилась Юля. – Что значит "еще"?

– То и значит. Вот выйдешь замуж, тогда и ворчи.

– Это за кого я выйду? За тебя, что ли?

– А за кого же? – отозвался он хладнокровно.

Юля так и не поняла: настоящая это серьезность или скрытое издевательство. Он умел, Юрочка, под наивной невозмутимостью спрятать жало.

В любом случае Юркины слова были достойны всяческого негодования, и это негодование Юля бурно излила на нечесаную голову самозваного жениха и даже бросила в него через дверь тапочкой. Юрка снисходительно увернулся и проговорил, отряхивая брюки:

– Дак я не понимаю: чего ты бесишься-то? Я думал, это дело решенное.

– Что решенное, идиот?!

– Что мы в конце концов распишемся. – Он нагнул голову под второй свистнувшей тапочкой и пожал плечами: – Ты же сама никогда не спорила, если говорили "жених и невеста".

– Кто нам говорил такое?! Когда?!

– В седьмом классе еще…

– Не было такого ни разу!

– Было. За что я, по-твоему, Андрюхе Пылину шею мылил?

– Ты? Мылил? О, господи…

– Ну, значит, ты не помнишь, – миролюбиво разъяснил Юрка. – Было такое один раз… А может, ты и не знала.

– Дурень. Это же еще детство было. Мы тогда только познакомились.

…"Познакомились" – это неточное слово. Учились вместе они с четвертого класса. Но были друг для друга – что есть, что нет. Чем он мог быть интересен девчонке, этот неразговорчивый тощий мальчишка – нестриженый, в потертых на коленях штанах, с исцарапанными и перемазанными краской запястьями, которые торчали из слишком коротких рукавов?

Впрочем, и Юля большой популярностью в классе не пользовалась. Тем более что в замшевых курточках в школу не ходила, в музыкальных записях не разбиралась, хотя отец и подарил ей на день рождения японскую «коробочку» знаменитой фирмы «Сони». Прозвище Спица в глаза Юле никто не говорил (за это можно было и плюху схлопотать), но за спиной кличка порой шелестела и не отлипала от Юли все годы.

Однажды в октябре, в седьмом классе это было, Юля дежурила в кабинете литературы. Она вытирала пыль на книжных полках и услышала разговор, который вела с несколькими девчонками первая красавица класса Настенька Прокушина. Речь шла о ее, Настином, дне рождения, обсуждался список гостей.

– Надо и Спицу позвать, – предложила Настенькина адъютантша Светка Терещенко. Юлю девчонки не видели, ее закрывал стеллаж.

Анастасия Прокушина томно сказала:

– Девочки, мне не жалко, но она танцует, как отравленный страус. Что она будет у нас делать?

– На кухне поможет, – ехидно предложил кто-то. – А не позвать все-таки неудобно.

Светка добавила:

– У нее папа сама знаешь кто. Небось раскошелится на такой подарочек, что ахнешь…

Юля, помахивая тряпкой, вышла из-за стеллажа.

– Можно просчитаться, – сообщила она обалдевшим девчонкам. – У папы служебные неприятности, его могут понизить в должности, тут уж будет не до подарочка… Так что я лучше в кино завтра схожу. Расходов всего полтинник на две серии, а смотреть на Клаудию Кардинале все-таки приятнее, чем на вас.

Анастасия обрела самообладание быстро. Ласково пропела:

– Юлечке хорошо. На любое кино "детям до шестнадцати" можно без паспорта.

– На «Мушкетеров» всех пускают, – хладнокровно отозвалась Юля. – Не всем, правда, это понятно: ни машин, ни красавцев в джинсах…

– И с кем это ты пойдешь? – ехидно поинтересовалась Светка.

– Да уж не с твоим Коленькой Каплуновым из восьмого "В".

– Он с тобой и сам не пойдет. У него каблуков таких не найдется, чтобы тебе хоть до плеча достать…

– Вот именно, – отрезала Юля и неожиданно сказала: – Шумов, пошли завтра на "Мушкетеров".

Юрка вытирал доску. Он был настолько "из других сфер", что девчонки при нем обсуждали свои дела не стесняясь.

Интересно, что Юрка не удивился. Согласился неторопливо и спокойно:

– Завтра? Ну, давай…

– Два сапога – пара, – хмыкнула Светка.

– Две оглобли – упряжка, – со вздохом уточнила Анастасия.

А юркая и ехидная Танька Бортник довела характеристику до точки:

– Два столба – виселица.

– Пять куриц – суп с потрохами, – сообщила в ответ Юля и секунду размышляла, не пустить ли в Таньку тряпкой, но решила быть выше мелочей и гордо ушла из класса.

О разговоре с Юркой Юля забыла, тем более что завтра ей полагалось идти на занятия в турсекцию Дворца пионеров. И она удивилась, когда Юрка подошел на следующей перемене и деловито спросил:

– Дак насчет кино-то как?

Ей сказать бы сразу: ерунда, мол, это я пошутила. А она с чего-то растерялась и хмуро брякнула:

– Договорились же. Давай на четыре часа.

– Давай. Только ты билеты возьми сама, заранее. А то я смогу лишь к самому началу прийти, не раньше.

Тогда Юля рассердилась. То есть не очень даже рассердилась, а удивилась такому нахальству. И оскорбленно сказала:

– Балда! Его девочка в кино приглашает, а он: купи билеты!

С Юрки ее оскорбленность – как с гуся вода. Он объяснил вразумительно:

– Девочка должна понимать, что у меня завтра дел дома вот столько, – он чиркнул ладонью по тощему длинному горлу.