Оранжевый портрет с крапинками, стр. 31

РЫЖИЙ ВЕЧЕР

Она была уверена, что телефон, как и в прошлый раз, ответит каменным молчанием. Понимала, что придется самой представить Фаддейкин голос и все его слова – и тогда станет грустно и все-таки хорошо, придет ощущение ласковой сказки…

Но в наушнике послышался легкий гул, создавший впечатление далекого и громадного пространства. Это пространство было пересыпано легким потрескиванием помех. Юля судорожно вздохнула и придавила трубку к уху. В трубке неожиданно близкий и ясный мужской голос проговорил:

– Ну, кто там еще? Вам кого?

– Мне… Фаддейку, – перепуганно сказала Юля, поражаясь тому, что происходит.

– Деева? Он же уехал! Может быть, Кротова позвать?

– Нет… Сеткина, – пробормотала Юля, изумившись собственной глупости и понимая, что надо немедленно повесить трубку.

– Это кто? – Голос зазвенел раздражением. – Костя, кто там цепляется к линии? Работать не дают!

Голос неизвестного Кости откликнулся из глухой глубины:

– Это, наверно, заречная точка… Эй, отключитесь там, автомат на проверке…

И Юля опустила трубку на рычаг. И заметила в квадрате выбитого стекла, что от будки тянется к столбу черный провод.

Она постояла еще, сама не понимая: огорчается ли, что разговор с Фаддейкой не получился, или все-таки довольна, что в трубке не оказалось мертвой тишины? Потом вдруг вспомнила давнюю детскую книжку о телефонных гномах, усмехнулась и сказала довольно громко:

– Эх ты, Фаддейка-Фаддейка…

– Чего?

Он стоял в шаге от будки.

Это было настолько непостижимо, что Юля, как и там, на выставке, не сумела удивиться. И даже не обрадовалась. Только обмякла как-то и шепотом сказала:

– Батюшки, это ты?

И тут же поняла, что не он. Какой-то мальчишка. И вид-то даже непривычный для Фаддейки: новенькая школьная форма, вязаный красно-синий колпачок…

Но огненные-то клочья, рвущиеся из-под шапки, – чьи?

Взгляд-то с насмешливой искрой – чей? И улыбка-полумесяц! Ой ма-ма-а…

– Это ты?!

Он сказал с ехидцей:

– Это мой прадедушка Беллинсгаузен. Ты что, за сутки разучилась узнавать?

Юля ухватила его за плечи.

– Господи, откуда ты свалился?

– С Марса, – хихикнул он, но тут же заулыбался радостно и хорошо: – С вокзала, конечно! Час назад!

– Да как ты успел-то?

– Очень просто. Приехал в Среднекамск, а через три часа на обратный поезд…

– Один?

– Первый раз, что ли!

– Фаддейка… Ты сбежал?

– Вот еще! Мама сама на поезд проводила… Видишь, и форма на мне, учебники я привез. Первую четверть здесь проучусь…

"Хорошо-то до чего!" – подумала Юля, чувствуя, что все это – как бы продолжение сказки с цветочным портретом. Но тут же кольнула тревога:

– Фаддейка… А как же мама отпустила тебя? Она ведь… ну…

Он вскинул потемневшие глаза и сказал с сумрачной решительностью:

– Хочешь знать как? Очень просто. Полсуток ревел без передыха. – И замолчал, говоря глазами: "Теперь презирай, если хочешь".

– Какой же ты молодчина! – сказала Юля.

Тогда Фаддейка заулыбался опять:

– Ага!

– Нет, ну ты просто… ты волшебник какой-то.

И опять он сказал:

– Ага, конечно. – И добавил деловито: – Пошли домой, чего стоять. Есть хочется.

– Ой, и мне хочется, я сегодня не обедала… Фаддейка…

– Что? – сразу насторожился он.

"Не надо спрашивать", – подумала Юля и, конечно, не удержалась:

– А ты… все-таки почему ты так очень хотел вернуться?

Ой, хорошо, что он не набычился и не ощетинился насмешливыми шипами. Усмехнулся добродушно:

– Тебе опять одна причина нужна, да? А их много.

– Ну… а какие? – сказала Юля уже посмелее.

– Во-первых, из-за тебя… Помнишь, ты обещала мне мотив той песни про коня напеть? Так и не успела. Вот теперь никуда не денешься. – Он стрельнул золотистым глазом.

– Не денусь, – кивнула Юля.

– Во-вторых…!ну,!тут еще с ребятами дела всякие. В-третьих, тете Кире одной скучно. Она ведь не по правде ворчит, что намучилась со мной…

Они шли к дому, Фаддейка глянул на Юлю сбоку быстро и нерешительно. Словно было еще какое-то «в-четвертых», но он стеснялся. Юля терпеливо молчала.

– Боялся, что конь уйдет, – тихо сказал Фаддейка.

– Конь?

– Ага… – Он смотрел теперь на Юлю без всякой усмешки, смущенно даже, но глаза уже не отводил. – Юль… Понимаешь, мне показалось, что я тебя бросил, когда уехал. А если бросил – это все равно что предал…

– Но ты же не виноват был, – с прихлынувшей благодарностью отозвалась Юля. – Ты же не сам!

– Не виноват – это если совсем ничего не можешь сделать. А я все-таки ведь мог… Вот видишь, приехал.

"Умница ты моя", – чуть не сказала Юля, но не решилась и только спросила:

– Фаддейка, а конь-то при чем?

Он поддел новым ботинком валявшийся на досках яблочный огрызок и проговорил с запинкой:

– Ну… это на Марсе обычай такой. То есть примета… Если человек кого-то предал, от него уходит любимый конь… Не веришь?

– Верю, – поспешно сказала Юля и вдруг спросила, поддавшись новому толчку радости: – Фаддейка, а мы слазим еще на колокольню?

– Само собой! – сказал он, будто ждал такого вопроса. – Когда деревья золотые, знаешь какая красота с высоты видится? Я и для этого приехал тоже…

– Да, в самом деле много причин…

– Конечно… Письмо вот одно ждал, а его все не было. А сейчас прибежал с вокзала, заглянул в ящик, а оно есть!

– Важное письмо?

– Еще бы.

Юля вздохнула. Никогда в жизни не бывает, чтобы все хорошо. И несмотря на радость от встречи с Фаддейкой, где-то позади этой радости все равно сидела в Юлиной душе колючая тревога из-за Юрки, из-за непришедших писем. Теперь тревога ожила и, словно проснувшийся игольчатый еж, выбралась из норы на свет. И Юля не сумела загнать ее назад. Грустно (и все же с капелькой наивной надежды, что сказка продолжается) Юля проговорила:

– Фаддейка… Если ты сделал одно чудо, может, сделаешь и другое?

Он не спросил какое. Сразу согласился:

– Давай, попробую.

– Сделай, чтобы от Юрки было письмо, а?

– Не-е… – тут же отозвался он. Насмешливо и даже как-то обидно. – Это я не могу.

– Эх ты…

Он объяснил с непонятной веселостью:

– Если человек – растяпа, тут никакое чудо не поможет.

– Это кто растяпа? – взвинтилась Юля. С удивлением, с обидой и – опять с какой-то капелькой надежды.

– Да уж не я, – хмыкнул Фаддейка.

– А кто?

– А кто своему милому Юрочке вбил в голову, что будет работать в Верхне-Тальской библиотеке? А точного адреса не дал…

– Какой еще адрес, если до востребования! Область известна, индекса я сама не знала, он обещал его на почте спросить. Трудно, что ли?

– Индекс какого города? – сухо осведомился Фаддейка.

– Как какого? Если Верхотальская библиотека, то ой…

– Верхотальская или Верхне-Тальская? – тем же сухим тоном переспросил Фаддейка.

– Ой…

– Может, объяснить тебе, где Верхне-Тальск? На двести кэ-мэ выше по течению. Не слыхала?

– Ой… а… Да это он сам перепутал, дурак такой! Я говорила «Верхотальская»! Ой, Фаддейка, а откуда ты это…

– Кто перепутал, разберетесь сами, – уже с прежней ехидцей хмыкнул Фаддейка. – Он тебе пять писем на этот Верхне-Тальск отослал. Два – из-за границы… И теперь будет отрывать тебе голову.

– Ой, Фаддейка. Ой, миленький, откуда ты это знаешь?

Он пожал плечами:

– Очень просто. От Ксени.

– От… от кого?

– До чего ты бестолковая. От его сестры.

– Ты что… Ты с ней знаком?

– Вот еще! Просто взял и написал письмо. Адрес-то ты мне показывала. Помнишь, на конверте?

– Ох… И что? Что ты написал? – У Юли от радости и от какого-то детского стыда горячим воздухом обдувало лицо.

– Ну, что… Очень просто. – Фаддейка опять пожал плечами и на ходу будто прочитал по листу: – "Здравствуй, Ксеня. Тебе пишет один мальчик, Фаддей Сеткин из Верхоталья. У нас в библиотеке работает на практике студентка Юля Молчанова. Она ждет писем от твоего брата Юры, а их все нет. Она очень волнуется. Напиши, пожалуйста, что известно о Юре. Если он больше ей не хочет писать, лучше уж сразу ей сказать, чем она так мучается…" Вот и все…